Трофей некроманта - "Каин" - Страница 30
- Предыдущая
- 30/56
- Следующая
— Еще раз простите, Арина Родионовна, — сокрушенно покачал головой хозяин поселка. — Мне правда неловко, что произошло это недоразумение…
— Сволочи! Сатрапы! — донеслось из ближайшего дома, а затем послышались резкие звуки, напоминающие свист.
— Розги? — удивилась Яблокова.
— Все согласно договору, — быстро кивнул Сосновцев. — Лекарь тут же залечивает раны, но не убирает страдания. Чтобы не повадно было нарушать.
— Разве это законно? — изумилась Арина и беспомощно взглянула на меня.
— Если договор составлен верно… — начал было я.
— Так и есть, — Михаил Сергеевич осенил себя священным знаком Искупителя. — Стал бы я рисковать своей свободой, делая что-то незаконное. Мы составляли бумаги с юристами. Каждый договор заверяем у нотариуса. И делаем это в столице, чтобы потом никто из гостей не заявил, что на него оказывалось давление. Все гости приезжают сюда сами, по своей воле…
— Я жаловаться буду… — приглушенно пищал невидимый страдалец.
— Это как-то бесчеловечно, — буркнула Арина и подсела ко мне ближе.
— Прошу каждого из вас дать мне честное слово, что все увиденное и сказанное тут останется между нами, — внезапно попросил Сосновцев. — Мне хватит вашего слова.
Мы пообещали, что не станем разглашать полученную информацию, и мужчина продолжил:
— Поймите, Арина Родионовна, тут нет никого, кто не согласился на исцеление самостоятельно. К примеру, тот, чью задницу вы изволили лицезреть…
Я предупреждающе кашлянул, и Сосновцев прижал пальцы ко рту.
— Извините… Я имел в виду того парня, которого пришлось скрутить. Он приехал к нам намедни с родителем. Тот определил сына к нам, чтобы излечить его от дурных привычек. Парень вынужден был согласиться провести у нас три месяца, иначе был бы лишен наследства и отчества. Это его собственное решение.
— И что же он такого сделал, что отец сдал его сюда? — поразилась Арина Родионовна.
— Именно этот юноша позволил себе ударить родную матушку за то, что она не выдала ему карманных денег.
— Вот же… — Фома с трудом сдержал скверное слово. И тут же виновато буркнул: — Простите.
— Он нехорошо вел себя в лицее, за что был отчислен. Домашние потеряли надежду на его исправление, — продолжил Сосновцев. — А еще, у нас живет парень, который готовился отравить своего брата, чтобы получить наследство… Есть мальчишка, который решил в деревеньке, принадлежащей его семье, восстановить право первой ночи помещика. И ввалился на свадьбу, чтобы потребовать себе невесту.
— Какое варварство! — скривилась Яблокова.
— Паренька едва не пришибли лопатами. Он не ожидал, что часть селян окажется бастардами, владеющими силой. Их усадьбу едва не спалили, и отец семейства пообещал жителям, что исправит нрав своего сына.
— Надеюсь, у вас это получится, — подала голос Арина Родионовна.
Михаил Сергеевич устало улыбнулся и продолжил:
— А тот, кто подал вам чашки, живет у нас уже почти год. Раньше он не мог сам себе даже шнурки завязать. Но это не самое страшное. В своем доме он начал мучить животных. Лень и вседозволенность грозили сделать из него чудовище. Душеправ осмотрел парня и посоветовал обратиться ко мне, чтобы определить его в наше благословенное место.
— Кем благословенное? — на всякий случай уточнил я.
— Синодом, — важно кивнул хозяин поселка. — Мы получили разрешение на ведение исправительной работы с отпрысками от верховного жреца. Раз в месяц к нам приезжают служители, чтобы принять у гостей исповеди. А в домике в лесу живет отшельник, который иногда читает проповеди.
— У вас в поселке читает? — словно между прочим уточнила Яблокова.
— Рядом со своей избушкой. Наши давние гости иногда ходят его наведать и помочь с хозяйством. Старик позволяет то починить ему крышу, то почистить колодец. Он живет в наших краях со времен Смуты и многих юношей направил на путь истинный.
— И какой же труд у вас предусмотрен? — спросил я.
— Исключительно ручной, — подтвердил мои подозрения Сосновцев. — В поселке натуральное хозяйство. Чуть поодаль располагается ферма, на которой живут коровы, кролики, овцы и птица. Есть огород, где гости выращивают себе овощи.
