В мышеловке - Френсис Дик - Страница 3
- Предыдущая
- 3/45
- Следующая
— Чарльз, — сказал он, — я поел бы супа. Разогрей, если тебе не трудно.
— Конечно, — обрадовался я, потому что он все время отказывался от еды.
Фрост, словно по сигналу, поднял голову и весь напрягся. Я понял, что он ждал именно такого момента, а пока только ходил вокруг да около.
Я открыл банку концентратов, высыпал содержимое в кастрюлю, добавил воды и немного бренди и помешал, чтобы растворились комочки.
Фрост молча пил кофе, ожидая, пока Дональд съест две полные тарелки супа с кусочком черного хлеба. Затем он вежливо попросил меня выйти и, когда я оставил их, начал «серьезно копать», как впоследствии выразился Дональд.
И только через три часа, когда уже стемнело, Фрост ушел. Я наблюдал за ним с верхнего этажа через окно на лестничной площадке. Сразу же возле двери к инспектору и переодетому в гражданскую одежду констеблю бросился патлатый молодчик с микрофоном. И еще прежде, чем им удалось ускользнуть от него и добраться до машины, стая репортеров с дороги ринулась со всех ног в сад через ограду. Я методично обошел весь дом, зашторил окна, проверил, хорошо ли они закрыты, и задвинул на засовы все двери. Все еще сидевший в кухне Дональд спросил:
— Что ты делаешь?
— Поднимаю крепостные мосты.
Несмотря на длительную беседу с инспектором, он выглядел намного спокойнее. И когда я закончил блокировать кухонную дверь, которая вела прямо в сад, он заговорил:
— Полиция хочет иметь список всего пропавшего. Ты поможешь составить такой?
— Разумеется.
— И мы хоть чем-нибудь займемся…
— Конечно. У нас была опись имущества, но она лежала в письменном столе. Ее забрали грабители.
— Худшего места для хранения такой бумаги и не придумаешь, — заметил я.
— Примерно так же выразился инспектор Фрост.
— А в страховой компании нет списка?
— Есть. Но там перечень только самых ценных вещей. Ну, скажем, картин, драгоценностей… — Он вздохнул. — Все остальное записано просто как имущество.
Мы начали со столовой. Засовывая в сервант пустые ящики, мы одновременно старались вспомнить, что находилось в каждом из них, и я с его слов записывал. Раньше здесь лежало немало массивного столового серебра, приобретенного еще в прошлом веке предками Дональда. Дональд любил старинные вещи и пользовался ими прямо-таки с наслаждением. Но теперь он нисколько не горевал о пропаже, словно вместе с имуществом исчезли и все его эмоции. Голос его звучал равнодушно, а к тому времени, когда мы справились с сервантом, — даже скучающе. Он смотрел на пустые полки, где хранилась великолепная коллекция фарфора XIX столетия, и лицо его ничего не выражало.
— Не все ли равно, — бросил он хмуро, поймав мой взгляд. — У меня уже нет сил огорчаться.
— А как же быть с картинами?
Отсутствующим взглядом он обвел голые стены. Там, где висели картины, четко виднелись светлые пятна оливковой краски. В этой комнате были собраны работы современных британских художников. Дональд не любил эти картины, считая, что они созданы не в лучшие для этих художников дни, режут глаз и вызывают отрицательные эмоции.
— Ты, наверное, помнишь их лучше, чем я, — предположил он.
— Кое-что припоминаю.
— Хорошо бы что-нибудь выпить.
— Только бренди, — ответил я.
— Мы можем выпить вина.
— Какого вина?
— В подвале… — Он вдруг широко раскрыл глаза. — Бог мой! Я забыл о подвале!
— Я даже не знал, что он у тебя есть.
— В нем идеальные влажность и температура для длительного хранения вина. В бордо и в портвейн, которые там стоят, вложено немало денег.
В подвале, конечно, ничего не оказалось. Только три ряда пустых стеллажей от пола до потолка и одна-единственная картонная коробка на простом деревянном столе.
Дональд лишь передернул плечами:
— Ну вот… Вот, значит, как…
Я снял крышку с коробки и увидел изящно закупоренные горлышки бутылок.
— Хоть это в спешке не взяли, — сказал я.
