Сокрушительный удар - Френсис Дик - Страница 17

• Предыдущая
• 17/43
• Следующая

— Расскажите мне о нем, — попросил я. Глаза ее расширились.

— Как вы догадались?..

— Самолетик. Вы его явно носите не просто так. Она посмотрела на свою руку и осознала, что то и дело дотрагивается до своего талисмана.

— Я... Он умер.

Она резко встала и унесла кофейник на кухню. Я тоже встал. Она вернулась почти сразу. Лицо у нее было спокойное и дружелюбное. Она жестом предложила мне сесть, и мы расселись, как раньше: я на диване, а она в кресле. На диване было полно места, но просить ее сесть рядом со мной не стоило — она еще к этому не готова.

— Мы жили вместе, — сказала она. — Почти четыре года. Так и не поженились. Это просто не имело значения. Поначалу мы думали, что это ненадолго, но с каждым днем наши отношения становились все прочнее... Наверно, в конце концов мы бы расписались...

Ее глаза смотрели в прошлое.

— Он был пилот. Командир экипажа. В Австралию летал. Так что мы привыкли расставаться надолго. Голос у нее по-прежнему был ровный.

— Он не погиб в катастрофе. — Она помолчала. — Умер в больнице в Карачи. Вот вчера как раз было полтора года. У него там была остановка на два дня, и он подхватил вирусную инфекцию... Антибиотики не помогли...

Я молча смотрел на нее.

— Что я за вас выйду замуж — это я сдуру сказала. — Уголки ее губ слегка дернулись. — Просто так, по приколу.

— Ежедневные приколы полезны для пищеварения.

— Ну, тогда вам-то язва точно не грозит! Мы посмотрели друг другу в глаза. Момент был такой же, как тогда у меня на кухне, только на этот раз Криспин не мог нам помешать.

— Может, сядешь ко мне на диван? — предложил я.

— Сяду. Но не лягу. Коротко и ясно.

— Хорошо.

Она пересела на диван.

— В твою пользу можно сказать одно, — сообщила она, — когда ты заключаешь договор, ты его выполняешь.

— Откуда ты знаешь?

— Тебе гордость не позволяет вести себя иначе.

— Вот зараза!

Она рассмеялась, положила голову мне на плечо, и наши губы наконец-то встретились. Но она искала скорее тепла, чем любви. Я чувствовал, что она в любую секунду готова отшатнуться; ее напряжение показывало, как легко я могу переступить невидимую грань...

— Не беспокойся, — сказал я. — Уговор дороже денег, ты же сама говорила.

— Для тебя этого достаточно?

— Да.

Она заметно расслабилась.

— В наше время большинство мужчин думают, что за обедом обязательно должна следовать постель.

Я подумал, что они правы. Обнял ее за плечи и загнал свои первобытные инстинкты обратно в пещеру. Ничего, в свое время я выиграл немало скачек именно благодаря тому, что умел выждать нужное время. Так что к выжиданию мне не привыкать.

Она оторвала голову от моей груди и потерла щеку.

— Что это колется?

Я объяснил насчет своего привычного вывиха и бандажа, который удерживает его на месте. Она провела пальцами вдоль повязки на груди и нащупала пряжку.

— А как он действует?

— Повязка у меня на плече присоединена к повязке, которая идет вокруг груди. Это не дает мне поднимать руку.

— Ты его все время носишь?

— Угу.

— Даже в постели?

— Нет, в постели я надеваю другой, помягче.

— А не мешает?

— Привык. Я его уже не замечаю. Она заглянула мне в лицо.

— А вылечить ты это не пробовал? Можно ведь сделать операцию...

— У меня аллергия на скальпели.

— А-а, понимаю...

Она потянулась за сигаретой, я дал ей прикурить, и мы долго сидели рядом, беседуя о ее и моей работе, о ее и моем детстве, о том, какие книги, места и люди нравятся мне — и ей.

Мы не познали, но узнали друг друга.

А потом я еще раз поцеловал ее и ушел.

Большую часть следующей недели я провел в Ньюмаркете, у знакомого тренера. Ходил на аукционы и на скачки.

Криспин, проспавшийся и угрюмый, поклялся, что в мое отсутствие не будет пить и найдет себе работу, и я, как обычно, заверил его, что у него хватит силы воли и на то, и на другое. Я по опыту знал, что это не так, но его эта ложь поддерживала.

