Кодекс Крови. Книга ХIII (СИ) - Борзых М. - Страница 36

— Менталы и ментаторы подтверждают, что ты имел виды на императорский трон.

— Дядь, давай будем честны друг с другом, — смотрел, не моргая, в глаза племянник, — нет ни одного представителя рода Кречета мужского пола, кто хоть раз не помечтал о вероятности стать императором. Я ничем не лучше и не хуже других. Да, мечтал, да, раздумывал, при какой ситуации это могло бы произойти. Так за мысли у нас вроде бы не казнят. Иначе у нас вся империя в трупах была бы. И за что я должен чувствовать себя виноватым? Я хочу к невесте, готовиться к свадьбе.

— А что скажешь по поводу отцовского дневника? Была армия на изнанке Виноградовых?

— А я откуда знаю? — удивился Иван Григорьевич. — Весь этот дневник похож на мнимую исповедь. Мне вообще кажется, что к концу жизни папаша придумал эту сказочку, чтобы хоть как-то оправдаться за то, что практически пустил нас по миру. А так удобно. Вроде бы и есть наследство на закрытой изнанке разорённого рода, а не проверить!

Так всё складно получалось у племянника, что он вроде бы и виноват, но не в измене, а в применении запрещённой алхимии. Проклятый Комарин подставил его по всем фронтам, подведя под измену. Всё бы ничего, но у императора проскальзывали такие же мысли. Уж больно технично провернул операцию граф с сестрой. Но из всего этого расклада выбивался Андрей. Уж кому-кому, а ему не имело смысла устранять Великого Князя. Да и сын до последнего верил в кузена. Ещё и оракул.

Петру Алексеевичу пришла на ум одна идея, которую он тут же захотел проверить.

— Ваня, поклянись, что не замышлял убийства моей семьи и захват трона!

Император встал со своего места напротив племянника.

— Клянусь Кречетом, что не замышлял ничего подобного! — отчеканил Великий Князь, глядя в глаза Петр Алексеевичу. Над плечом узника полыхнул силуэт Кречета, признавая клятву. А если принимать во внимание, что камень не артефакте проверки правдивости за весь разговор ни разу не потемнел, то Иван Григорьевич был просто кристально честен.

А императору вдруг вспомнился старый разговор с тем же Комариным, который сказал: «Все привыкли, что клятва тотемом абсолютна. Но это не так. С некоторыми богами вполне можно договориться, чтобы они прикрыли глаза на полуправду. А с кровью нет».

Император несколько секунд смотрел в глаза племяннику и, наконец, произнёс:

— Кровью клянись, слово в слово повторив мою формулировку.

Племянник дрогнул, едва заметно, но этого Петру Алексеевичу было достаточно. Страх он узнал бы из тысяч эмоций. Слишком часто видел у казнённых.

«Комарин был прав… с богом всегда можно договориться, если это в его интересах», — разъедающая душу мысль билась в мозгу, требуя подтверждения подозрениям. Император повысил голос:

— Клянись!

— Кречет-заступник, спаси и сохрани от гнева, — упал на колени племянник, начав читать молитву, — поклоняюсь тебе и во имя твоё живу и действую!

Дослушивать Пётр Алексеевич не стал, выпуская дар на свободу, но бубнёж Великого Князя продолжался, а наказание не приходило.

«Ах так? Кречет дал и Кречет взял, когда выгодно? Ну так я не он. Свою семью второй раз в обиду не дам. Рук замарать не боюсь», — зло подумал император и выдернул шёлковый шнур из манжеты рубашки. Заступив за спину племяннику, император обернул шнур вокруг шеи узника несколько раз и потянул за концы, упираясь коленом между лопаток.

Тот захрипел и задёргался, пытаясь ослабить удавку, всё ещё продолжая судорожно молиться. Отдельные слова доносились сквозь сип. В момент, когда племянник обмяк, в камере появился сияющий мужской силуэт.

— Как смеешь ты противиться моей воле? — громом по ушам ударил злой возглас. — Он был мне ещё нужен!

В душе императора подняла голову глубинная ярость. Этот предатель покушался на его семью и него самого, а бог-покровитель благоволил ему? Не императору, который обеспечивает ему столетиями приток благодати, а какому-то уроду, готовому пойти на убийство родной крови?

