Призраки (ЛП) - Хантер Эван (Ивэн) - Страница 23

«Заставили тебя работать в Рождество, да?», — небрежно сказал О'Брайен.

«Да, вы знаете, как это бывает», — сказал мужчина.

«Должно быть, важный груз», — сказал Мейер. «Послал вас за ним на Рождество.»

«Слушайте, вам-то что?», — сказал мужчина. «У меня тут проблема, я пытаюсь её решить, так почему бы вам просто не отвалить, а?»

«Полиция», — сказал О'Брайен и уже потянулся в карман за значком, когда в руке мужчины появился пистолет. Это движение застало обоих врасплох. Не многие взломщики кроваток — так называли грабителей домов и квартир — носили оружие. Но человек, совершающий кражу ночью, особенно в доме, где в это время находились люди, рисковал получить самое тяжкое обвинение в краже со взломом и вполне мог быть вооружён, даже если обвинение в применении оружия удлинило бы его пребывание в тюрьме. Если бы они ожидали какого-то проявления насилия — а они его действительно не ожидали, — оно могло бы проявиться в неожиданном хватании за монтировку на тротуаре. Но мужчина потянулся под пиджак, и в его руке появился пистолет 38-го калибра, вытащенный из-за пояса брюк и направленный прямо на Мейера.

Пистолет выстрелил прежде, чем Мейер успел среагировать и достать свой собственный пистолет. Мужчина выстрелил дважды, оба выстрела попали Мейеру в ногу и повалили его на тротуар. Пистолет О'Брайена тут же оказался в его руке. У него не было времени подумать, что это снова происходит с ним. Он подумал только: «Мой напарник ранен», — тут же увидел, что мужчина поворачивает к нему пистолет, и сразу выстрелил, попав тому в плечо, а затем выстрелил ещё раз, когда мужчина опрокинулся навзничь, и вторая пуля попала ему в грудь. С пистолетом в правой руке О'Брайен встал на колени над раненым, неуклюжим движением левой руки нащупал на поясе наручники, перевернул его, не обращая внимания на кровоточащие раны, и защёлкнул наручники за спиной.

Запыхавшись, он повернулся к Мейеру, который лежал на улице, подогнув под себя одну ногу.

«Как дела?», — спросил он.

«Больно», — сказал Мейер.

О'Брайен залез в машину и достал из приборной панели радиомикрофон. «Это восемь-семь-четыре», — сказал он, — «на углу Холмсби и Северной. Полицейский ранен. Нужна скорая помощь.»

«Кто это?», — спросил диспетчер.

«Детектив О'Брайен.»

Как будто диспетчер уже не догадался.

Ближайшей к Смоук Райз больницей была «Мерси Дженерал» на углу Норт и Платте. Там, в приёмном покое, когда над ним трепетало святое распятие монахинь, интерн разрезал левую брючину Мейера с обеих сторон, посмотрел на две дырки в ноге — одну в бедре, другую чуть ниже коленной чашечки — и позвонил наверх, чтобы немедленно воспользоваться операционной. Грабителю, подстрелившему Мейера, была оказана такая же тщательная помощь — как всем божьим созданиям, большим и маленьким. К часу дня того Рождества оба были в порядке и лежали в разных палатах на шестом этаже. У палаты грабителя стоял патрульный, но это было единственным отличием.

Грабителя звали Майкл Аддисон. В фургоне, который он угнал со стоянки «Транспортной компании Калбертсона» в соседнем штате, полиция обнаружила не только добычу из дома Файнберга, но и всех прочих дел, что он успел совершить в тот день. Аддисон отказывался признавать что-либо. Он сказал, что он больной человек, и ему нужен адвокат. Он сказал, что собирается подать в суд на О'Брайена лично и на городскую администрацию за то, что они подстрелили невиновного человека, пытавшегося сменить шину. О'Брайен, склонившись над его кроватью, шепнул ему, что если его напарник станет из-за этого калекой, то Аддисону лучше переехать в Китай.

Вернувшись в отдел, Артур Браун — он был помешан на английской литературе — сказал Мисколо в канцелярии, что имя этого парня совершенно идеально подходит для грабителя.

«Что ты имеешь в виду?», — сказал Мисколо.

«Аддисон и Стил» (Джозеф Аддисон и Ричард Стил, соавторы просветительской литературы, слово steal означает кражу — примечание переводчика), — сказал Браун и усмехнулся.

