48 улик - Оутс Джойс Кэрол - Страница 7

12 апреля утром официально признали, что местонахождение моей сестры неизвестно целые сутки, и на ее поиски были отправлены специально сформированные отряды. Сотрудники полиции, пожарные-волонтеры округа Кайюга, школьники-старшеклассники, которых отпустили с занятий для участия в поисковой операции, крепкие молодые спортсменки из колледжа Авроры, местные граждане – все искали М. Позже к ним присоединились студенты Корнеллского университета, расположенного в Итаке. Услышав в новостях о пропавшей женщине и награде в $50 000, которые ее родные готовы заплатить тем, кто ее найдет, они сели в машины и через час пути вдоль озера были в Авроре.

Папа хотел предложить награду в $100 000, но следователи его отговорили. Они опасались, что столь крупная сумма привлечет слишком много внимания, и это не лучшим образом отразится на результатах поиска.

В полиции уже не умолкал телефон. Все кому не лень сообщали о том, что «видели кого-то», замечали «подозрительных личностей» там, где их быть не должно. Звонки поступали на радио и телевидение, и что ни день – все больше и больше.

Каждая «ниточка» будет отслеживаться, заверили нас полицейские. Очередная ложь, одно из бесконечного множества лживых утверждений, которыми нас будут потчевать еще лет десять, да и потом тоже.

Мы с Линой определили, что ни один из чемоданов М. из шкафа не пропал. И вся ее одежда на первый взгляд тоже была на месте. (Впрочем, Лина соглашалась со всем, что я говорила с присущей мне категоричностью: она не имела привычки возражать.)

У М. были наручные часы «Лонжин» – серебряные, с браслетом и дымчато-темным циферблатом, на котором маленькие цифры мог разглядеть только тот, чье запястье они украшали. Сестра редко выходила куда-нибудь без этой изящной ювелирной вещицы, тоже купленной в Нью-Йорке, и в утро ее исчезновения эти часы наверняка были на ней. Обычно М. не надевала кольца, если собиралась работать в мастерской, но мне кажется, что в то утро я видела на ее руке аметистовое кольцо, некогда принадлежавшее нашей бабушке… (Позже это кольцо я обнаружу на дне ящика своего туалетного столика, хотя понятия не имею, как оно туда попало!)

Мы с Линой обе считали, что М. ушла из дома не с одной из своих дорогих кожаных сумок, которые остались в ее комнате, а с повседневной – из пеньки, на длинном ремешке. В этой сумке лежали ее кошелек («Прада») и другие личные вещи.

К полудню 12 апреля выяснилось, что за прошедшие сутки по ее кредитной карте никаких операций не проводилось. Не снимала она деньги и со своего сберегательного счета в банке Кайюги.

Больше по счетам М. вообще не будет наблюдаться никакого движения. Оставалось только гадать, хорошая это новость, плохая или никакая.

Да! Я собиралась отправиться на поиски сестры в составе одного из отрядов – девушек-спортсменок колледжа Авроры.

Только той ночью я плохо спала, утром в голове пульсировала тупая боль, а ноги были как свинцом налитые, так что я с трудом спустилась на нижний этаж. Завтракать аппетита не было, чем я очень расстроила Лину. Она знала: если я не позавтракаю, у меня будет кружиться голова. Ей пришлось поддерживать меня, пока я, тяжело отдуваясь и чертыхаясь, пыталась запихнуть ноги (в шерстяных носках) в (резиновые) боты. Но к тому времени, когда я добралась до колледжа Авроры, поисковый отряд уже ушел (без меня), и не стоило рассчитывать, что я сумею их догнать.

Обидно до слез! Девушки-спортсменки, объединенные общим делом, прочесывают поля в поисках моей сестры, а меня среди них нет…

Другие поисковые отряды меня не интересовали, как и вся наша родня – кузины и кузены, племянники и племянницы. Они топтали поля в надежде увидеть себя в вечерних теленовостях.

