Пенсия для киллера - Гу Бенмо - Страница 26

Что задумал мальчишка?

Может, дело в ее обещании найти его и убить, если он будет путаться под ногами? Но ведь это было сказано походя: Когти и в мыслях не допускала, что он когда-нибудь начнет вмешиваться в ее дела. В душе у нее все холодело от вопроса: а смогла бы она выследить цель и выполнить работу, если бы он не спутал ей карты, ввязавшись не в свое дело и убив невинного старика? И теперь она гадала, что же Быку все-таки нужно.

Невероятно глупо натворить такое только ради того, чтобы потом заявить: «Ты недооценила меня, Бабуля, смотри, как я хорош». В любом случае психологически было бы более эффективно самому достать цель и сделать ее работу. Бык ничего не добился тем, что заставил ее усомниться в своих силах и отступить, потому что столь беспрецедентный случай лишь обратил ее в состояние паники. Какая радость тому, кто находится в самом расцвете сил, торжествовать над старухой? Все равно что отрезать себе нос назло собственному лицу.

Однако Когти не была до конца уверена, что за смертью старика стоит Бык, и не имела ни малейшего желания выспрашивать у мальчишки, чего он добивается. И не потому, что избегала контакта с ним: ее не покидало нехорошее чувство, что она и не хочет знать ответ.

Для нее гораздо важнее сейчас было отправиться в клинику, как велел ей Решала. Это не так уж срочно, просто лучше поскорее признаться доктору Чану, что она больше не может работать, и получить у него справку, чем киснуть дома, жаловаться собаке и постепенно сходить с ума.

Сперва она собиралась сказать, что не может удержать нож и он то и дело вываливается у нее из рук. Что сама мысль о приближении к объекту вызывает у нее ужас. Что время от времени, хоть и нечасто, она, упустив какую-нибудь ключевую деталь о месте или цели, оказывается на грани срыва задания. Что порой она сама не своя. Другими словами, Когти собиралась преувеличить свои страхи, чтобы добавить как можно больше драматизма. Однако, увидев доктора Кана, а не доктора Чана, дрогнула и принялась притворно жаловаться на простуду и боль в животе.

Без сомнений, доктор Кан сразу узнал ее. «Я никому не звонил. Здесь больше никого нет». Хоть он и пообещал все забыть, трудно не вспомнить старуху, которая посреди ночи размахивала горлышком от разбитого флакона из капельницы, или острые лезвия, запрятанные у нее в одежде. Но доктор сдержался, и его брови не успели поползти вверх. Он лишь бесстрастно кивнул и буднично улыбнулся пациентке. Когти подумала, что он наверняка догадался о ее профессии, а значит, написал бы ей необходимую справку безо всяких лишних объяснений.

Но вместо того, чтобы изложить детально подготовленную исповедь, Когти принялась врать, будто ей больно глотать. Даже если симптомы деменции у нее действительно присутствовали, она не собиралась сообщать о них молодому доктору. Какими словами ни описывай, они свидетельствовали бы о старости, а она не желала признаваться, что ей уже шестьдесят пять, — только не этому врачу.

Когда Когти обратилась в регистратуру, сестра Пак сообщила:

— Доктор Чан сегодня отсутствует по личным обстоятельствам. Вы согласны проконсультироваться у другого врача?

Медсестра не подозревала об особом положении пациентки, но проработала в клинике уже пять лет и отлично знала, что Когти ходит только к доктору Чану.

— Как неожиданно. У него все в порядке?

Если бы Чан уехал на конференцию, Когти вернулась бы в другой день. Но когда доктор был на конференциях или в деловых поездках, медсестры с гордостью об этом сообщали без всяких туманных намеков на «личные обстоятельства». Сейчас же в словах медсестры Когти различила замешательство и смущение.

Сестра Пак оглянулась на посетителей, которые в ожидании приема смотрели телесериал, и, понизив голос, произнесла:

— Он нездоров.

Конечно, врачи тоже люди и могут заболеть, но пациентам об этом, как правило, не сообщают, опасаясь подорвать доверие к доктору.

— Должно быть, не просто нездоров, — пробормотала Когти, гадая, зачем нужно было понижать голос.