«Я не понимаю», — сказал Мисколо.

«Кража», — сказал Браун. «С-Т-И-Л.»

«Я всё ещё не понимаю», — сказал Мисколо. «Хочешь кофе?»

Это было до того, как команда из шести человек обокрала целую городскую улицу.

Звонок поступил в десять минут пятого. К этому времени произошло ожидаемое количество самоубийств или попыток самоубийства — на самом деле чуть больше, чем все предыдущие Рождества. К этому времени лейтенант Бирнс лично приехал к дому Мейера, чтобы сообщить Саре новость. Сара с облегчением узнала, что её муж был ранен только в ногу; как только она увидела Бирнса на пороге своего дома, она решила, что худшие из её опасений оправдались. После короткого визита Бирнс отвёз её в больницу, и остаток дня она провела с Мейером, который жаловался, что, когда мужчина получает пулю, его жена должна принести ему куриный суп с анисом.

Примерно в это время, когда она держала руку Мейера между своими и говорила ему, как она рада, что он остался в живых, на Гедни-авеню выехал грузовик, из которого вышли шестеро мужчин и начали разрывать булыжную мостовую.

Гедни был одним из немногих районов города, где улицы всё ещё были вымощены булыжником — по крайней мере, до того дня, когда наступило это Рождество. Одни говорили, что булыжники появились ещё во времена, когда городом управляли голландцы. Другие утверждали, что голландцы не отличили бы булыжник от тюльпана, и именно британцы первыми вымостили Гедни. Название авеню было британским, не так ли? Значит, это должны были быть англичане. Кто бы ни проложил мостовую, шестеро мужчин, выпрыгнувших из грузовика, теперь разбирали оную. Снегоуборочные машины уже дважды проезжали по Гедни, и улица была относительно чистой от снега. Мужчины принялись за работу с большой энергией — обычное дело для государственных служащих в любое время, но особенно в Рождество — используя кирки и ломы, они выковыривали драгоценные булыжники, поднимали их в грузовик, складывали в ряд, работая с точностью сапёрной бригады. Вдоль и поперёк улицы люди выглядывали из окон, наблюдая за работой мужчин и удивляясь их самоотверженному труду. На то, чтобы расчистить весь квартал от угла до угла, у мужчин ушло два часа. По истечении этого времени они погрузились в грузовик и уехали. Никто не обратил внимания на номерной знак грузовика.

Но на одного человека произвёл впечатление тот факт, что Департамент общественных работ — а именно так казалось — даже в Рождество делает всё возможное для этого всеми недовольного города. Он позвонил в мэрию, чтобы поздравить тех, кто работает на телефонах, и попал на недавно открытую мэром горячую линию для граждан, где и излил свои восторженные похвалы. Дама, ответившая на звонок, с подозрением позвонила сразу после этого в Департамент общественных работ, не получила ответа и позвонила домой начальнику департамента. Суперинтендант сообщил ей, что никаких распоряжений о вырывании булыжников на Гедни-авеню не поступало. Он посоветовал ей позвонить в полицию.

И вот в пять часов вечера, когда зажглись фонари и удлинились тени, детективы Артур Браун и Лу Московиц стояли в конце квартала и смотрели на ту самую землю, по которой, должно быть, ступали в своих мокасинах индейцы много веков назад, когда Колумб прибыл на это полушарие, чтобы начать всю эту историю. Гедни, лишённый булыжников от края до края, выглядел девственно чистым и деревенским. Браун и Московиц ухмылялись от уха до уха; даже копы время от времени ценят дерзкую вылазку.

Карелла, сидя дома, чувствовал себя чертовски виноватым. Не потому, что кто-то утащил булыжники, а потому, что Мейера дважды ранили в ногу. Если бы Карелла поменялся с ним праздниками, то, возможно, Мейера бы не подстрелили. Может быть, вместо него выстрелили бы в Кареллу. Подумав об этом, он почувствовал себя немного менее виноватым. В него уже достаточно раз стреляли — один раз, кстати, всего за несколько дней до Рождества. Но Карелла был итальянцем по происхождению, а итальянцы и евреи в этом городе разделяли вину так же, как и матриархальные семьи. У Кареллы был двоюродный брат, который, если случайно проезжал на красный сигнал светофора, останавливался в знак искупления на зелёный свет на следующем углу.