В городе все стены и столбы были обклеены объявлениями о пропаже моей сестры. Конечно, меня грызло беспокойство, но еще больше – раздражение. Окружающие таращились на меня, задавали дурацкие вопросы.

Вы ее сестра? Когда видели ее в последний раз? Какой она вам показалась?

На досках объявлений возле публичной библиотеки, Дворца культуры, почтового отделения фото Маргариты Фулмер висело рядом с фотографиями преступников, разыскиваемых ФБР. Смех, да и только!

Как-то непривычно было всюду в Авроре видеть лицо М., под которым крупными буквами было напечатано: МАРГАРИТА ФУЛМЕР. ПРОПАЛА БЕЗ ВЕСТИ.

Казалось, это жестоко, что М. на фотографии улыбается. Выглядит счастливой, уверенной в себе. Не догадывается, что ее ждет.

Это ли не веская причина, чтобы не улыбаться, когда тебя фотографируют, да?

У М. на левой щеке сразу же под глазом имелся маленький лоснящийся шрамик в форме стрелы, но на фотографии он заметен не был. Сколько я ни вглядывалась в ее фото на объявлении, даже подносила его к свету, чтобы было лучше видно, шрам я так и не различила.

Богатая наследница.

Первые заголовки в (местной) прессе – «Пропала без вести жительница Авроры» – на следующий день были изменены на «Пропала без вести богатая наследница из Авроры» и благодаря стараниям «Ассошиэйтед пресс» распространились по всему штату Нью-Йорк, а 17 апреля 1991 года засветились и в авторитетной «Нью-Йорк таймс».

И с той минуты, как мою сестру в СМИ назвали «пропавшей без вести богатой наследницей», она никогда больше не будет просто «пропавшей без вести женщиной». Мало будет сказано и о ее профессиональной деятельности скульптора, разве что, может быть, в традициях поверхностной журналистики упомянут, что однажды ей присудили стипендию Гуггенхайма.

В сущности, о работах М. – она творила «абстракцию», «нерепрезентативное» искусство – особо и не найдут что сказать. Это вам не элегантные композиции Кандинского, Бранкузи, Мура[6] или произведения более популярных феминисток Марисоль[7], Буржуа[8], Кало[9]. Ее творения – это не понятные, пусть и гротескные образы, в которых журналисты могли бы усмотреть связь с несчастной судьбой пропавшей без вести женщины-скульптора.

Чертовски обидно! Это оскорбление.

Моя сестра была творцом, художником, а ее низвели до статуса богатой наследницы. Хотя М. меньше всего думала о том, что она богатая наследница. Для нее в жизни самым главным было ее творчество.

Но это напомнило мне – тычок под ребра, – что я тоже наследница.

В один прекрасный день мне отойдет папино поместье. И этот дом, и это владение. Если только Маргарита не вернется. Тогда папино наследство мы поделим поровну.

М. – художник.

У многих, естественно, возникает вопрос: значит, ключи к разгадке таятся в ее скульптурах?

Будто бы ключ к пониманию того, что произошло, где находится М., можно найти, глядя на ее работы – с полдесятка незаконченных скульптур в ее мастерской в колледже.

Как профессиональный художник М. выставляла свои творения под скромным именем «М. Фулмер», по которому не определить, кто автор – мужчина или женщина. Скульптуры М. были исполнены в так называемом стиле абстракционизма. Ярко-белые, серо-белые, голубовато-белые, кислотно-белые. Большинство было создано из природного камня. Куски горных пород она обтесывала, моделировала, шлифовала, полировала вручную, на что у нее уходили сотни часов усердного труда. Однако меня работы сестры ставили в тупик, раздражали.

Я не была поклонницей искусства М. Не восхищалась ее творчеством. И вовсе не из-за того, что творчество М. увлекло ее из Авроры в другой мир с центром в Нью-Йорке, принесло ей награды, гранты («престижной» стипендии Гуггенхайма обычно таких молодых, как М., не удостаивают). Просто искусство М. было чинным, жеманным, безликим. Слишком совершенным.