Очерки по истории русской церковной смуты - Краснов-Левитин Анатолий Эммануилович - Страница 74

(Известия, 1923, 18 июля).

Таким образом, как видно из этого документа, о. Белков пришел к крайнему нигилизму — к разрушению церкви. Однако и это не привлекло к нему людей. Чего-чего только не делал о. Белков, чтобы расширить деятельность своего Союза: добился передачи его в ведение Спасо-Преображенского собора (на Литейном), объявил себя осенью 1923 г. епископом, какие-то случайные архиереи совершали хиротонию, сблизился с Антонином, под конец даже признал патриарха Тихона — ничто не помогало: массы к нему не шли. Один, с небольшой кучкой своих сторонниц (интеллигентных женщин), служил он в холодном и пустом соборе. Наконец в 1925 году распалась и эта община.

В течение нескольких лет затем проживал о. Евгений Белков в Петрограде, на квартире у одной из своих сторонниц. Древний русский недуг — запой — поразил его под влиянием неудач. Оборванный, опустившийся, бродил он по Петрограду, изредка заходил в церковь (большею частью в Вознесенский собор). Здесь молился он жарко и мучительно. «Душа моя скорбит смертельно», — вырывались у него иной раз слова… Так прошло несколько лет.

Однажды в 11 часов вечера по Марсову полю шел очень известный уже тогда в православной церкви человек — Преосвященный Алексий[32], епископ Хутынско-Новгородский. Вдруг он услышал за собой чьи-то быстрые шаги. Обернувшись, он увидел — стоит перед ним, пошатываясь, пьяный, оборванный человек. «Вы, я знаю, епископ Алексий, а я — епископ Евгений. Дайте мне денег». Действительно, это был Евгений Белков.

И вот, стоят они друг против друга — сдержанный, изящный, внутренне собранный князь церкви — и расхристанный, оборванный литератор и церковный бунтарь. Епископ Алексий вынул кошелек и протянул 3 рубля (это было в 1928 году). Евгений Белков исчез во тьме… Через год он умер.

Так погиб этот талантливый русский человек с чутким сердцем. Мы проследили все сколько-нибудь заметные обновленческие течения, существовавшие в 1923 году. Все эти течения, рассыпанные и анархические, разрывали обновленчество, и без того слабое, на части. Необходимо было соединить обновленцев воедино. Для этого нужно было созвать Собор. О непосредственной подготовке к Собору и о самом Соборе пойдет речь в следующей главе. Слово «Собор» было на устах у всех с мая 1923 года.

Когда обновленческим лидерам указывали на незаконность ВЦУ, они отвечали магическим словом «Собор».

Когда жаловались на отсутствие подлинных реформ и церковную неразбериху, в ответ раздавалось то же слово — «Собор».

Когда говорили о назревшей необходимости разрешить социальные проблемы христианства — в ответ снова и снова раздавалось слово «Собор».

И великая вещь слово: у всех становилось как-то спокойнее на душе, и все чего-то ожидали от Собора, как будто что-то могло измениться от того, что «красные» батюшки соберутся в Москве и будут произносить здесь те же речи, которые они ежедневно произносят с церковных кафедр по всем городам и весям земли Русской.

Первоначально Собор был назначен на август 1922 года. Однако вскоре эта дата была забыта. Решено было произвести сначала «чистку» епископата.

«Собор, состоящий из епископов старого поставления — это новый Карловац», — писал в «Рабочей правде» Мих. Горев (Горе-реформаторы. — Рабочая правда, 1922, 1 августа).

Епископские хиротонии, посыпавшиеся с августа 1922 г. как из рога изобилия, должны были подготовить «кадры» будущего Собора.

С сентября 1922 г. требования Собора становятся все более настоятельными. Для всех ясно, что только Собор может спаять распадающийся фундамент обновленческой церкви.

25 декабря 1922 года в Троицком подворье Всероссийский съезд ВЦУ и членов Московского епархиального управления принял следующие решения:

«а) созвать Собор на Фоминой неделе в 1923 году;

б) просить ВЦУ в ближайшее время создать и опубликовать избирательный закон;

в) считать допустимым немедленное проведение по постановлениям ВЦУ некоторых церковных реформ». (Известия, 1923, 5 января, № 3, с. 1). Вскоре появился следующий официальный документ:

«Постановление ВЦУ о выборах на Собор. Поместный Собор 1923 года имеет основной своей задачей преображение Православной Российской Церкви соответственно новым условиям жизни России. Поместному Собору 1923 года предстоит освободить РПЦ (так сокращенно стала называться в эти дни в официальных документах Российская православная Церковь. — Авт.), соответствие новым условиям жизни России, от материальной и идейной зависимости от мирового капитала и его представителей и служить нравственному пробуждению русского общества. Собор имеет целью провести коренную реформу Верховного Управления».