— А как вы боретесь с беглыми? — без реверансов спросил Фома.
— Никто не добегает до края леса, — не стал уходить от ответа Михаил Сергеевич. — Эти избалованные детки привыкли, что их повсюду возят личные водители. И когда они пытаются совершить побег, то бродят по тропам, которые охраняются местными работниками. Те зорко следят, чтобы гость не причинил себе вреда. Пациент побродит, походит по округе, а к вечеру начинает ныть и голосить, чтобы его нашли и спасли. Вот тут мои ребята их под белы рученьки берут и ведут обратно в поселок. Здесь беглецы получают воспитательных розг, согласно договору. Потом идут в баню, чтобы смыть с себя гнус и грязь. Затем ужинают и получают разнарядку штрафных работ на ближайшую неделю. К слову, неделя это добавляется к тому сроку, на который они сюда прибыли. Некоторые особо упрямые на пару месяцев задерживались.
— И прямо никто не смог выйти из леса? — недоверчиво протянула Яблокова.
— Ближе к выходу тропы совсем тонут в трясине, — охотно пояснил Сосновцев. — А еще мы распустили слухи, что там в топях полно призраков.
— Дайте-ка угадаю… — усмехнулся я. — Ваши работники обматываются занавесками и пугают беглецов, которые слишком близко подходят к выходу из леса?
— Мы их так и зовем — занавесочники, — кивнул Михаил Сергеевич. — Одежду эту они отобрали когда-то у каких-то заезжих балагуров. Те приехали к нам в чудных костюмах и просили разрешение разыграть спектакль про йельфоф заморских. Мечами алюминиевыми махали, морды красили и уши клеили. Ну, мои ребятки им шеи намылили и прогнали.
— А ваши работники владеют силой? — осведомился я.
— Почти все они бастарды, — подтвердил мужчина. — А иначе никак! Ведь гости сплошь талантливые. Некоторых приходится усмирять не только розгами и трудом. Мы учим избалованных детишек жизни. Показываем ценность еды, крова и доброго отношения. Некоторые останутся у нас надолго. Другим хватит нескольких месяцев. Но уверяю, мы тут никого не мучаем и не творим непотребства.
— А розги? — хитро уточнила Людмила Федоровна.
— Это условие Синода. Именно Верховный жрец настаивал на телесных наказаниях. Он предлагал ставить клеймо на лопатку, но я смог настоять на розгах, замоченных в рассоле.
— Да вы гуманист, — старательно выговорил Фома.
— Я таким не занимаюсь, — Сосновцев не понял заморского слова и потому нахмурился.
— Он имеет в виду, что вы любите людей, — пояснил я.
— Что есть, то есть, — улыбнулся мужчина и сразу показался немного старше.
Я наконец заметил, что его руки покрыты мозолями, в выгоревших на солнце волосах проступали седые пряди, а загорелое лицо было обветренным и в уголках глаз лучились морщинки, которые частенько появляются у тех, кто часто улыбается.
— Вы могли подумать, что я тут неволю молодежь и творю разные бесчинства… Но видит Искупитель, — он вновь осенил себя священным знаком, — я всего лишь даю людям шанс стать достойными сынами Империи.
— А есть те, кого бы вы не смогли исправить? — уточнил я.
— Есть… — вздохнул мужчина, и между его бровями залегла глубокая складка. — Конечно, мы делаем все, что в наших силах, но бывает и такое, что от нас уходят со злобой в сердце. Правда есть еще один институт, который исправляет всех без исключения…
— Какой же? — живо полюбопытствовала Арина Родионовна.
— Каторга! — просто ответил Сосновцев. — Она исправляет всех. Так или иначе.
Я бы поспорил с хозяином трудового лагеря. Цель каторги была вовсе не в перевоспитании, а в изоляции человека от общества на определенный срок. И я прекрасно знал, каков процент рецидива среди освободившихся каторжников. Виной тому было отсутствие социализации. Бывшие каторжники жили вне общества и часто не могли найти даже самую простую работу. Поэтому и возвращались на старую дорогу. Но спорить с Сосновцевым я не стал, и мы ненадолго замолчали. Неподалеку залаяла собака, следом за этим раздался чей-то смех, а потом кто-то затянул песню. Послышался второй голос, а за ним и третий.
- Предыдущая
- 30/56
- Следующая