Грешный (СИ) - Тимофеев Владимир - Страница 25

Сами ворота, как я и предполагал, были закрыты — ночь на дворе, нечего всяким там туда-сюда шастать. Но так как я себя таковым не считал, такая проблема передо мной не стояла. Я просто скинул невидимость и подошёл к караулке в обличье жрицы Адила.

— Старший королевский экзекутор Адила. Открыть калитку! Немедленно! — команда, отданная её голосом, подействовала на стражников предсказуемо.

Двое бросились исполнять указание. Один, видимо, самый подозрительный, на секунду замешкался.

— Непонятен приказ, гвардеец? — зло прошипел я, припомнив, как это делала экзекуторша.

— Но, госпожа… Я имею распоряжение сотника проверять подорожные ночью у всех, кто желает выйти из города.

— Идиот, — проворчал я, сделав замах рукой, как будто хотел кого-то ударить.

Тихо подкравшийся кототигр, увидев условный сигнал, врезал стражнику лапой. От удара по лбу тот рухнул, словно подкошенный.

— Продолжайте, — кивнул я двоим оставшимся.

Малыша они не заметили, а вот рассерженную нерасторопностью их товарища жрицу оценили по полной. Желания оказаться следующими у них не возникло. Засов на калитке заскрежетал, прочная створка начала отворяться. Когда она распахнулась настежь, я небрежно прищёлкнул пальцами:

— Всем отойти на десять шагов. Отвернуться. Калитку закроете через тридцать ударов сердца. Время пошло.

Воротные стражи дисциплинированно отошли на десять шагов и столь же дисциплинированно повернулись «к лесу задом».

«Давай!» — скомандовал я Малышу.

Священный зверь совершенно бесшумно юркнул в раскрытый проход.

Я присоединился к нему через пару секунд и тут же, ничтоже сумняшеся, припустил прочь от города, подхватив полы балахона, чтоб не мешали. Остановился лишь на опушке густого леса, что чернел в полутысяче метров от стен.

Кототигр меня там уже ждал, усевшись между деревьями и вылизывая себя подобно простому коту.

«Мог бы и подвезти», — буркнул я с укоризной.

«Ты-н-не-пр-р-рсил», — оскалился зверь. На его морде, как мне показалась, мелькнула усмешка…

До южных копей мы добирались три с половиной дня. Могли бы быстрее, если б Малыш хоть немного походил бы на лошадь, а ещё если я седло для его спины какое-нибудь соорудил бы. Ведь котики, они лишь на ошупь мягкие и пушистые. На деле же, особенно те, которые покрупнее, на ездовых животных ничуть не похожи. Где сядешь, там, как говорится, и слезешь.

Я забирался на Малыша раз десять-пятнадцать за сутки. А потом мы неслись по лесу, как оглашенные, продираясь сквозь заросли, подныривая под свисающие почти до земли тяжёлые ветви, сходу перемахивая через ручьи и промоины, огибая на скорости, как заправские слаломисты, «неожиданно» вырастающие на пути стволы могучих деревьев.

Более получаса подобной гонки я не выдерживал. Из последних сил выдавал Малышу «Тормози!» и, когда он останавливался, сползал с его мохнатой спины и валился ничком на траву. Отдых обычно длился минут пятнадцать. За это время сердце переставало бешено биться, сознание прояснялось, а затёкшие руки и ноги вновь обретали подвижность.

Наблюдая за моими мучениями, тигрокот ухмылялся, но темп и стиль бега изменять и не думал. Так что когда я опять забирался ему на спину, всё повторялось по новой. Прыжки, нырки, рывки в сторону, резкие ускорения и не менее резкие остановки…

Словом, дорога выматывала меня так, что к концу дня я падал под каким-нибудь деревом и отрубался часа на три, на четыре. А когда приходил в себя, Малыш уже возвращался с вечерней охоты и вываливал передо мною добычу. Убитых зверьков, птичек, кучки каких-то плодов, горсти орехов и ягод. Мясо я «великодушно» отдавал Малышу. Поскольку лопать сырое было чревато, а развести костерок без магии или огнива требовало определённых усилий, прилагать которые после длительных скачек по пересечённой местности мне не хотелось.

