Странник (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 40

***

На дом Динаро опустился мрак, тяжёлый и непроглядный. Ещё вчера особняк, казалось, жил и дышал как всегда, но теперь даже его стены, будто напитавшись болью, смыкались вокруг обитателей мрачной тенью. Слуги двигались бесшумно, погруженные в траур, и казалось, что шаги их раздавались лишь как еле заметное эхо, растворяясь в глухом, давящем молчании, которое повисло над домом, будто облако горя. Никто из них не решался произнести ни слова, а те, кто мог взглянуть на Изабеллу, быстро опускали глаза, словно не могли выдержать её пустого, потухшего взгляда.

В дверях и на лестнице слуги останавливались, будто не могли и сами сдвинуться с места, отяжелев под грузом трагедии. На утренний свет, что пробивался в окна, ложились длинные полосы густой тьмы, и дом затихал в затаённом дыхании, как в ожидании чего-то страшного…надвигающегося на них.

Изабелла лежала в спальне, уткнувшись в подушку, её плечи время от времени мелко вздрагивали, но из глаз не текли слёзы, даже боль отступила в тень перед глухой пустотой. Пропажа дочери, её ужасная гибель и вся эта звериная жестокость, с которой её тело было выставлено на показ, мучительно и неумолимо грызли душу Изабеллы. Она словно теряла разум, погружаясь в круговорот воспоминаний о дочери, о её тихом голосе и доверчивом взгляде. И чем больше она пыталась воскресить образы прошлого, тем больнее осознавала, что это навсегда утрачено, и что больше она не услышит этих шагов, не услышит её смеха. Как она могла позволить этому случиться? Как допустила, что Рита ушла, не подозревая об опасности, что ждала её на каждом шагу? Изабелла корила себя за каждое решение, каждое сомнение. Она винила себя за свои ошибки, за невозможность защитить Риту, её несчастную, хрупкую девочку, которая теперь осталась лишь в туманных воспоминаниях.

Казалось, не было предела этому отчаянию. Изабелла чувствовала себя не способной встать, собраться, вырваться из этой петли ужаса, в которую её втянули. Ощущение, что стены замкнулись вокруг неё, нависли над ней глыбами, угрожая обрушиться в любой момент, не оставляло ни секунды покоя. Даже её мысли казались погребёнными под тяжёлым сводом боли, а с каждой минутой это чувство становилось всё более удушающим, не оставляя выхода. Анжелика лежала рядом с ней, гладила ее волосы и молчала. Иногда они вместе плакали, сплетая пальцы. Одна дочь забирала боль от смерти второй. Но она никогда не могла бы заменить Риту…как и Рита не заменила бы ее старшую дочь. Вокруг них крутились сплетни, люди обходили их дом стороной. Обе дочери замешаны в скандальной связи с лже-падре, а в гости заходит сам Джузеппе Лоретти.

Но если дом погружался в траур, то Рафаэль, словно зверь, распаляющийся от запаха крови, нашёл в этой трагедии новый повод для разжигания ненависти. Он шагал по коридорам, а его голос разносился, полный презрения и ярости, отзываясь гулким эхом в стенах, погружённых в тоску. Каждый его шаг, каждый взгляд был направлен на то, чтобы выбить в людях то же негодование и ту же ненависть, что пылала в нём самом.

— Альберто Лучиано, — каждый раз, произнося это имя, он вкладывал в него весь свой гнев, от которого даже воздух становился словно тяжелее. — Он появился здесь, чтобы убивать и грабить…вы все видели в подвалах церкви слитки украденного золота! Эта тень, эта мразь, что скрывалась под маской падре, оказалась лишь враждебным чудовищем, и теперь он убивает. Безнаказанно сеет смерть.

Рафаэль вещал посреди площади, он был убедительным оратором, он умел завести людей.

— Что ж, он убил её. А завтра убьёт каждого, кто станет у него на пути! Как долго мы будем терпеть это надругательство? Как долго будем смотреть на кровь, пролитую в нашем городе, в нашей семье? Этот… этот убийца посмел затронуть наш дом, и если мы позволим ему уйти безнаказанным, то сами станем такими же, как он!

Люди слушали его, боясь даже дышать, пряча взгляды и словно чувствуя на себе ту страшную ответственность, которую Рафаэль бросал им в лицо. А он продолжал, всё больше распаляясь от своей ярости, как будто питаясь ею.