Чуть подумав, Пётр Алексеевич свернул шею уже мёртвому телу. Для надёжности. А после поднял свой взгляд на покровителя.

— Моя семья служила тебе верой и правдой тысячелетиями, а ты готов был убить нас руками этого?..

— Он пробился на изнанку Виноградовых и нашёл то, что мне нужно!

— Да нет там никакой армии! — вспылили император. — Там Виноград всё уничтожил ещё две сотни лет назад и запечатал изнанку, отвернувшись от рода за ваши эксперименты.

— А это уже не твоё дело! Ты свой шанс упустил, постоянно переча мне! А этот, — бог кивнул на тело у своих ног, — он, как и его отец, беспрекословно подчинялись мне. Ты забыл, что такое повиновение и почтение! И будешь наказан за это!

По ушам императора снова ударил гром, и фигура покровителя исчезла. Лишь после этого Дмитрий Фёдорович Медведев смог пробиться в камеру с парой артефактных мечей наперевес.

— Петр Алексеевич, вы как⁈ — он ощупывал своего правителя, профессиональным взглядом фиксируя тело Великого Князя на полу.

— Херово, Дима, херово, — выдавил из себя император, — я разгневал собственного покровителя и пока не понимаю, каким будет наказание.

Осознав, что императору ничего не угрожает, Дмитрий Фёдорович сделал то, что считал правильным в этой ситуации, принялся успокаивать:

— Усилим охрану принцев и принцесс, отправим в убежище. Двойники поработают…

— От бога это не спасёт, — покачал головой Пётр Алексеевич. — Будем надеяться, что наказание понесу только я.

— А с этим… какие будут распоряжения? — Медведев осторожно размотал шёлковый шнур с шеи Великого Князя.

— Этого… — он указал на тело племянника, — через несколько дней объявим геройски погибшим в какой-то пограничной стычке с тварями изнанки. Императорский род должен оставаться безгрешным в умах подданных, даже если это далеко от истины.

Комаро вместе с Виноградом обсуждали сложившуюся ситуацию вокруг Эсфеса. Тайпан уже успел с ними переговорить и выяснить их статус в отношении неизвестного бога, заверив в своей нейтральности. Комаро успокаивал Винограда, осторожно намекая, что им самим Эсфес ничем не грозит.

— Конечно, не грозит. Кому мы нужны со своими скудными родами, — шелестел листьями куст Винограда.

— Не скажи, вон, мой род же вы в Италии вырезали, ты и Чёрный Единорог, — не забыл припомнить другу обиду Комаро.

— Ты мне до самого возвышения теперь будешь об этом напоминать⁈ — дежурно возмутился Виноград. — Да в спячку я впал тогда. Отдыхал. Вообще ни сном, ни духом об этом.

— Знаю я эту твою спячку! Хуже кошака на Валериану повёлся, — покачал головой друг. — У него, понимаешь ли, любовь была, а у меня самый перспективный род уничтожили!

— Я вас уничтожу! — с диким клекотом пронеслась над ними тень огромной птицы. — Вы — ничтожества! Я лишу вас всего! Я сделаю вас смертными!

«Ничего себе у Кречета все ментальные тормоза слетели», — с удивлением подумал Комаро.

— А ты ничего не попутал? — спокойно отреагировал Виноград. — И это в преддверии появления чужого бога? Сам свою коалицию разваливаешь?

— Чужаки — это одно! Но ты… — огромный птичий коготь приземлившейся птицы уткнулся в грудь дендроида, вдруг ставшего с ним одного размера. — Как ты посмел уничтожить результаты работы моего рода?

— А ты думал, я буду молча смотреть, как ты на изнанке моего рода устроил свои проклятые эксперименты? — Виноград сразу понял, о чём речь, ведь Кирана поделилась успехом разработанной ими операции.

— Это не твоя забота! — ярился Кречет, пытаясь когтями выдрать лозы из груди дендроида.

— Ошибаешься! — из денроида выстрелило сразу несколько лоз, сплетая вокруг Кречета гибкую клетку и подбираясь к лапам и крыльям. — Это мой род! И только я решаю его судьбу. Не втягивай меня и моих людей в свои грязные дела!

— Ты ответишь за это! — проклекотал Кречет и вспышкой сжёг свою клетку, вырываясь в небо.

— Это мы ещё посмотрим, — почти хором ответили Комаро и Виноград, провожая взглядами покровителя императорской семьи.