Что же касается ягод, плодов и орехов, то я выбирал из них те, что выглядели съедобными и созревшими, и не спеша поглощал их, прислушиваясь к организму: а вдруг промахнулся. Что удивительно, мне в этом помогал спрятанный в подпространственном кармане камень Байаль.

На каждый новый продукт он реагировал по-разному. На одни с удовольствием, на другие достаточно равнодушно, но на некоторые неожиданно начинал испускать флюиды, трансформирующиеся у меня в мозгу в тревожные мысли. Своего рода внутренний голос, к которому стоит прислушиваться. Ну, я и прислушивался. Откладывал в сторону не понравившиеся камню ягоды-фрукты и брался за следующие, которые у осколка драконьего «средоточия» подозрений не вызывали.

Что это было? Реальная помощь от неизвестного, умершего в стародавние времена звероящера или же мои личные глюки — об этом я пока не задумывался. Сейчас мне хватало иных забот. Например тех, что касались визита в Святилище.

Конкретного плана, как действовать, у меня конечно же не было, но вот идеи, одна другой гениальнее, лезли буквально из всех щелей и забивали голову так, что к утру она, фигурально выражаясь, распухала, как тесто у хорошей хозяйки. Но дальше, хвала Малышу и дороге, все ненужные мысли улетучивались неизвестно куда, оставляя одну-единственную: как удержаться на прущем сквозь ломкие заросли кототигре…

К цели своего путешествия мы подобрались к утру четвёртого дня, успев накануне преодолеть самый тяжёлый участок — смыкающиеся стеной джунгли. Точь-в-точь экваториальная Африка с полумраком нижнего яруса сплошного лесного ковра и влажной давящей духотой под пологом вечнозелёной листвы. Самостоятельно дорогу я в этой чаще, сто пудов, не нашёл бы. Зато Малыш… он чувствовал себя здесь, как рыба в воде. Ведь если верить транслируемым мне образам, он тут родился и вырос, поэтому превосходно знал все дорожки и тропы, включая самые тайные.

Хотя его родичей мы в этих джунглях не встретили. Видимо, слишком мало осталось «священных зверей» в этой части Ларанты. Кого-то убили охотники, кто-то откочевал на запад, к Туманным горам, куда люди пока не дошли, а кто-то, наверное, просто отлично прятался. Особенно от своих, путешествующих в компании со злейшим врагом — человеком…

На проложенную через джунгли дорогу, связывающую южную и центральную части Ларанты, мы не совались до самого последнего мига. Выбрались на неё за поллиги до копей. Только тогда Малыш наконец перестал изображать из себя преследующего добычу хищника и потрусил по утоптанной до состояния камня земле качающейся инохо́дью.

Именно в этом составе — священный зверь королевства и горделиво восседающая на нём жрица — нас и встретили стоящие у ворот стражники. В отличие от столицы посёлок добытчиков ценных кристаллов и служителей Храма-Святилища каменных стен не имел. Его окружал простой частокол из брёвен. В принципе, довольно разумно. Чужая армия или даже просто большая банда сюда вряд ли дойдёт, а для защиты от местной живности хватит и обычной ограды.

— Я жрица Адила, старший королевский экзекутор, — надменно представился я уставившимся на меня стражникам. — Прибыла сюда со специальным посланием для хранительницы предгорного Храма жрицы Фарьяны.

Малыш, словно бы в подтверждение моих словно, коротко, но достаточно звучно ры́кнул.

Немая сцена длилась секунды четыре — не всякий же день увидишь подобное — но затем опомнившиеся охранники засуетились-забегали, открывая ворота и бросаясь оповещать о визите начальство.

Командующий стражей десятник примчался из караулки, когда обе воротные створки были распахнуты настежь, а его подчинённые выстроились шеренгой, образовав коридор для проезда высокой гостьи.

Я, в свою очередь, въезжать в посёлок не торопился. Ждал, когда меня пригласят «как положено», согласно статусу.

— Добро пожаловать в южные ко́пи, великая госпожа! — быстро сориентировался десятник, приложив руку к груди и поклонившись в пояс. — Прошу дозволения лично сопроводить вас к хранительнице предгорного Храма.

— Дозволяю, — благосклонно кивнул я начальнику смены и легонечко потрепал Малыша по загривку: «Поехали».