48 улик - Оутс Джойс Кэрол - Страница 31

– Да. Элк приходил ко мне по приглашению. На чай. Он же джентльмен. Без приглашения не пришел бы.

– И что это за имя – Элк? На животное смахивает. Неужели это его настоящее имя?

– Понятия не имею, – холодно ответила я. – Как его зовут – это его личное дело.

– Джорджина, а твой отец присутствовал на этом «чаепитии»?

– Нет, папа был занят, работал.

– Но он хоть знает об этом?

Я ответила не сразу. Дениз ступила на опасную территорию. Она знала (и я знала, что она знает): ей не следует намекать, что она может рассказать все папе. Он ей дядя, старший брат ее отца. Это было бы непростительно.

– Отец не знает – пока. Но Элк должен прийти к нам еще раз. На него произвела большое впечатление коллекция предметов искусства, которые он увидел у нас дома, и он готов заняться их реставрацией. В ближайшее время намерен встретиться с отцом, чтобы это обсудить.

– Предметы искусства? А какие у вас дома предметы искусства?

– Дениз, фамилии тебе ничего не скажут. Блэкмор, Райдер. Американские художники XIX века.

– Те старые картины, что развешаны у вас? Это и есть предметы искусства? – недоверчиво уточнила Дениз. Я прикусила губу, чтобы не нагрубить ей. – А я слышала другое: что этот мужчина проявляет интерес к тебе. Он за тобой ухаживает?

Ухаживает! Я рассмеялась, будто в жизни не слышала ничего более абсурдного.

Дениз продолжала разговор на грани оскорблений. Как будто я, ее двоюродная сестра Джорджина, уж никак не могла заинтересовать мужчину, привлечь его внимание.

Мне вспомнился давний случай. Мы тогда были еще девчонками. Однажды я бросилась на Дениз, свою кузину, и стала ее душить: так она достала меня своими издевательскими насмешками. Маргарита оттащила меня от Дениз. Но обе не на шутку испугались моей выходки.

Стоп: а это была Дениз или ее младшая сестра? Может, и младшая сестра.

– Мы с Элком – «родственные души», как он выразился. Сблизились на почве беспокойства за Маргариту, но оказалось, что у нас с ним много общего – больше, чем у него или у меня с Маргаритой.

Да, прямо так и сказала. Незримые узы. Загадочная связь.

– Джорджина, а что это вообще такое – родственные души?

– Если ты не понимаешь, объяснить это невозможно. Все, я кладу трубку.

– Джорджина, постой! Неужели ты не понимаешь, что этот Элк опасен? Говорят, его подозревают в причастности к тому, что случилось с Маргаритой, и в любой момент могут арестовать. Неужели не понимаешь, что человек, который «ухаживает» за тобой, возможно, виновен в том… в том, что произошло с Маргаритой?

Дениз тяжело дышала в трубку. Она не сказала прямо: «виновен в смерти Маргариты», но я знала, что она именно это подразумевает.

– Глупости, Дениз. Ты и твоя семья склонны впадать в истерику. Вы совсем ничего не знаете об Элке. Он мой друг, он ни за что не стал бы причинять боль мне. Если уж на то пошло, судьбой Маргариты он обеспокоен даже сильнее, чем большинство наших родственников.

Я замолчала, подчеркнуто воздержавшись от слов «чем большинство из вас».

– Господи боже мой, как ты не понимаешь?! Надо немедленно уведомить полицию! Нашу и окружную, а также полицию штата. Ты вот как раз недостаточно истерична. Следователи, опрашивавшие нас с Эндрю, велели сообщать о любых подозрительных личностях. А Элк явно подозрительная личность.

– Дениз, не смей доносить полиции! А то мне придется еще раз тебя задушить.

Я рассмеялась, давая понять, что это всего лишь шутка.

– Джорджина, это не смешно. И тогда было не смешно, и сейчас тоже. У тебя сестра пропала, уже несколько месяцев от нее ни слуху ни духу, даже неизвестно, жива ли она. А тебя это вроде как и не волнует. Ты ведешь себя неподобающе.

А вот теперь Дениз зашла слишком далеко. У меня перед глазами засверкали красные вспышки.

– Не тебе судить, волнуюсь я за Маргариту или нет! Она исчезла по собственной воле. Но никто не хочет это признать. Она бросила нас. Пренебрегла нами. Ей пожаловали награду. Она получила престижную премию в области искусства. И уехала в Рим. В Италию. Она хвасталась этим в колледже. Так что не указывай мне.

Ответ Дениз вызвал у меня раздраженный смех. Запинаясь, заикаясь, она стала неискренне извиняться, оправдываться, как обычно, вроде бы соглашаясь со мной, но потом снова насаждая свое мнение. Она всегда так себя со мной вела, если находила время вообще меня замечать.

