Последний барьер - Дрипе Андрей Янович - Страница 31

• Предыдущая
• 31/69
• Следующая

из заграничного журнала. Красный рот растянут в вызывающей улыбке, между унизанных перстнями пальцев дымит сигарета, взлохмаченные голубые волосы. Но откуда у ребят эти картинки? Киршкалн, не задумываясь, сдирает Зументов "сеанс".

Остаются кровать и тумбочка председателя совета отделения Калейса. Ничего запрещенного у него нет.

Тумбочку Калейса украшает не девица, а наш знаменитый тяжелоатлет Власов и в самом уголке фотоснимок какой-то бегуньи. Для Киршкална спорт темный лес. Он знает только знаменитостей. Из-за ребят иногда приходится кое-что почитать или посмотреть хоккейный матч по телевидению, но в целом воспитатель смотрит с опасливым недоумением на всех, кто, толкаясь и сшибая друг друга, гоняет мяч или резиновую шайбу.

Вдвоем с контролером они отодвигают в сторону кровать Калейса так же, как и все остальные, и проверяют половицы - не поднимаются ли? Вдруг Киршкалн замечает: плинтус слегка отстает от стены. Он прижимает его носком сапога - рейка качается. За плинтусом в стене под койкой Кал"йса выскребли углубление, в нем баночка из-под гуталина, в которой лежат сложенные купюры - всего семьдесят рублей.

Это уже довольно крупный капитал. Деньги Киршкалн забирает, а коробочку смазывает специальной несмываемой краской и кладет на прежнее место.

Дальнейшие поиски "финансов" оказываются безуспешными, если не считать рубля, найденного в матраце у Трудыня.

Больше никому из воспитателей денег обнаружить не удалось. Зато в отделении, где Цукер, под подоконником найден самодельный кинжал и плоскогубцы, а при обыске школы в старом рояле наткнулись на тайный склад продовольствия: копченая колбаса, консервы, несколько бапок сгущенки.

Все изъятое сложено на столе в кабинете начальника. У кучи запретного добра стоит Озолниек.

- О чем говорит эта барахолка? Да о том, дорогие товарищи, что в нашей работе весьма не хватает оперативности. Очевидно, носить погоны и расписываться ла.

зарплату в ведомости еще весьма недостаточно. Мелочи отбросим, но деньги в отделении Киршкална, нож в эти продукты в рояле - дело как-никак серьезное.

К тому же я, наверное, не ошибусь, предположив, что тайники раскрыты далеко не все. И что делают ваши командиры, ваши советы? Под койкой самого председателя находится целый банк. Где же логика?

- Логика очень крепкая - там надежней всего, - возражает Киршкалн.

- Но послушай! Куда годится командир, который не знает, что происходит у него под койкой?

В дверь стучат. Входит контролер, извиняется и просит разрешения осмотреть стул начальника.

- Зачем?..

Контролер подходит ближе.

- Воспитанник Бамбан только что признался следователю колонии, что спрятал тут деньги.

- В моем стуле?!

- Да, на прошлой неделе после ужина он мыл кабинет и, говорит, засунул под оторванную дерматиновую обивку десять рублей. Разрешите проверить, товарищ начальник?

- В этом стуле, говорите?.. - Озолниек подходит к стулу и берется за спинку.

- В этом самом, - подтверждает контролер, нашбается и просовывает через небольшую дырочку палец в сиденье; пошарив там с очень серьезным выражением лица, радостно восклицает: - Есть! - и протягивает к самому носу начальника сложенную десятку.

Озолниек слышит, как позади кто-то сдержанно хихикает. Он выжидает, пока закроется дверь за контролером.

- Ну, что вы на это скажете! - восклицает начальник колонии и потирает нос.

Воспитатели хранят вежливое молчание, один Киршкалн не может удержаться:

- Я не скажу ничего. Так будет лучше.

- Озолниек вскидывает взгляд нa Киршкална. Они Давно и хорошо знают друг друга. Начальник знает, что Киршкалн - один из лучших воспитателей, я Киршкалн, в свою очередь, относится с искренним уважением к начальнику. "А на этот раз ты сел в галошу", - смеется прищуренный глаз воспитателя. Однако это добродушный смех, без ехидства, а Озолниек из тех, кто понимает юмор. Он слегка кривит худощавое лицо, достает сигарету, какое-то время борется с собой, но не выдерживает и взрывается громовым хохотом.

