Ради острых ощущений - Френсис Дик - Страница 3
- Предыдущая
- 3/58
- Следующая
Я почувствовал приступ ярости оттого, что он так основательно покопался в моих семейных делах. Однако, с тех пор как однажды резкий ответ стоил мне продажи лошади, которая через неделю после этого сломала ногу, я научился не давать воли языку в любых обстоятельствах.
– Мне тоже пришлось дать образование двум дочерям и сыну, – сказал он, – поэтому я представляю, во сколько это вам обходится. Моя старшая дочь сейчас в университете, а близнецы только что закончили школу.
Я снова промолчал, и он продолжал:
– Вы родились в Англии, но ребенком были привезены в Австралию. Ваш отец, Говард Роук, был адвокатом – хорошим адвокатом. Ваши родители погибли в морской катастрофе, когда вам было восемнадцать лет. С того времени вы добывали себе, своим сестрам и брату средства к существованию выращиванием и продажей лошадей. Насколько я понял, вы намеревались стать юристом, но вместо этого вам пришлось на оставшиеся от отца деньги основать дело здесь, в вашем бывшем загородном доме. Дело процветает, лошадей, которых вы продаете, считают прекрасно выезженными и обученными. Вы хороший хозяин, и вас уважают.
Он с улыбкой взглянул на меня. Я стоял неподвижно, чувствуя, что это еще не все.
– Директор школы в Джилонге говорит, что у вас прекрасные способности, которые пропадают зря. Управляющий вашего банка утверждает, что вы очень мало тратите на себя. Ваш доктор сообщил мне, что вы ни разу за девять лет не были в отпуске, если не считать месяца, проведенного в больнице из-за перелома ноги. А пастор сказал, что вы никогда не бываете в церкви и он этого не одобряет.
Он медленно сделал глоток. У меня сложилось впечатление, что многие двери открыты для решительно настроенных графов.
– И наконец, – произнес он с усмешкой, – владелец бара «Голден Платипус» в Перлуме говорит, что доверил бы вам свою сестру, несмотря на вашу опасную для женщин наружность.
– И какие же выводы вы из всего этого сделали? – поинтересовался я, более или менее овладев собой.
– Что вы скучный, трудолюбивый зануда, – ответил он приятным голосом.
Я вдруг расслабился, засмеялся и сел.
– Так оно и есть, – согласился я.
– С другой стороны, все говорят, что если уж вы взялись, то всегда доводите начатое дело до конца. К тому же вам не привыкать к тяжелому физическому труду, а о лошадях вы знаете столько, что могли бы делать работу конюха, стоя на голове с закрытыми глазами.
– Ваш план нереален, – сказал я со вздохом. – Он не сработает ни со мной, ни с Артуром Симмонсом, вообще ни с кем – он просто неосуществим. Ведь в Великобритании сотни конюшен для скаковых лошадей! Можно жить в них месяцами и ничего не услышать, а мошенники тем временем будут вовсю орудовать в других местах.
Он покачал головой.
– Я с вами не согласен. Нечестных конюхов удивительно мало, гораздо меньше, чем может показаться. Если известно, что конюха можно купить, это привлекает к нему разного рода мошенников, как сообщение о неохраняемых золотых копях. Все, что требуется от нашего человека, – это намекнуть, что он готов принять известные предложения. И он их, без сомнения, получит.
– Но будут ли это именно те предложения, которые вас интересуют? Я в этом не уверен.
– По-моему, вероятность достаточно велика, чтобы рискнуть. Честно говоря, дело обстоит так, что я готов воспользоваться любым шансом. Все остальное мы уже пробовали, причем безрезультатно. И это несмотря на то, что мы самым подробным образом опросили всех, кто имел отношение к заинтересовавшим нас лошадям. Полиция ничем не может помочь – раз мы не обнаружили допинг, им просто не с чего начать. К частным детективам мы тоже обращались, они ничего не нашли. Поскольку мы ничего не добились, нам нечего терять. Я готов поставить двадцать тысяч фунтов на то, что вы добьетесь большего. Попробуете?
– Не знаю, – сказал я, проклиная свою слабость. Я должен был ответить: «Конечно, нет».
