Гадости для радости ...и по работе (СИ) - Ясная Яна - Страница 23

Ну, или так, да.

Выйдя из дома, Ивана я увидела не сразу — потребовалось время, чтобы рассмотреть силуэт человека, сидящего на веранде в темноте.

Каждый звук в ночной тишине казался оглушительным, и прекрасно зная, что ради прохлады окна в дом летом остаются открытыми на всю ночь, я шепнула:

— Пойдем, к морю прогуляемся.

Мы вышли за двор, я привычным движением прикрыла калитку, добившись, чтобы она, обычно капризная, закрылась бесшумно и усмехнулась, что мгновенно вернувшейся сноровке, добытой, когда школьницей удирала из дома гулять, что покладистости калитки.

— Ну, что там у Катьки, как дела? — Прервал мою ностальгию Иван.

— Да нормально. Укрепляются. Людка, конечно, идиотка, заточила навыки под нагов и с не посвященными людьми работает плохо, но она большая умница и как специалист на высоте. И это в ее-то годы. Общине повезло. Но я все равно сказала маме, что если моя клиентка из-за Людкиного длинного языка угробится — греметь Людке всеми костями в ближайшую городскую женскую консультацию. Лет на пять. Пусть мозги отращивает, курица. А то привыкла, что нагов беременность наступает только в том случае, если оба партнера прилагают сознательное усилие, а за беременность без прогноза старшие безответственным родителям кишки вымотают, за ущемление прав ребенка. Ну, она и расслабилась. В общем, имей в виду, если Катька из-за Людкиной болтливости пострадает, я Людку так напрягу — у нее мозги через уши вытекут.

— Эм… Ну, я, в общем-то, не совсем об этом хотел поговорить.

Знакомая дорожка вывела коротким путем к знакомому обрыву, под которым шумело море. Пахнуло йодом, гниющими водорослями, дохлой рыбой… Я даже зажмурилась: запах детства!

Для ритуалистов защита деревни от этого запаха входила в число обязательных экзаменов на мастерство.

Иван некоторое время постоял рядом молча — то ли слушая море под обрывом, то ли, с непривычки, пытаясь найти способ дышать так, чтобы не вдыхать резкий запах.

С моря тянуло прохладой и сыростью, и я невольно поежилась. Сокольский, стоявший и так близко, придвинулся совсем уж неприлично, а потом просто обнял меня.

Э-э-э… что?

Но потом он уткнулся носом в мои волосы, засопел, и мне стало смешно: он не столько меня греет, сколько свой нос от окрестных ароматов прячет!

— Стрелку-указатель мы зачаровали, там не сложно. — Я вспомнила, что в этом деле Сокольский является для меня не только заказчиком не в меньшей мере, чем его сестра, но еще и доверенным лицом Катерины, и принялась отчитываться. — Когда вернёмся в город, она приведёт вас к проклинательнице. Сможете убедить её отозвать проклятие— проведём ритуал, не сможете — тоже проведём, но другой. Там ритуал посложнее, я думала обратиться к кому-то из коллег, но мама встала на дыбы — мол, не хватало, чтобы ее дочь по соседям побиралась. Так что пока ты спал, я зазубрила оба варианта ритуала и шпаргалк себе записала. Вопрос с будущими детьми четы Теплеевых будет решён в любом случае, вся загвоздка только в том, удастся ли нам спасти нынешнюю беременность.

Иван вздохнул, и его дыхание потревожило волосы на моей макушке:

— Вот этом я и хотел с тобой поговорить без лишних ушей. Вань, нужно сделать всё как-то так, чтобы ни Катька, ни Андрей не узнали, кто их проклял. По крайней мере, до того как проклятие будет снято. Вань, я сам ее найду и сам попробую с ней поговорить.

Я заворочалась в теплых руках, чтобы посмотреть ему в глаза — хотя в темноте это, конечно, дохлый номер.

Сокольский обнял меня крепче:

— Слушай… Я хорошо знаю свою сестру. И вижу, в каком состоянии сейчас Андрей. И сейчас, если честно, ситуация только усугубилась. Если эта дура не заберет свое проклятие — Катька либо Андрею выкрутит руки и вынудит его пойти на… — он отмолчался, не желая произносить слово “убийство”. — Либо сама попробует, если Андрею хватит силы духа ей отказать. А нашу дикую историю ни один суд в мире как смягчающее обстоятельство не примет, и… Блин. Я предпочту потерять будущего племянника, чем увидеть Катьку с Андреем на скамье подсудимых. Вань, понимаешь меня? Я все возьму на себя. Все проблемы с Катькой. От тебя нужно просто не отдавать им указатель. Все остальное я сделаю сам.