— Этот преступник мстил мне! — закричал он, заставляя всех вздрогнуть, будто внезапно прогремел выстрел. — Да, это всё — его месть мне. Он завидовал моей власти, моему положению в этом доме и в этом городе. Альберто всегда хотел разрушить то, что ему никогда не принадлежало, и теперь он решился сделать это кровью. Как же он ошибся, думая, что сможет сломить нас!

Гнев его был сродни чуме, разносившейся по Сан-Лоренцо. Люди шептались, и каждый из них передавал чужие слова дальше, как бы не веря, но поддаваясь страху, охватившему город. Рафаэль держал всех в цепях своего голоса, своего жгучего презрения и обвинений. Слухи быстро расползлись, впитывая в себя небылицы, и по всему городу начали шептаться о новой волне мести, проклятии, что принес с собой Альберто Лучиано.

***

Убийца должен быть найден, и правда — какой бы горькой и ужасающей она ни была — должна выйти наружу. Никто не осмелится предать память погибшей или лишить его сына шанса на справедливость.

Оказавшись на улице, Лоретти остановился на мгновение, глядя на зарево заката, заливающее дома тёплым и в то же время зловещим светом. Казалось, что само небо, разскрашенное в багряные и черные тона, разделяет с ним это смятение. Лоретти направился к машине, твёрдо ступая по мостовой, а его люди, стоявшие распахнули перед ним дверь черного «мерседеса». Он обвёл их холодным, но тяжёлым взглядом и, не дожидаясь вопросов, коротко приказал:

— Всем приготовиться. С этой минуты я хочу, чтобы каждый угол этого города, каждый камень и подвал были под нашим надзором. В первую очередь — соберите улики, которые найдут у лошади с телом Риты. Всё, что может хоть на миллиметр приблизить нас к убийце, должно быть найдено и сохранено.

Они смотрели на него с недоумением, но сдерживали вопросы. Лоретти продолжал:

— Дело должно быть раскрыто, и я не допущу ни единого оправдания для тех, кто попытается скрыть правду или направить нас на ложный след. Кто бы ни встал на пути — запомните, что за это последует суровая кара. Ни один из вас не имеет права отворачиваться, защищать ложь или отмалчиваться.

Он обвёл всех присутствующих взглядом, и в его глазах пылала безмолвная угроза. Люди Лоретти знали его, знали, что ему лучше подчиниться, и кивнули, не задавая лишних вопросов.

Они разошлись, чтобы выполнить распоряжение. Лоретти молча наблюдал за тем, как его люди поспешно отправились по направлению к тому месту, где была найдена мёртвая Рита.

Чувство ответственности переполняло его до краев душило, сдавливало глотку железными клещами. Он знал, что если это дело будет запятнано чьей-то ложью, подделанными уликами, а убийца ускользнёт, то сам окажется обречённым носить это бремя до конца своих дней. Если сын его, всё это время остававшийся один на один со своими врагами, со своей скрытой правдой, невиновен в этом жестоком преступлении, то он, Лоретти, сделает всё, чтобы спасти его от несправедливого возмездия. Одно дело быть вором, махинатором, а совсем другое убить девчонку и привязать тело к лошади, мать его.

Приняв решение, он решительно отправился в сторону управления полиции. Он знал, что в городе слишком много тех, кто ненавидит Альберто и готов поверить в его виновность. Он должен был лично проследить за ходом расследования, контролировать каждый шаг. Поднявшись на ступени, он резко распахнул двери, и его шаги гулко разнеслись по коридорам. Едва он вошёл, несколько офицеров повернулись к нему. Здесь его боялись. Как впрочем и везде.

— Где начальник полиции? — его голос прозвучал коротко и требовательно.

Через мгновение к нему подошёл человек с серьёзным лицом и стальным взглядом. Лоретти не стал тратить время на формальности.

— Послушайте меня внимательно, — его голос был ровным, но в каждом слове звучал металл. — Я не потерплю ни одного сомнительного или ленивого ублюдка в этом расследовании. Считайте, что я лично наблюдаю за каждым вашим шагом. Если выяснится, что кто-то попытался скрыть улики или подтасовать доказательства, ему не избежать расплаты. И вам в том числе!