Софи все выходные дежурила в неудобное время, и в понедельник тоже, но пообещала, что в следующее воскресенье приедет ко мне на ленч, если я, конечно, не буду против. Я сказал, что как-нибудь переживу.

В Ньюмаркете собрались все сливки общества. Все барышники, крупные и мелкие. Все тренеры и жокеи со своими лошадьми, все владельцы со своими надеждами. Все клиенты с чековыми книжками наготове. Все коннозаводчики — сейчас подводился итог работе целого года. Все букмекеры, выискивающие лохов. Все репортеры, выискивающие сенсации.

Мне было поручено купить одиннадцать годовичков, если я найду подходящих по подходящей цене. И по большей части деньги клиентов уже лежали у меня в банке. Мне бы следовало быть довольным тем, что мой бизнес растет, но вместо этого я то и дело нервно оглядывался, ожидая увидеть Кучерявого.

То, что за время выходных больше ничего не случилось, вовсе не означало, что больше ничего и не случится. Все эти козни по-прежнему казались мне бессмысленными, но тот, кто их строил, явно делал это с какой-то целью, и цель, по всей вероятности, еще не была достигнута.

Криспин поклялся на всем священном, от Библии до своей призовой шапочки регбиста, что нашел бутылку с виски на кухонном столе, уже открытой, и что он почуял запах виски, как только вошел в дом. После того, как он повторил это в десятый раз, я ему поверил.

Кто-то знает о моем плече. Знает о моем брате. Знает, что я держу у себя в конюшне транзитных лошадей. Знает, что я покупал лошадь Керри Сэндерс для Николя Бреветта. Слишком много знает этот кто-то!

Здание аукционов в Ньюмаркете, наверно, понравилось бы даже Керри Сэндерс: большой амфитеатр под крышей, теплый, ярко освещенный, с рядами откидывающихся кресел, как в театре. Снаружи находились двери, ведущие в многочисленные офисы, расположенные под верхними рядами сидений. Эти офисы снимали торговцы лошадьми. У каждой крупной конторы был здесь свой офис, но из барышников-одиночек такое могли себе позволить лишь немногие. Одним из таких счастливцев был Вик Винсент. Для того чтобы окупить расходы, нужно было иметь очень большой оборот. Хотя это было ужасно удобно. Я думал, что буду считать свою карьеру удавшейся, когда у меня будет свой офис на каждом крупном аукционе. А пока что я обычно делал записи на полях каталога, а с клиентами встречался в баре.

Во вторник, первый день торгов, я пришел на аукцион еще до начала, потому что иногда сделки заключаются до того, как повалит толпа. И у самых ворот меня перехватил Ронни Норт.

— Я получил твой чек за Речного Бога, — сообщил он. — Вот скажи, разве это было не то, что тебе нужно?

— Видел бы ты его!

— Я его видел на скачках прошлой весной! — обиделся Ронни.

— Вот, видно, с тех пор его и не чистили.

— Ну, тебе за такие деньги, и все сразу! Ронни был маленький шустрый человечек, проворный в движениях и в делах. Он никогда не смотрел вам в лицо подолгу. Вот и сейчас его глаза шныряли туда-сюда, заглядывали мне через плечо, чтобы видеть, кто там еще пришел, кто уходит и не упускает ли он шанс зашибить бабки.

— А ему лошадь понравилась? — спросил он.

— Кому?

— Николю Бреветту.

Я замер. Это, видимо, привлекло его внимание. Он снова посмотрел мне в лицо и только тут сообразил, что проболтался.

— Так ты знал, что лошадь предназначается для Николя Бреветта, еще до того, как продал ее мне? — спросил я.

— Нет, — ответил он, но не сразу, а слегка замешкавшись. Так что это явно означало "«да».

— Кто тебе сказал?

— Да все знали!

— Не правда, не все. Откуда ты узнал?

— Не помню.

Он сделал вид, что ужасно торопится, и начал потихоньку отступать.

— Ты только что упустил клиента, — сказал я. Он остановился.

— Честно, Джонас, этого я тебе сказать не могу. Давай оставим это, будь другом. Больше я тебе ничего сказать не могу — мне это слишком дорого обойдется; и, если хочешь оказать мне услугу, забудь о том, что...

• Предыдущая
• 17/43
• Следующая