Боярышня Евдокия (СИ) - Меллер Юлия Викторовна - Страница 4

Так с чего вдруг честь и хвала Франции? Только потому, что никто ничего не знает о Московском княжестве?

Филипп громко заявил иноземным монархам о достижениях Руси через посольства, приставив к ним своим людей. Князь поддержал его, как Глава государства. И стали разноситься вести по всему миру, одна другой интересней.

Выбранные Филиппом священнослужители рассказывали о мастерской Кошкина-Ноги, в которой воссоздавались древнегреческие механизмы, двигающиеся без лошадиной тяги! С гордостью поведали о поднявшемся в небо шаре, нагретом горячим воздухом! Обозначили свою позицию по отношению к желанию человека развиваться и быть ближе к Богу.

Они же рассказали о возвращенных в строй воинах, получивших искусственные руки, ноги. Через их уста доносилось до паствы, что созидающий человек угоден Богу, и если новинки помогают вернуть человека к полноценной жизни, то это добро.

Или взять те же турниры. Запретить? Пойти против княгини и народа? Вновь стать посмешищем, как при гонении на скоморохов? Филипп пошёл дальше, он придал турнирам идею развития тела и укрепления духа. За это папа римский усомнился в его здравомыслии, но Филипп лишь убедился, что всё делает правильно. Никогда ещё народ и церковь не были так едины!

Но это всё мелочи на фоне отказа церкви лезть в дела князя и того, что монастыри начали избавляться от дареных им земель. А потому что своих дел вдруг оказалось много, очень много!

И как при всём этом можно делать вид, что жизнь течёт по старине?

Но упёртых всё равно хватало, и Филипп повторил бы судьбу своего предшественника, если бы у изгнанного Феодосия не остались друзья.

Они не успели защитить его, но стали соратниками Филиппу, как и бывший владыка старец Феодосий. И чем громче кричали те, кто хотел больше власти и денег, хотел подмять княжество с князем под себя, тем крепче сплачивались те, кто ставил душевное выше телесного. А идеи боярышни Евдокии об открытии школ и лекарен под патронажем церкви показались весьма полезными.

 Дуне пришлось выбраться из брички, оставляя серебро под охраной боевых, и в сопровождении Григория последовать за посланцем старца Феодосия. Гордо вышагивающий служка повёл её к Чудову монастырю, располагающемуся на территории Кремля.

— Жди здесь, — велел он ей, а сам поспешил внутрь.

Дуня проводила его взглядом и присела на скамью, вытянув ноги. Следовавший за ней Гришаня огляделся и одобрительно поцокал языком:

— А хорошо здесь стало!

— Угу, — лениво согласилась боярышня, прервав раздумья о том, стоит ли говорить старцу, как опрометчиво, если не сказать подозрительно, вёл себя служка.

А облагороженная территория возле Чудова монастыря ей тоже нравилась.

Сто лет назад митрополита Алексия вызвали в Золотую Орду лечить ханшу от глазной болезни. От него требовали чуда, и он это чудо совершил. В благодарность хан подарил кусочек земли, принадлежавший в Кремле его послу. Алексий принял дар и заложил монастырь. Сорок лет назад здание обрушилось, но возвели новое, а в прошлом году замостили дорожки, посадили деревца в ряд и поставили скамеечки.

Этому украшательству поспособствовала лично Дуня. А уж как все кричали, говоря, что некому будет сидеть на скамьях на улице, но поставили, и люди с удовольствием присаживаются в хорошую погоду и смотрят на небо.

— О чём думаешь, девица?

Дуняша подскочила, поклонилась отцу Феодосию, с благодарностью приняла благословение. Чинов его лишили, но бывший владыка оставался монахом.

— Обо всём и ни о чём, — с улыбкой ответила она.

— Присядь, разговор у нас будет долгим.

Боярышня подождала, чтобы старец первым опустился на скамью и только потом присела на краешек.

— Труд твой по медицине считаю важным, и все записи отослал к игуменье Анастасии, чтобы в её типографии напечатали полсотни пособий.

— Мало. Надо бы тысячу.

— Эк, ты… — изумленно крякнул Феодосий.

