Призраки (ЛП) - Хантер Эван (Ивэн) - Страница 26

«Она надела блузку?», — спросил Карелла.

«Она надела блузку.»

«В десять минут шестого?»

«В четверть шестого.»

«И что дальше?»

«Она ушла. Нет, подождите. Сначала она назвала босса тугодумом и сукиным сыном. А потом ушла.»

«В шесть пятнадцать?»

«Шесть пятнадцать, точно.»

«Эспозито всё ещё был там, когда она ушла?»

«Он всё ещё был там.»

«Откуда вы знаете?»

«Он попросил у меня ещё один „Роб Рой“ и сказал, что это самые большие сиськи, которые он когда-либо видел в своей жизни.»

«Хорошо, значит, сейчас шесть пятнадцать», — сказал Карелла.

«А в шесть тридцать он ещё был там?»

«Я подал ему счёт в шесть тридцать.»

«Откуда вы знаете, что было шесть тридцать?»

«Потому что так в новостях говорили.»

«Он ушёл, когда вы дали ему счёт?»

«Сперва он заплатил.»

«А потом он ушёл?», — спросил Хоуз.

«Он ушёл.», — сказал Броган и кивнул.

«В шесть тридцать?»

«Должно быть, через несколько минут после шести тридцати.»

«Откуда вы знаете, что это Эспозито ушёл?»

«Он дал мне пять долларов чаевых. Он сказал, что пять баксов — это за шоу в баре.»

«Почему вы не смогли вспомнить всё это, когда мы впервые спросили вас?», — сказал Хоуз.

«Потому что у всего в жизни есть начало, середина и конец.», — сказал Броган и философски пожал плечами.

Наконец-то им удалось установить алиби Уоррена Эспозито. Тот был в «Элмере», выпивал и смотрел импровизированное стриптиз-представление как раз в тот момент, когда его жену зарезали на тротуаре возле их дома.

Они снова вернулись к началу, а середины и конца, казалось, уже не было видно.

В 6:00 той ночи машина «Бой-Семь» 12-го участка была направлена к дому 1134 по Ллеулин-Мьюс, чтобы расследовать то, что звонивший описал как «крики и вопли в квартире». В полицейской номенклатуре этого города было принято называть такие участки, как 87-й и 63-й, соответственно Восемь-Семь и Шесть-Три, в то время как все участки с 1-го по 20-й именовались своими полными и правильными названиями. В этом городе не было участка Один-Шесть, он был 16-м. Точно так же не было и Один-Два; люди, откликнувшиеся на вызов в Квартале в тот день после Рождества, были полицейскими из 12-го.

Они вышли из патрульной машины, перешагнули через снежную насыпь на обочине и осторожно направились по скользкому тротуару к скульптурной чёрной кованой ограде, окружавшей выложенный плиткой двор. Они открыли калитку в заборе и прошли через небольшую рощу австралийских сосен к ярко-оранжевой парадной двери здания. Один из патрульных поднял массивный латунный стук на двери и отпустил его. Он повторил это действие четыре раза, а затем попробовал ручку.

Дверь была заперта. Изнутри не доносилось ни звука; они сразу же предположили, что сейчас отзвонятся по коду 10–90 — «Не найдено». Но, будучи добросовестными сотрудниками правоохранительных органов, они обошли здание сбоку и через небольшой сад, занесённый снегом, постучали в заднюю дверь, затем заглянули через окно на кухню, снова постучали в дверь и попробовали ручку. Дверь была открыта.

Один из патрульных просунул голову на кухню и крикнул:

«Полиция. Есть кто-нибудь дома?»

Ответа не последовало.

Он посмотрел на другого патрульного. Другой патрульный пожал плечами. Они осторожно вошли в квартиру, не зная своих прав, но зная, что отвечают на вызов, и полагая, что их долг — провести тщательное расследование, особенно учитывая незапертую заднюю дверь, которая, как они догадывались, может свидетельствовать о взломе, если дело дойдет до разбирательства.

В обшитой деревянными панелями библиотеке они обнаружили мёртвого мужчину в красной куртке для курения с чёрным бархатным воротником.