— А может, сознательно, — криво усмехнулся Дон. — Австралийское вино. Мы привезли его с собой из поездки.
— Лучше, чем ничего, — сказал я небрежно, вытаскивая бутылку и читая этикетку.
— Оно лучше многих сортов. Большинство австралийских вин не имеют себе равных.
Я отнес ящик наверх и поставил на стол. Ступеньки из погреба вели в подсобное помещение, где стояли стиральные машины, пылесосы и прочая домашняя утварь. Я всегда принимал дверь погреба за обычный стенной шкаф и теперь задумчиво смотрел на нее — ничем не приметную, выкрашенную в белый цвет панель, совершенно не выделявшуюся на общем фоне.
— Как ты думаешь, грабителям было известно, что в доме хранится вино? — спросил я.
— Не знаю.
— Я никогда бы не нашел его.
— Потому что ты не грабитель. — Он достал штопор, откупорил бутылку и наполнил два стакана темно-красной жидкостью.
Я попробовал. Вино было чудесным, даже на мой непрофессиональный вкус.
Дональд пил вино не смакуя, как воду. Стакан раз или два звякнул о его зубы. В его движениях ощущалась неуверенность, будто он никак не мог вспомнить, как что делается. А все потому, что его мысли были поглощены Региной, и это буквально парализовывало его.
Тот, прежний, Дональд был человеком, уверенным в себе. Он умело вел свой бизнес, перешедший к нему по наследству, постепенно расширяя его географию. У него было волевое лицо, улыбчивые, с янтарным отблеском глаза. И он не жалел денег на модные прически.
Теперешний Дональд был растерян, раздавлен несчастьем, хотя и старался держаться, но слишком неверной была его походка, когда он шел по лестнице.
Мы провели вечер на кухне. Говорили о всякой всячине, выпили, что-то съели и снова разложили по полкам съестные припасы. Дональд старался вовсю, но половину банок поставил вверх дном.
У парадной двери за вечер звонили трижды, однако не так, как было условлено с полицией. Телефон не звонил совсем — я отключил его. Дональд отклонил предложение друзей пожить у него. Он буквально содрогался при мысли, что ему придется говорить с кем-то, кроме меня и Фроста.
— Почему они не убираются прочь? — спросил он в отчаянии, после того как в парадную дверь позвонили в третий раз.
— Они уберутся только после того, как увидят тебя, — сказал я и мысленно добавил: «…выжмут все, что им надо, и отшвырнут за ненадобностью».
— У меня на это нет сил, — устало сказал он. Ситуация напоминала осаду.
Потом мы отправились наверх, чтобы хоть немного поспать. Хотя было не похоже, что Дональд проспит дольше, чем в прошлую ночь, когда он почти не сомкнул глаз. Полицейский врач еще накануне оставил снотворное, но Дональд к нему не притронулся. Я силой пытался заставить его принять лекарство, однако безрезультатно.
— Нет, Чарльз. Это было бы изменой. Забочусь только о себе, а не о… Какой ужас пережила она, не видя рядом никого из тех, кто мо… кто любил ее…
Он словно старался найти утешение в собственных страданиях. Я кивнул и больше не приставал к нему со снотворным.
— Ты не будешь возражать, — начал он несмело, — если я лягу в отдельной комнате?
— Разумеется, нет.
— Можно постелить тебе в соседней?
— Конечно.
Он открыл шкаф и показал, где белье.
— Ты справишься сам?
— Не беспокойся, — ответил я.
Он повернулся и вдруг замер, заметив светлое пятно на голой стене.
— Они взяли Маннинга! — вскрикнул он.
— Какого Маннинга?
— Которого я купил в Австралии. Я повесил картину здесь всего неделю назад. Хотел показать ее тебе. Почему и попросил приехать.
— Жаль…
Нет, это не то слово.
— Все, — сказал он безнадежно. — Все пропало!
Глава 2
В воскресенье Фрост прибыл снова — такой же энергичный, со спокойными, все замечающими глазами и сдержанными манерами. Я открыл парадную дверь после его условного звонка, и он прошел за мной в кухню, где мы с Дональдом обосновались, видимо, надолго. Я молча показал на табуретку.
- Предыдущая
- 3/45
- Следующая