Дионисов. За власть и богатство! – I (СИ) - Богуцкий Дмитрий - Страница 16

Если доплыву, конечно.

Уснуть никак не получалось. К мысли о враге добавились мысли о женщинах. Недолго думая, я снова вышел в коридор. Дверь в каюту Крестовоздвиженской, разумеется, теперь была надёжно заперта. А вот дверь в каюту Омелии оказалась приоткрыта. Я постучался, и секунду спустя оказался в объятиях.

— Ох, огненные волосы, я обожаю огненные волосы… — мне шумно задышали в ухо, настойчиво стягивая одежду.

Халатик тем временем окончательно отправился на пол. Другой одежды на Омелии фон Огюст не было. Приглушённый свет, тихая атмосферная музыка, смятая постель, которая так и зовёт…

— Вы пьяны?

— В каком смысле? О, нет. Я не из этих. Я опьянена вами, юноша… Я заметила вас в зале, увидела с гитарой, я сразу почувствовала, что вы особенный…

Меня продолжали медленно вести в глубины каюты. Или это уже я её вёл?

Я хоть и был бизнесменом с молодостью из девяностых — на случайные связи никогда не был падок, потому и жив остался. Но…

— Кровь, я чувствую молодую кровь, кровь голубых кровей…

— Вы вампирша, Омелия?

— Хотите спросить, сосу ли я кровь? О… Вы запомнили моё имя… А я не знаю ваше.

— Александр.

— Александр… Саша… Сашенька… Боюсь даже предположить, какая фамилия.

— Де ОнисОв, — пропел я с французским акцентом.

— Oh non, je suis en feu (О нет, я вся горю), — ответила она.

— Ага. Moi aussi (Я тоже), — подтянул и я почти все свои знания французского.

В общем, там в алькове вовсе не в османские шашки мы с нею играли.

Вообще, это можно было бы списать на действие на какого-нибудь эликсира, но ничего такого я не заметил. Всё было куда проще. К сожалению, или к счастью — когда твоему телу двадцать два года, а перед тобой стоит красивая голая женщина, которая желает близости с тобой — устоять бывает практически невозможно. Плюс накопившийся стресс, плюс плотный обед…

Плюс моя официальная уязвимость — «девушка в беде». Что-то явно в ней было эдакое. Даже если учитывать избирательный вкус и брезгливость местной аристократии на тему сословного деления — приставка «фон» к фамилии уверенно говорила о том, что передо мной дама одного со мной сословия, а значит — «можно».

Ну, я и сказал себе: Саша, можно. Только не теряя контроля. В общем, наш короткий диалог прервался жарким поцелуем, а затем успешно завершился в горизонтальном положении.

Прыжок из пятидесятилетнего в двадцатилетнее тело — это и свои плюсы, и минусы. В целом всё вышло хуже, чем это тело может, но лучше, чем я привык. Возможно, сыграло лёгкое ощущение угрозы для жизни. Если мой преследователь в шляпе где-то тут, на корабле, то значит, что это занятие любовью может оказаться последним…

Слегка напрягла только лёгкая падкость Омелии на насилие, в момент страсти я расслышал что-то невнятное, вроде «ударь меня, грубее, сделай больно», и в этом роде. Некоторое время после лежали молча, она водила пальцами у меня по лицу, как будто мы любовники уже целую вечность.

— Ты студент… Я переспала со студентом, надо же. Зачем ты туда плывёшь?

— Прекрасный новый мир, допустим.

— О! Это так мило! Да ты романтик! Но от кого ты бежишь?

Да уж. Романтик из меня — как из слона балерина. Ну, пришлось обнять и немного приоткрыться.

— Предпочитаю не употреблять слово «бегу». Как там, «отступил для перегруппировки и накопления сил»? Уезжаю подальше от Сухого Закона. И от одного очень могущественного семейного клана.

— Значит — ты тоже бежишь от себя. Как и я… Уже десять лет на теплоходах. Скажи, а эта женщина рядом с тобой? Она твоя любовница? Невеста?

— Она друг и компаньон, скажем так.

— Не доверяй ей, — покачала Омелия головой. — Она не та, за кого себя выдаёт. Я хорошо разбираюсь в людях, студент Александр.

Я усмехнулся про себя — какой страшный секрет раскрыт, а то я и сам не догадывался. Но проблема в том, что мой опыт и интуиция говорили, что Ангелине я могу доверять. Так что всё это походило скорее на внезапную ревность Омелии.