— Я объясню, — заторопилась Дуня. — Если начинать учить послушниц и послушников медицине, то каждому потребуется этот учебник и лучше бы, чтобы он остался у будущих лекарей. В него они смогут вносить пометки, сразу же правильно разнося их по темам. Вот и посчитайте, сколько у нас монастырей, где откроются учебные группы по медицине.

— Да не так уж много, — вздохнул Феодосий.

— И всё же, — не стала спорить Дуня. — Помимо этого по два-три учебника в любом случае надо раздать остальным монастырям княжества и в приходы отослать. Вдруг там кто-то увлечётся и попробует самостоятельно учиться. А так, считайте, каждый год в группы будут набирать новеньких и всем им надо дать по пособию. За год-другой всё раздадим, а потом хорошо бы взять в печать дополненное пособие и всех учеников созвать на обмен опытом.

— Красиво и ладно ты говоришь, — вздохнул старец. — Хватило бы сил всё сделать. Я с твоими идеями ожил, но годы берут своё.

— Я всё понимаю, — сочувствующе произнесла Дуня. — Но ведь Владыко Филипп продолжит идею создания лечебниц при монастырях? Мы же говорили, что это первый шаг, а следующим будет открытие церковью лечебниц в городах.

Феодосий тяжело вздохнул и промокнул по-старчески слезящиеся глаза. Он недавно узнал, что главе московской церкви Филиппу осталось недолго жить.

Как ни удивительно, но Феодосий первым забил тревогу, что их митрополит серьёзно болен. Болен, но никому ничего не говорит.

Позвали травников, следом пригласили лекарку Катерину, а она как кошка расшипелась, узнав, что Филипп носит под одеждой вериги. То тайна великая была, а она прознала на осмотре и давай выговаривать ему. Но сердилась она больше от безысходности. Вылечить его она не в силах, а от снятия боли он отказался наотрез.

Так что дел задумано много, а Глава церкви и главный соратник всего нового медленно умирает.

Кого выберут следующим митрополитом? Нельзя, чтобы преемник похоронил начавшиеся преобразования. Но о роящихся сомнениях в церковных верхах знать Евдокии не след, а потому Феодосий строго осадил её:

— То не тебе думать. Вот приняла бы постриг, тогда…

— Не готова, — надулась Дуня и обиженно отвернулась.

Об этом уже был разговор. Её за ближайшие десять лет продвинули бы на место настоятельницы или скорее всего дед взял бы и построил монастырь, который она возглавила бы.

Доронины не стали богатеями, но многие вложились бы в строительство. Вклады землями ныне строго запрещены, а подарки… как-то мелко, другое дело строить! Так что Дуня быстро стала бы самой молодой настоятельницей, но не хотела.

Старец осуждающе покачал головой, но настаивать не стал. Они ещё при первой встрече договорились не терять время на лишние слова и говорить только по делу.

— Читал я твои записи об обустройстве церковных школ для мирян. Сделать сие невозможно.

— А надо, — Дуня повернулась к нему и посмотрела в глаза.

— Надо, — согласился Феодосий.

— Не только людям, но и церкви, — попыталась надавить на него. — Я всё расписала об уважении, правильности взглядов, способности противостоять ереси.

Феодосий раздраженно поморщился. Он всё понимал и побольше боярышни, да только как признаешься ей, что грамотные священники в основном греки и учить они будут греческому. Замкнутый круг. Проповеди на греческом, учеба опять же будет завязана на этом же языке… а кому это надо?

— Пришлым нельзя отдавать детей на учебу. Хватит уже… — неожиданно резко произнес Феодосий.

Дуня непонимающе посмотрела на него. От неё ускользнула цепь рассуждений бывшего владыки. Но она всё же осторожно предложила:

— Начать обучение с одной группы, продвинуть лучших учеников, чтобы впоследствии они сами стали учителями. И такоже дальше поступать.

— На всех приходы не откроешь.

— А зачем из всех учителей делать священников? — искренне удивилась она. — Можно же нанимать их.

— Нанимать — значит платить!

Дуня резко выдохнула и возмущенно всплеснула руками, всем своим видом показывая осуждение, но промолчала.

— Ох и остра ты на язык, — усмехнулся старец, наблюдая за изменениями боярышни, а она забавно захлопала ресничками, но быстро поняла, что над ней подтрунивают.