Выборы в приходах были назначены на 25 марта 1923 г. — в первую неделю Великого поста. Каждый приход избирал по несколько представителей на благочинническом собрании. Благочиннические собрания избирали, в свою очередь, представителей на епархиальное собрание, и только здесь избирались, наконец, делегаты на Собор в количестве пяти от каждой епархии. Делегация от каждой епархии состояла из местного архиерея, двух клириков и двух мирян. Такая многоступенчатая система выборов обеспечивала возможность разнообразных трюков, которые могли быть использованы против нежелательных для ВЦУ элементов.

С февраля начинаются всевозможные предвыборные собрания. Эти собрания представляют собой характерное зрелище — в них, как в зеркале, отражается тогдашняя церковная жизнь.

Вот, например, перед нами интересная и довольно объективная зарисовка, сделанная корреспондентом «Известий»: «Небольшой зал Троицкого подворья… Предсоборное собрание, созванное по инициативе руководителей «Живой Церкви», с внешней, бытовой и исторической стороны — зрелище довольно любопытное, так и просится на полотно. Какие типы! Древние старцы, со спутанными, с желтизной и зеленью, седыми космами, с иконными испитыми лицами. Тучные, краснолицые, шумно веселые отцы, многие с академическими значками и наперсными крестами. В громадных валяных сапогах, в сермяжных мужицких полушубках, к которым пристала солома — священники из епархий. Прохаживаются коротко подстриженные священники в крахмальных воротничках. Некоторые из них в штатском платье. Новое духовенство — возрожденцы и живоцерковники. Здороваясь, отцы по-родственному лобызаются, но исподтишка внимательно и недоверчиво поглядывают друг на друга. Под внешним смирением и простодушием чувствуется среди духовенства большая смута и церковный раскол. Реакционное духовенство. Автокефалисты перешептываются, ядовито посмеиваясь в бороды, перемывают косточки новому епархиальному начальству и священникам-новаторам. Впрочем, это не мешает им протискиваться вперед и с заискивающими лицемерными улыбочками, вместе с другими, пожимать руку «уважаемому» и «дорогому» о. Красницкому. Большое впечатление производит на рядовое духовенство появление некоторых престарелых и пользующихся большим авторитетом протоиереев. Уже одно то, что они пришли на это собрание и проявляют интерес к Собору — большая уступка современности. Своего рода церковный переворот.

Кто пришел пораньше — расселся по диванам и креслам. Остальным приходится выстоять все собрание на ногах. За столом председателя, рядом с о. Красницким и о. Соловьевым, секретарем ЦК «Живой Церкви», какой-то штатский, бритый, корректный, в коротком заграничном пальто.

Он вызывает всеобщий интерес и всевозможные догадки: агент ГПУ, авторитетно утверждает кто-то из толпы духовенства.

— А в книжечку-то он что же записывает? — наивно интересуется провинциальный попик.

— Вешний сон, чтобы не забыть, отче, — язвительно шутит кто-то. Штатский оказывается американским протопресвитером. Злословящие о нем священники смущены: своя своих не познаша.

— Отцы и братие, — провозглашает о́. Красницкий. — Днесь благодать Святого Духа нас собра…

Все идет, как полагается на духовном собрании, чинно и благополучно. Но после молитвы о. Красницкий, надо отдать ему справедливость, с большим революционным темпераментом произносит «зажигательную» речь, ярко политическую. Он говорит о тяжелом для православной церкви периоде империи, когда она была подчинена дворянскому и военному классу, о Святейшем Синоде — учреждении, направленном к эксплуатации религиозных чувств, о монастырях — рассадниках темноты, и властолюбивых архиереях, о церковном регламенте, введенном вооруженной силой при Петре I, оплотом которого были созданные для духовенства тюрьмы — Суздальская крепость, Флорищева пустынь, Соловецкий монастырь и др., в которых томились и умерли тысячи лиц духовного звания: Чернышевский (?), Добролюбов, Щапов и другие.