Детектив 2-го класса по имени Курт Хейдигер приехал на убийство один, потому что его напарник заболел гриппом, а в отделе сегодня творился сумасшедший дом, и никто не мог выделить ему сопровождение. Он с первого взгляда определил, что вероятной причиной смерти являются множественные ножевые ранения, и узнал от соседки из дома напротив — женщины, которая позвонила в службу спасения 911, — что погибшего зовут Дэниел Корбетт и что он работает в издательской фирме «Харлоу Хаус».

Хейдигер был умным полицейским и большим любителем чтения. Когда городские газеты не бастовали, а это случалось редко, он читал все три газеты от первой до последней страницы каждый день недели. Он вспомнил, как в пятницу прочитал о смерти писателя по имени Грегори Крейг, чью книгу «Мёртвые тени» он тоже читал, и увидел в книжной рубрике утреннего выпуска литературной городской газеты объявление о памятной дате с чёрной полосой; объявление было размещено издательством под названием «Харлоу Хаус». В первую очередь он вспомнил, что Крейг стал жертвой жестокой поножовщины.

Скорее всего, никакой связи не было, но Хейдигер был слишком умён и слишком опытен, чтобы оставить без внимания даже самые незначительные возможности. Когда он покончил со всей этой чепухой, связанной с медицинским экспертом, лаборантом и отделом убийств на месте преступления, он вернулся в офис и уточнил в штаб-квартире имя детектива, расследующего убийство Крейга. Он позвонил в 87-й участок, его соединили с отделом наверху, и детектив по имени Берт Клинг сказал, что Карелла ушёл домой чуть позже четырёх. Он дозвонился до Кареллы в доме в Риверхеде в четверть восьмого. Карелла внимательно выслушал его, а затем сказал Хейдигеру, что увидится с ним на месте преступления через час.

Похоже, что у них есть ещё один компаньон.

Дженнифер Гроут была высокой костлявой блондинкой лет сорока, её волосы были беспорядочно уложены на макушке, а передняя часть длинного синего халата испачкана чем-то похожим то ли на майонез, то ли на заварной крем. Она объяснила, что просто готовится ко сну. Праздники просто вымотали её, и теперь ещё вот это случилось. С того момента, как она впустила детективов в свою квартиру, она ясно дала понять, что вообще жалеет о том, что вызвала полицию. В этом городе лучше всего заниматься своими делами и идти своей дорогой.

«Когда вы позвонили в службу 911», — сказал Хейдигер, — «вы упомянули, что слышали крики и вопли в квартире Корбетта…»

«Да», — сказала Дженнифер и кивнула.

«Звонок поступил в пять пятьдесят три, это правильно?»

«Да, это было чуть раньше шести.»

«Что за крики и вопли вы слышали?»

«Что это за крики и вопли?», — сказала Дженнифер. «Крики и вопли — это крики и вопли.»

«Криком…»

«Кто-то кричал во всю мощь своих лёгких.»

«Какого рода были крики?»

«Я не знаю, что этот человек кричал.»

«Он звал на помощь?»

«Я не знаю.»

«Это был один и тот же человек, который кричал?»

«Я не знаю. Я услышала там шум и позвонила в полицию. Там всегда шумно, но это было хуже, чем обычно.»

«Что вы имеете в виду?», — сразу же спросил Карелла. «Что за шум?»

«Вечеринки постоянно. Люди пьют и смеются в любое время суток. Ну, вы понимаете. С такими друзьями, какие были у мистера Корбетта…», — она оборвала фразу.

«Что это были за друзья?», — спросил Хейдигер.

«Вы знаете.»

«Нет, простите, не знаем.»

«Анютины глазки», — сказала она. «Фрукты. Педики. Геи», — сказала она, сделав ударение на слове «геи» и скорчив гримасу.

«Гомосексуалисты», — сказал Карелла.

«Квиры», — сказала Дженнифер.

«И они постоянно веселились, да?»

«Ну, не всегда. Но достаточно часто. Я телефонистка, работаю в полуночную смену, стараюсь немного вздремнуть перед выходом из дома каждый вечер. Со всем этим шумом это невозможно. Я как раз собиралась вздремнуть сейчас. Если не одно, то всегда другое», — сказала она и снова скорчила гримасу.

«Эти друзья мистера Корбетта», — спросил Карелла, — «откуда вы знаете, что они были гомосексуалистами?» Он вспомнил, что алиби Корбетта о его местонахождении во время убийства Крейга было связано с замужней женщиной по имени Присцилла Ламбет, которая развлекала его на диване в своём кабинете.