Чопорным тоном она сообщила, что видела «непристойные» картины Элка, выставленные в библиотеке. В местной газете писали, что в администрацию библиотеки поступили жалобы, и эти картины убрали.

– Признайся, должно быть, ты и пожаловалась! – презрительно фыркнула я.

– Я… нет. Жалоб было много. Обнаженные тела во все стены… там же и дети бывают…

– Они были выставлены не в детском крыле. А изображение обнаженной фигуры – это не «непристойность».

– Джорджина, на тебя это не похоже. Ты говоришь так, словно… словно тебя подменили.

– Все, Дениз, пока. Спокойной ночи. Огромное тебе спасибо за заботу, – сквозь зубы процедила я, стараясь говорить спокойно, невозмутимо.

Но меня била дрожь, я чуть не выронила трубку, кладя ее на рычаг.

Как же мне хочется перегрызть тебе горло. Сил нет как хочется.

У двери стояла Лина. Она с тревогой смотрела на меня. Должно быть, я все же повысила голос. Не хотела грохать трубкой, но, видимо, все-таки грохнула.

Вечером за ужином отец заметил, что я ем без аппетита. И сижу какая-то притихшая. Я пыталась есть, честно пыталась, но была рассеянна и взволнованна. Нестерпимо хотелось рассказать отцу о том, о чем я никак не могла ему рассказать.

Кавалер. Ухаживание. Родственная душа.

Ожидание.

Шли недели. Элк не звонил и больше к нам не приходил.

В том месте на моей руке, которого коснулись его губы, казалось, образовалось родимое пятно. Кожа горела, как от ожога.

Ключи к разгадке исчезновения…

И снова в первых числах декабря позвонила Дениз. И снова голосом, дрожащим от негодования, воскликнула:

– Джорджина! Ты видела?

Проклятье. Мною владело одно желание: поскорее повесить трубку, пока моя кузина не выплеснула на меня очередной ушат грязи.

Но на этот раз, казалось, Дениз позвонила с другой целью. Она не пыталась меня уязвить. В ее голосе слышалось сочувствие, даже жалость.

К этому времени миновало уже полтора месяца. Элк не звонил и не приходил. На почте я по десять раз на дню бросала взгляд на дверь, впускавшую очередного посетителя. Надеялась увидеть Элка. Но он так и не объявлялся.

Ни записок, ни милых открыточек. Смутно мне припомнилось, как однажды Элк оставил на крыльце нашего дома букет душистых белых цветов, а я ужасно разозлилась… Если б не Лина, выбросила бы тот букет в мусорное ведро.

Теперь я готова была отдать что угодно за несколько невзрачных цветочков от Элка. За один звонок от Элка.

Джорджина? Можно на днях зайти к вам в гости?

Дениз взволнованно, возбужденно верещала о каком-то скандальном разоблачении с участием… Элка. Кажется, так его зовут? А я слушала ее и чувствовала, как к горлу подступает желчь и во рту появляется мерзкая горечь.

Она спросила, видела ли я – что? – статью в «Итака джорнал».

– На первой полосе, Джорджина! Вот, читаю тебе заголовок: «Новая работа художника из Авроры ”Ключи к разгадке исчезновения…”».

Дениз тараторила так быстро, что захлебывалась словами от возмущения. Я едва понимала, что она говорит, но догадывалась, что новости недобрые.

– Этот Элк, этот ужасный тип, которого ты приглашала в свой дом, выставил свои новые картины в одной из галерей Итаки. «Портреты обнаженной» женщины, похожей на Маргариту! Представляешь?! «Джорнал» напечатал обзор выставки, но фотографий с нее не поместил, потому что, цитирую: «”Джорнал” – семейная газета». Или вот еще: «…бесстыдные, шокирующе откровенные портреты обнаженной натуры – женщины, которой, по-видимому, засунули в рот кляп, потом связали, замучили и наконец убили…». Омерзительно! За это, пожалуй, можно подать на него в суд. Даже автор статьи отмечает, что «Элк, известный своими картинами сомнительного содержания, попрал всякие законы нравственности, эксплуатируя в корыстных целях образ своей коллеги по колледжу Авроры, пропавшей без вести в апреле…» Джорджина, ты должна оградить от этого отца! Он будет в ярости. Мы все возмущены до предела. Подумать только! Как можно было так гнусно, подло ославить Маргариту, тем более что она пропала без вести! Этот Элк, конечно, отрицает, что на его полотнах изображена она. В интервью лживо заявляет, будто «прекрасная блондинка-жертва» на картинах – это абсолютно вымышленный образ, «эксперименты с формой», «чисто фигуративное искусство».