Боярышня Дуняша 2 (СИ) - Меллер Юлия Викторовна - Страница 57

— Хм, и к чему это?

— Быть может, кто-то корабли строит?

— Тогда покупали бы… — Волк осёкся и восхищенно присвистнул: — Головастая ты! Это ж надо, как всё интересно получается, а всего-то надо…

— Вот и иди, собери сведения и сделай выводы, о которых напишешь. Покажи всем, что ты умеешь видеть не только то, что лежит перед носом, но и дальше.

— А ты?

— Сегодня дома побуду, разговоры послушаю.

Дуня посмотрела, как боярич засобирался на торг. Отца ему уже не догнать, но не маленький, прогуляется, посмотрит на людей, поразмыслит. Сама же боярышня вернулась в дом и даже занялась рукоделием, показывая всем, что умеет всё делать не хуже других. Женщины положительно оценили её мастерство и посетовали, что она не любит этим заниматься. Дуня же сказала, что больше всего любит рисовать, и к её удовольствию в доме нашлись краски.

— Мы когда печь белили, то решили её расписать цветами.

— Я видела, красиво, — искренне похвалила Дуняша.

— Бери и рисуй, — протянула банки с краской одна из родственниц. — Мы много купили, потому что так дешевле было. Но у нас всего три цвета.

— Мне хватит, но бумаги ведь нет?

Женщины огорченно подтвердили, что бумаги в доме нет. Точнее, она есть, но только у бабушки и мужчин.

Дуня задумалась. Вырученные за яблоки деньги она отдала матери. Та кое-что передала Соломонии, чтобы родственникам не было тяжело кормить столько лишнего народу. А ещё необходимо было что-то прикупить для себя, чтобы хоть немного чувствовать себя увереннее в глазах Пучинковых. И… тут Дуня понимала, что много чего ещё надо, а деньги быстро растратятся. А ей прямо хоть выходи на площадь и рисуй портреты за малую денежку. Жаль, что это не боярское дело. Но краски Дуня прибрала и поблагодарила за подарок.

Незаметно прошёл день и закончился он приглашением к Пучинковым. Харитон Алексеевич хотел поблагодарить Дорониных за спасение сына и… ничего больше на словах передано не было. Женщины многозначительно переглянулись, Милослава поджала губы, а Маша продолжала витать в облаках.

Дуня же вспомнила кое-что и побежала спросить у ключницы кусочек мыла. Получив его, она внимательно рассмотрела его, принюхалась. Особого запаха у мыла не было, а вот буковка «Б» была.

— Дорогое, — с гордостью сказала ключница. — Из княжества литовского привезли. Раньше оттуда только чёрное возили, а у нас его тоже варят.

— Да? Не знала, что у вас варят. В Москве со всяким мылом плохо. Только жидкое есть.

— Ну, такого, — женщина показала на белое мыло, — у нас никогда не было, а чёрное варят из золы и жира. Только дрянное оно.

Дуня вспомнила Бокеева Василия Семёныча, которому она передала рецепт варки хорошего мыла. И кажется, у него получилось наладить дело! Теперь он с большей уверенностью сможет призвать к себе своих людей, лучше обустроиться на чужбине и в итоге заняться тем, что ему любо. Нищета больше ему не грозит. Жаль, что на Русь Бокееву не вернуться, поскольку грех на нём тяжкий, но и озлобленным скитальцем ему уже не быть! И кто знает, может в следующей жизни он вернётся в родные края…

Дуня отложила кусочек мыла. Была у неё мысль сварить тут мыло и потихоньку продавать, но пусть Бокеев остаётся пока эксклюзивным поставщиком мыла.

Умилившись своему великодушию, боярышня вновь задумалась, как поддержать семью, и мысли в который раз закрутились вокруг бумаги. У неё было стойкое убеждение, что разгадка качественных листов не должна быть сложной. Дуня мысленно застряла на отбеливании сырья при помощи хлорки, но теперь она знает, что если использовать отбеленный солнцем лен или коноплю в качестве сырья, то цвет будет вполне достойным. Однако оставалась проблема в рыхлости. Всё, что делали монахини или сама Дуня было больше похоже на промокашку. Но ромейцы как-то же решили эту проблему! Исследовать бы их бумагу под микроскопом, но его нет. Или попробовать на вкус? Хм, а вдруг они сырьё в дерьме вымачивают, а она его жевать будет!

