Желудь (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 30

Глава 6

166, октября, 2

Тихо потрескивал костер.

Нодья в два бревна.

Время от времени фыркая и шипя от капелек жира. Над огнем на достаточном удалении висели ряды тонких ломтиков рыбы. И сохли до тех пор, пока не превратятся в совершенно каменные сухарики.

Заготовка припасов на зиму шла своим чередом.

Без соли.

Так-то она имелась, но не в таком количестве, чтобы тратить ее на всякие соленья. Вон — грибы тоже приходилось сушить. И прочие дары леса.

Очень для этого не хватало классической русской печи, но Неждан лишь вздыхал, представляя объем работ, который нужно провести для ее изготовления. А главное, непонятно было где ее ставить? В полуземлянке, в которой она займет больше половину площади? Или где? Так что он только воздыхал о печи, пользуясь кострами.

С ними, впрочем, получилось смешно и странно.

Он назвал его по привычке — нодьей. Отчего Вернидуб немало удивился. Сообщив, что похожим словом их дальние соседи называют любой костер. И у них он ничего подобного не встречал. Так что пришлось на ходу «рожать» новый термин и называть этот, весьма специфический тип костров «ночником». Ну а что? Горит долго, не требуя участия человека? Горит. А что еще нужно для ночных костров на биваке?

Но Вернидуб запомнил.

Его почему-то зацепило это слово. Так что пришлось Неждану оправдываться в более широком плане, дабы подтвердить его версию и успокоить. Показав ему несколько иных необычных костров, ссылаясь на то, что в голове они у него все так назывались. И конструкцию «ленивой» «финской свечи»[1], и дакотский костер[2], дающий максимальный маскирующий эффект, и костер с «отражателем[3]» и так далее. Выдав на-гора массу всяких конструкций и тупо перегрузив собеседника.

И тот отстал.

Вообще, въедливость и внимательность Вернидуба становилась порой очень душной и проблемной. Он порой тянул информацию из парня клещами, хватаясь за любую оговорку.

А сколько новых слов он у него «подцепил»!

О!

Иногда Неждану казалось, что словарный запас этого ведуна увеличился едва ли не вдвое…

Сейчас он сидел чуть в стороне и мездрил кожу.

Рыбью кожу.

С недавних пор парень решил попробовать и ее снимать. Во всяком случае с крупных экземпляров.

Чешую, кстати, не выбрасывали, а промывали с золой, чтобы обезжирить. А потом, просушив, складировали в корчагах как заготовку для клея. Не самого хорошего, но все же. Да и плавательные пузыри собирали.

В общем — дело шло.

Обрастая не только навыками, но и оснасткой с инструментами. Те же рамки для пялец пришлось изготовить хитрые с зажимами на растяжках. Разных размеров. Иначе приходилось долго морочиться. Или нож для снятия рыбьей кожи из кости делать. Такой — обмылком по форме, чтобы не порвать и не прорезать ее. Тонкая же. Как и терку для отделения чешуи…

Промысел мало по малу укреплялся и расширялся. Живности, которую удавалось брать в лесу на ловушки, это тоже касалось. Хотя ее поступало куда меньше.

А еще были птицы.

Много птиц.

На удивление. Видимо, практика охоты на них была совсем не распространенной. Вот Неждан и пытался развернуться вширь на этом поприще. Делая ставку на… бумеранг.

Да-да.

Обычный бумеранг.

Нормальный такой охотничий бумеранг. То есть, несколько искривленную охотничью палку с профилем самолетного крыла. Такие не возвращались, зато позволяли метнуть их далеко и сильно. Сохраняя энергию даже лучше, чем пули пращи или дротики атлатля.

В группы из нескольких птиц таким было «пулять» милое дело.

Не всегда удавалось попасть.

Навык сказывался.

Сильно.

Очень сильно.

Но все равно, за каждый выход на охоту удавалось снимать стабильно одну-две птички. Или больше.