Сестра Пак, как и многие в клинике, считала, что у этой пожилой женщины роман с доктором Чаном, и нарушила свой профессиональный долг, раскрыв конфиденциальную информацию в попытке успокоить пациентку. С печальным видом она покрутила пальцем у виска, и Когти поняла, что у Чана нелады с головой. Но Решала не упомянул вчера об этом, следовательно, доктор заболел внезапно, без предупреждения. При таком раскладе речь могла идти об инсульте, и тогда в ближайшие дни Чан на работу не выйдет. Если Когти откажется от другого врача, это даст медсестрам еще больше поводов для пересудов, поэтому она записалась на прием и села ждать.

Мысли ее разбегались сразу в нескольких направлениях, однако ей пока удавалось отслеживать их одновременно, а не одну за другой. Во-первых, она думала о том, что тревожило ее больше всего: кто-то вмешивается в ее работу, и это может оказаться Бык. Во-вторых, Когти почти расстроилась из-за доктора Чана, и это чувство напомнило ей о недавней ситуации, когда она помогла старику с тележкой: в обоих случаях ее печалила неизбежная близость смерти.

И еще она прикидывала, каковы шансы, что из двух дежурящих сегодня интернов клиники ее вызовет именно доктор Кан. Поскольку выбирать, к какому врачу идти, не приходилось, ее охватило то ли отчаяние, то ли предвкушение, отчего пульс участился и в ушах начало звенеть.

Возможная встреча с молодым врачом ее всерьез взволновала.

Прослушав сердце и заглянув в уши и горло, доктор Кан покачал головой:

— У вас учащенное сердцебиение. Тук-тук-тук, словно вы только что с пробежки. Стоит сделать ЭКГ, хотя вряд ли у вас аритмия. В животе никаких аномалий, и горло не воспалено. Но если вы испытываете боли в желудке и по всему телу при наличии учащенного пульса, это может свидетельствовать о нарушении функции щитовидной железы… Вы не заметили необычной потливости или потери веса? Если сделаете анализ крови, то через пару дней уже будут результаты, аджумма.

Она совершенно не желала слышать это обращение от него, но промолчала, хотя ее так и подмывало сказать: «Я тебе не аджумма».

— Да нет, в анализах нет нужды. В наше время так трудно выявить простую вещь… Я не потею, в жар меня не бросает, вес и пищевые пристрастия не изменились. — Когти отмахнулась от предложения доктора Кана с некоторой паникой в голосе, что вызвало у него смех.

— Без проблем. Не хотите — как хотите. Если у вас боли, выпишу вам обезболивающие. Начнутся неприятности с желудком — дам другие препараты. Температуры у вас нет, так что антибиотики не нужны. Если боли не утихнут и у вас появится ощущение, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди, лучше обратиться в больницу. Желаете, чтобы я выписал вам направление? Или обойдемся ЭКГ?

— Все хорошо, ничего не надо, — покачала головой Когти. — Возможно, сердце шалит на нервной почве. Посмотрю, что будет дальше.

— Хорошо. Пока что я ничего серьезного не нахожу. — Доктор Кан повернулся к компьютеру, чтобы оформить рецепт, а стоявшая рядом медсестра вышла за следующим пациентом.

— Подождите минутку. Мы с вами почти закончили.

— Персики… — вдруг произнесла Когти.

— Простите?

— Персики. Спелые и сладкие. С того рынка.

Когти не могла ни остановить поток слов, ни придать им содержание и смысл, чтобы, возникая у нее во рту, они не крошились, как печенье. Она говорила без всякой задней мысли, но сейчас ей пришло в голову, что ее реплику можно воспринять как подспудную угрозу. Когти всего лишь хотела сказать, что у его родителей замечательные фрукты, высокого качества и очень вкусные, и что сами они, похоже, достойные люди. Однако с учетом предыдущей встречи доктор мог понять ее по-другому. Как предупреждение: «Я знаю, кто твои родители и где их найти»; как резкое напоминание о том, что не стоит даже намекать на события того дня, если ему хватает ума и если он хочет, чтобы родителям ничто не угрожало. Но если Когти соберется с мыслями и упомянет нежные бархатные щечки девочки и родинку около ее розового ушка, тогда сразу станет ясно, что ни о какой угрозе речь не идет.