Поблагодарив ключницу, Дуня побрела перекусить вкусненького, чтобы подкормить мозг. Нужны были мелкие, но полезные идеи, но визит к Пучинковым взволновал и мешал разбежаться мыслям в правильном направлении.

— Придется пережить поход в гости, а потом уже… — проворчала Дуня и вернулась на женскую половину. Там взялись готовить Машин наряд на завтра и бурно обсуждали, красить ли боярышне лицо или нет. Милослава напряженно посмотрела на вернувшуюся Дуню и поспешно отказалась.

— И то верно, мала она ещё, — согласились женщины.

Они ещё что-то говорили, но Дуняшу поймала неспокойная кроха, потребовала сказку — и как-то незаметно они обе сомлели за рассказом, проспали до утра.

Глава 26

Посниковы собирали Дорониных в гости всей семьей. Официально Пучинковы хотели выразить свою благодарность за помощь в трудную минуту в Москве, а неофициальной повесткой дня оставалось сватовство.

Все нарядились как новогодние елки, а Посниковы продолжали сетовать, что на одежде мало вышивки и украшений. Милослава пыталась объяснить, что опасалась брать в дорогу все ценности, но откуда-то все знали, что брать было нечего.

— Харитон Алексеевич не поверхностный человек, чтобы оценивать людей только по одежке, — устав от бесконечных пересудов, которые ни к чему не приводили, высказалась Дуня.

Соломония хмыкнула, а женщины разом ответили ей, что так-то оно так, но одежка важна.

— Но меру в украшениях надо соблюдать, а то за блестящей ерундой человека не видно. И думайте что хотите, но я еле держу на себе всю эту тяжесть! — возмутилась Дуня, потряхивая роскошными рукавами-крыльями нарядной шубы.

Маленькая подружка Дуни прыснула от смеха и её поддержали остальные. Уж больно забавным им показалось выступление младшей дочери Милославы. Накануне они решили, что девочка не по годам взрослая, но сейчас убедились, что Дуняшка ещё совсем несмышлёныш, раз говорит такие глупости. Лик человека может обмануть и ввести в заблуждение, а вот наличие драгоценностей четко указывает на достаток и умение его добыть.

Но наконец-то сборы были закончены и Милослава повела дочерей к возку. Уселись, закутались в шкуры. Дуня уже озверела. Ей было жарко ещё в доме, но в возке натопили жарче, чем в бане, а ради престижа накидали огромное количество шкур и в них можно было легко утонуть. И только глядя на маму, щедро набелившую лицо, ей становилось понятно, что Милославе хуже, чем ей. Так и хотелось сказать: «А я сколько раз говорила, не используй эту гадость!»

Вываливались из возка чуть живые. Ехать было недалеко, но народу на улицах города было много и продвигались осторожно. Никаких гонок, щёлканья кнутом кучера, звона колокольчиков не было. Тащились медленнее пешехода и все ради того, чтобы похвастать возком с печью, ну и поддержать боярский престиж.

Встречали хорошо, по-княжески. Хозяин с хозяйкой спустились с крыльца, выказывая особое уважение, угостили медовым варом, расцеловали. Застолье приготовили щедрое и во время пира чествовали Дорониных от души. Помимо мужского стола, во главе которого сидел хозяин дома, и женского, возглавляемого восседающей Пестинеей, был поставлен детский стол в соседней горнице, куда проводили Дуню с Ванюшей. Машу мама держала при себе и посадила рядом.

Ванюшка впервые был на таком пире и обиделся, когда отец отправил его с сестрой к другим детям, и сидел надувшись. Он был уверен, что уже взрослый. Дуняше тоже хотелось посмотреть на пиршество, но видя напряжённую обстановку за детским столом, взялась создавать праздничную атмосферу.

Приглядывавшие за ними мамки таращились, поджимали губы, да непонимающе переглядывались между собою, когда Дуня начала смешить и вовлекать мелюзгу в разговор. И вроде бы негоже деткам так шумно вести себя за столом, но малыши так интересно разговорились, что мамкам дивно было их послушать.

Отвлечься Дуня смогла, только когда женщины начали уводить детей в туалет. Она отодвинула от себя серебряное блюдо и осмотрелась. В горнице, где она сидела, не было дверей, и через широкую арку был виден переход и часть пиршественного зала. Оттуда доносился шум и треньканье гуслей.