- Ах вы, черти эдакие! После собрания поглядите лучше в своих стульях!

После этой информации совещание, начатое на довольно высокой ноте вступительного слова, входит в обычное деловое русло. Основной вопрос: кто зачинщик сбора денег, один из "опасных" или их несколько и с какой целью копят деньги?

Многие считают, что Бамбап, Цукер и еще чья-то холуйская, еще не выловленная душонка действуют по заданию Зумента и Струги. Упоминают и пару других фамилий. То, что деньги обнаружены в отделении Киршкална, дает серьезное основание подозревать Зумента.

- А может, и сам Калейс замешан? - высказывает кто-то предположение.

- Ни в коем случае! - вскакивает со стула Киршкалн. - Если я кому доверяю в своем отделении, так это Калейсу. Все мы знаем: в нашей работе верить нельзя никому, и, возмояшо, эта горькая истина - порождение еще более горького опыта, но я так не могу.

Ведь Калейсу через две недели идти на педагогический совет для досрочного освобождения.

- Вот именно! Дома деньжата пригодятся.

- И ради нескольких десятков рублей он станет рисковать свободой! Но не в этом суть. Калейс не может быть замешан в таких делах, я его знаю.

- Надо вымотать правду из Бамбана и Цукера.

Неужели так ничего и не говорят?

- К сожалению, пока ничего. Во всяком случае, ничего такого, чем можно было бы припутать кого-нибудь еще, - говорит Озолниек. - Они оба стреляные воробьи.

Причин для накапливания денег здесь обычно бывает три: покупка тайно приносимой в колонию водки, подготовка к побегу и - незадолго до окончания срока - охота прикопить, чтобы кутнуть на воле. Последний повод на этот раз кажется маловероятным - у всех, на кого пало подозрение, кроме Цукера, конец срока еще и не виден. Найденные плоскогубцы, нож и про~ довольственные запасы наводят на мысль о готовящемся побеге, конечно, при условии, если все это прятали те же самые воспитанники, что копили деньги.

Но возможен и другой вариант. Озолниек звонит следователю и после короткого разговора кладет трубку.

До сих пор нет доказательств того, что Зумент и Струга в сговоре. Бамбан с Цукером не выдают своих боссов.

Остается только продолжать следствие, вести наблюдение и ждать, какие результаты даст баночка из-под гуталина, положенная в тайник.

Когда все разошлись, Киршкалн подходит к Озолниеку.

- Ума не приложу, как мне быть с этим Зументом?

Не могу к нему подступиться, хоть тресни. На первых собеседованиях он был даже откровенней.

- Потому что почувствовал себя слишком уверенно.

Когда противника не принимают всерьез, то разговаривают с ним более или менее свободно. На мой взгляд, Зумента красивыми словами и благородными примерами не переубедишь, он нуждается в более мощных воздействиях.

- Первый удар он уже получил. И весьма болезненный. - Киршкалн вспоминает, как этот поверженный атаман валялся на койке, с головой закутавшись в одеяло. - И скоро получит следующий. Если мозги набекрень, то пусть на своей шкуре прочувствует, что его поведение, его проступки никуда не годятся. Такие люди способны к переоценке своих представлений о жизни, только оказавшись в безвыходном тупике. Теперь он действует исподтишка. И снова будет провал.

Наша задача сделать так, чтобы его везде ожидал крах, куда бы он ни ткнулся. Но это связано с некоторым риском. - Последнюю фразу Киршкалн произносит задумчиво. - А что делать? Ничего иного не остается.

- Риск в нашем деле будет всегда, - говорит Озолниек.

* * *

Бамбан потеет не меньше, чем на суде. Поначалу он все отрицает, и перед следователем стоит беленький и чистенький ангелок на краю облачка. "Нет, я ничего не знаю ни о каких деньгах. Неужели, - рука Бамбана поднамеется к тому месту, где стучит его черное сердце, - вы дул!аете, что я могу тянуть с кого-то деньги?

• Предыдущая
• 31/69
• Следующая