Собственно, про эту метательную штуку Неждан вспомнил, когда Вернидуб кинул какую-то кривулю в птиц, попытавшихся налететь на сушившееся мясо. Сразу в голове всплыли некогда виденные материалы о том, что в каменном веке бумеранг был распространен очень широко — на всех материках. И в той же Северной Америке вполне дожил до колонизации ее европейцами, которые еще видели, как местные индейцы охотились с его помощью.

По мелким животным Неждан тоже его кидал.

Их.

Потому что таскал с собой несколько максимально одинаковых бумерангов в колчане их бересты…

— Крикнул кто-то, — встрепенулся Неждан.

— У косого дуба, — уточнил Вернидуб, который уже крутил головой, пытаясь уловить направление звука.

Пару секунд промедлили.

Переглянулись.

И бросились к воинскому снаряжению своему. Копью да разгрузке с дротиками и пулями для доведенного атлатля.

Неждан же и бумеранги схватил. Подцепил колчан с ними словно спортивную сумку на лямках. Рассудив, что таким, если по человеку засветить — мало не покажется. Хотя и не убьет…

Встали, укрывшись за плетеной стенкой навеса. И стали ждать, поглядывая в щели на просвет.

Минута.

Пять минут.

Десять.

Ничего.

— Может, показалось? — прошептал Вернидуб.

— Сразу и тебе, и мне?

Седой хмыкнул, принимая довод.

Еще подождали.

И опять ничего.

— Ушли, наверное.

— Мое чутье прямо зудит, — возразил Неждан. — Как будто кто-то за нами наблюдает. С опушки.

— А точнее?

— Видишь вон ту большую березу?

— Которая изгибается крепко стволом?

— Да. Справа от нее кусты. Листья на них еще не облетели. И мне кажется, что за нами наблюдают оттуда.

— И как это проверить?

— Ну…

Неждан осторожно положил копье.

Взял бумеранг.

И, отойдя чуть от плетеной стены, запустил эту метательную палку. Он уже приловчился за время выходов на охоту кидать ее по-разному. И прямо, и по дуге. Вот и запустил ее так, чтобы от кустов его было не видно.

Несколько секунд полета.

И крики!

— Хороша твоя чуйка, — усмехнулся Вернидуб.

— Надо бы еще один запустить.

— Не надо. Я голос узнал. — сказал он и вышел из укрытия с улыбкой на лице. Начав при этом вполне приветливо махать руками.

Несколько секунд спустя из-за кустов появилось четверо.

— Кто это?

— Вон тот, что лоб трет — это Красный лист. Ведун вашего рода. Ты, видно, ему и попал по самой любопытной части тела. С ним рядом — мой племянник. Дальше — брат. Ну и Серая векша — ведун из Быстрых медведей.

— Это где такие живут?

— Да по Великой реке между вами и нами.

— А как они тут оказались?

— Сейчас и узнаем. Мыслю — меня проведать пришли…

Где-то через минуту гости подошли.

— Доброго вам денька, — жизнерадостно произнес Вернидуб. — Не ушиблись?

— А что сие было? — спросил Серая векша, показывая бумеранг.

— О! Это великая вещь! — начал нагонять пыли в глаза седой…

Так, слово за слово, прошли к костру и сели кушать. Заодно болтая. В основном ни о чем. Хотя гости, не стесняясь, глазели по сторонам и кое-что спрашивали.

— А вы чего пришли? — наконец, спросил Вернидуб.

— Борята сказал, что ты спасся. Да еще и ученика взял. Вот мы и решили проведать вас. — ответил Серая векша. — Я с ними у Красного листа гостил.

— Ну как же, как же, — хохотнул Вернидуб. — Яблоки поспели[4]. И уже бражка с них должна была дозреть.

— Вечно ты все высмеиваешь, — фыркнул брат, но беззлобно.

— Травами мы обменивались, — вполне серьезно произнес Красный лист. — Сам же о том отменно ведаешь. Каждую осень. И те, кто до нас был, также поступали.

— И бражки не было?

— Почему не было?

— Ну, будет вам! — усмехнулся брат. — Ты как сбежал? Борята сказал, что ранен был.