Он ухватился за мои слова и, наклонившись вперед, заговорил быстро и с горячей убедительностью:
– Я хочу, чтобы вы поняли, как меня и моих коллег беспокоят эти случаи с допингом, который невозможно обнаружить. У меня есть несколько скаковых лошадей, в основном для скачек с препятствиями… Уже несколько поколений моей семьи были большими поклонниками этого вида спорта… поэтому его чистота значит для нас больше, чем можно выразить словами… и вот уже во второй раз за три года над ним нависла серьезная угроза. Во время последней большой волны допинга в газетах и на телевидении появилась масса издевательских шуток, этого нельзя допустить снова. Пока что нам удавалось замять скандал, поскольку случаи были достаточно редки – первый произошел больше года назад, – а если кто-то интересуется, мы сообщаем, что анализ дал отрицательные результаты. Но мы просто обязаны найти этот загадочный допинг, пока его не стали широко использовать. Иначе он превратится в самую большую угрозу для скачек за всю историю их существования. Если появятся десятки сомнительных победителей, вера публики будет подорвана, а стипль-чезу будет нанесен такой удар, от которого он нескоро оправится, если оправится вообще. Речь идет о большем, чем просто приятное времяпрепровождение. Скачки – это бизнес, в котором заняты тысячи людей… среди которых, между прочим, много владельцев ферм – таких, как вы. Утрата поддержки публики поставила бы всех в тяжелейшее положение. Вы, вероятно, думаете, что я предложил вам очень большие деньги за то, чтобы поехать в Англию и попытаться помочь нам, но я достаточно богат и, поверьте, для меня судьба скачек стоит гораздо больше. Мои лошади выиграли почти такую сумму в прошлом сезоне, и я с радостью потрачу ее, если это даст мне возможность справиться с опасностью.
– Сегодня вы гораздо более красноречивы, чем вчера, – медленно произнес я.
Он откинулся на спинку кресла.
– Вчера мне не надо было убеждать вас. Но чувствовал я то же самое.
– Но в Англии наверняка есть человек, который может раскопать нужную вам информацию, – возразил я. – Есть люди, знающие все ходы и выходы. Я-то совсем ничего не знаю, мне было девять лет, когда я уехал из вашей страны. От меня не будет никакого толку, это невозможно.
Уже лучше, похвалил я себя, гораздо тверже.
Он перевел взгляд на свой стакан и проговорил как бы нехотя:
– Дело в том… что мы обращались за помощью к одному человеку в Англии… К одному журналисту, пишущему о скачках. Человек с отличным чутьем, к тому же надежный – лучше не придумать. К сожалению, он проработал несколько недель безрезультатно, а потом погиб в автомобильной катастрофе, бедняга.
– Почему бы не обратиться к кому-нибудь еще? – настаивал я.
– Он погиб в июле, когда в стипль-чезе был летний перерыв. В августе начался новый сезон, и только тогда нам пришла в голову эта идея насчет конюха, но мы сразу же столкнулись с трудностями.
– Найдите какого-нибудь сына фермера, – предложил я. – Деревенский выговор, знание лошадей… все, что нужно.
Он покачал головой.
– Англия слишком мала. Пошлите фермерского сына вывести лошадь на демонстрационный круг на скачках, и скоро все будут знать, чем он занимается. Слишком много людей сразу же узнают его и начнут расспрашивать.
– Тогда сына работника с фермы с высоким коэффициентом умственного развития.
– Нам что, экзамен провести? – сказал он мрачно.
После небольшой паузы он оторвал взгляд от стакана. Выражение его лица было торжественным, почти суровым.
– Ну так что? – спросил он.
Я намеревался твердо сказать «нет». Но у меня снова получилось «я не знаю».
– Как мне вас убедить?
– Никак, – сказал я. – Я подумаю и завтра дам вам знать.
– Хорошо.
Он встал, отклонил мое предложение пообедать и ушел так же, как и пришел – распространяя вокруг себя, подобно теплу, поле сильной личности. Когда, проводив его, я вернулся, дом показался мне пустым.
Полная луна сияла в черном небе, а в просвете между холмами за моей спиной гора Косцюшко подставляла свету свою плоскую снежную вершину. Я сидел на каменистом уступе горы и смотрел на свой дом сверху.
- Предыдущая
- 3/58
- Следующая