Твою мать.

Нет, я, в целом, согласна была с прогнозом Сокольского — я же сама именно из-за этого не хотела иметь дела с Теплеевыми. Видела в Катерине этот надрыв и яростную решимость.

— Твое предложение пахнет нарушением профессиональной этики, — мрачно уведомила я застывшего мужчину куда-то в район горла. — Но мне самой не то чтобы очень хотелось бы оказаться фигурантом по обвинению в подстрекательстве к убийству.

Тело Ивана, к которому я была прижата, ощутимо расслабилось. Он невнятно хмыкнул:

— А разве ваша закладка не заставит их о тебе забыть сразу, как только все завершится?

— Не сразу. Далеко не сразу. К тому же, чем сильнее человек цепляется за воспоминания, тем сложнее уложить их на дно.

— Угу, — пробормотал Сокольский.

А потом я как-то не поняла, как так получилось что мы целуемся.

— Эй! Это что?! — возмутилась я куда-то в поцелуй. — Дача взятки за вступление в сговор?

— Не-е-ет что ты, как ты могла такое подумать! — Хохотнул Иван и куснул меня за губу. А потом прижал к себе так, чтобы я ощутила всю твердость намерений, прошептал: — Это компенсация мне за отравление!

— То есть ты меня сейчас хочешь трахнуть только в качестве компенсации?

— Ну ты же меня трахнула только, чтобы ткнуть рожей в то, что умеешь гипнотизировать!

— Не только!!!

— Ну вот и я!

П.С.: Кто все законные выходные убил на сцену секса, а до секса так и не дошел - тот я!

22/08

Целоваться на обрыве над морем, конечно, ужасно романтично, я этого со школьного возраста не делала — но, если честно,только для школьников и хорошо, которым кроме поцелуев больше ничего не надо.

Кое-как оторвавшись от капитана, я ухватила его за руку и потащила его за собой, как на буксире. Тропинка, поворот, тропинка, улица, родная калитка — а ну не скрипи, зараза! — темень двора, мощеная дорожка между виноградником и огородом, баня! Все, мы у цели.

Деревянная дверь открылась, пропуская нас в пахнущее влажным деревом и мылом нутро, и закрылась, отрезая нас внешнего мира. Оставляя вдвоем в тесноте и темени предбанника.

Я выдохнула с облегчением и удовлетворением — фух, дошли! — а в следующий момент темнота обняла меня руками Ивана и крепко прижала к чужому телу.

Сопротивляться я и не подумала — просунула руки под его рубашку, завозилась, пытаясь содрать ее, обеспечить себе доступ к коже…

Одежда полетела в стороны. Мелькнула посторонняя и совершенно неуместная мысль, что потом, когда все закончится, мы свои манатки фиш соберем — и тут же усвистала прочь, снесенная напором либидо.

Целоваться с мужчиной, который так тебе нравится, который знает про тебя правду и плевать на нее хотел — фантастическое удовольствие. Ну, или мы просто совпадаем во вкусах.

И когда я ловлю губами и языком нырнувший в мой рот нахальный язык, я урчу от удовольствия.

И меня уносит от удовольствия и от свободы делать все, что взбредет в голову.

Прижиматься. Потираться об мужчину всем телом и отдельными, самыми чувствительными его частями. Хриплым шепотом подсказывать, что именно мне нравится, что мне хочется, чтобы он со мной сделал — и требовать сделать это немедленно. И пьянеть еще больше от того, как его это заводит.

Пол в бане ужасно неудобный — набитые брусья, сквозь которые уходит вода, но на которым ужасно неудобно делать что-то, кроме мытья.

Мы бросили на него старое пальто, висящее в предбаннике, но Иван все равно садится на пол и затягивает меня на себя. А может, ему просто нравится поза наездницы.

И мне нравится тоже — и я скольжу вдоль по напряженному, прижатому к животу члену, кусая губы от нетерпения, от сжирающего изнутри возбуждения. И вскрикиваю когда Иван ловит мою грудь губами. Когда ловит губами сосок — и тут же отпускает, чтобы наощупь найти второй. И меня прошивает как электрическим разрядом накопившимся желанием.