Либо на что-то другое. Посмотрим.

Но я промолчал, перевёл тему, спросил про то, как она стала актрисой, получил какую-то невнятную и полную метафор историю про то, что её дед был обедневшим землевладельцем в европейских колониях, который открыл свой цирк, затем отец прокутил всё наследство и умер в муках от ужасной болезни, а дочери остались лишь цирковые навыки и несколько верных слуг в придачу.

Вот такой вот странный диалог вышел. И всё это время где-то на задворках разума меня не покидала мысль, что Враг в Шляпе, возможно, сидит где-нибудь за стенкой. Или в шкафу. И ждёт.

— Про выпить… — чуть спустя вспомнила она, потянулась к тумбочке и вытянула крохотный, миллилитров в тридцать бутылёк. — У меня есть на этот случай… Это индийское пиво.

— Если в качестве допинга — то уже не требуется…

Второй заход оказался несколько лучше, чем первый. Потом я дождался, пока она уснёт — ну, или сделает вид, что уснёт — и поднялся с кровати.

Уже хотел идти в номер, но прислушался. Музыка с какой-то электронной шарманки продолжала играть, но к ней прибавилось ещё странное шебуршание из угла каюты.

Осторожно приблизившись, я открыл шторку, скрывающую гардеробный отсек. И вздрогнул — потому что из темноты на меня смотрела пара глаз.

Но там был не Враг в Шляпе. Там стояла клетка — та самая, которую Омелия несла при посадке. А в ней сидел он.

Тот, в котором я сразу увидел друга.

Это был зверёк сантиметров тридцать в длину, и ещё столько же — пушистый хвост. Полосатый, бело-чёрно-красный, с каким-то сиреневым отливом. По форме головы, строению тела и прочему он был чем-то средним между крупной крысой, белкой и лемуром. Он привстал на задних лапах, схватился передними — вполне себе хватательными — за прутья клетки, вперил в меня взгляд и не то чирикнул, не то скрипнул:

— И-е!

«Помоги», — понял я.

Не, это совсем не то, что можно было подумать. Вовсе не бителепатия, или что-то в этом роде. Хоть я и сразу смекнул, что зверь непростой — всё можно было прочитать по выражению «морды лица». Клетка была очень тесной, пахло откровенно не очень, да и в целом зверёк выглядел отощавшим. И несчастным.

— Привет, — тихо сказал я. — Сохраняй спокойствие. Мы ещё увидимся.

Зверь как будто бы кивнул мне и свернулся калачиком на дней клетки. Омелия заворочалась, и я вышел в коридор.

Дверь в мой одиночный номер была открыта. Я приоткрыл дверь. В темноте номера был едва различимый силуэт. Со шляпой на фоне иллюминатора.

— Вот мы и встретились, Александр, — прозвучал низкий мужской голос.

Человек поднялся.

Мне следовало действовать максимально быстро. И тихо. Нельзя было шуметь. Рывок. Толчок на кровать. Заткнуть рукой рот. Ударить по болевым точкам. Вывернуть и выбить свободной рукой пистолет, упёршийся в ребро за секунду до выстрела. Накинуть скомканную простынь на лицо, зажать, задушить, свернуть шею, держать, держать, держать…

Всё было выполнено почти инстинктивно. И всё закончилось спустя минут пять. Затем ещё минут десять я приходил в себя и думал, что делать. И о том, что всё как-то слишком легко закончилось.

И о том, что следовало бы спросить, кто он, один он на корабле, или нет. «Хорошая мысля приходит опосля». Впрочем, я не питал иллюзий, что подосланные киллеры Болотниковых не выдали бы своего напарника, если таковой имеется. В общем, не нашёл ничего лучшего, чем затолкать труп незнакомца под кровать, подойти и тихо разбудить Рустама.

— У меня есть одна маленькая проблема.

Рустам выполнил всё молча и тихо. Рустам надел свою поварскую форму, мы завернули тело в простыню, молча пронесли его во второй класс, на кухню шашлычной.

— Дальше я сам, — хмуро сообщил он.

Как он избавился от тела, я не спрашивать не стал. На удивление, уснул я быстро. Качка на Балтике была минимальной, к тому же, свежий воздух из приоткрытого крошечного иллюминатора, к тому же приятное чувство завершённого дела и выполненного долга — красота! Теперь врагов в этом мире у меня стало на одного меньше.