Ретроград-3 - Найтов Комбат - Страница 4

– Я его получить не смогла.

– Работал по линии ВЧК, поэтому еще долго его настоящую биографию мы знать не будем. Вернулся перед самой войной, и сразу получил две госпремии за создание самолетов И-16Н и НМ.

– Это же самолет Поликарпова!

– Да, он их не заново сделал, а модернизировал, что позволило массово их использовать в начале войны, без переучивания и с большим успехом. Это – деньги, Розочка, громадные деньги.

– Не называй меня так, Коба.

– Я это к тому, товарищ Землячка, что тебе поручается, чтобы назначение прошло на ЦэКа без сучка и задоринки. Хозяйственник он цепкий, рачительный. Государственные деньги считать умеет, и попусту их тратить не собирается. Как и прежде, в первую очередь, будет курировать оборонный блок, хотя предложений по совершенствованию всего комплекса народного хозяйства у него достаточно много. Так что работать придется всем. Вместе и дружно, по-другому не получится. Ситуация в мире достаточно опасная, мы слишком быстро набрали силу, чем немало «озаботили» слишком многих. Нам этого никто прощать не собирается. Да и «головокружения от успехов» никто не отменял. Такой шлейф шапкозакидательства, что хоть всех святых выноси. А против нас – две крупнейших экономики мира. И пока они не будут разгромлены до основания, мы, коммунисты, останавливаться не имеем права.

– Он – не коммунист.

– Он – советский, а членство в партии – это не «бесплатный билет в красивую жизнь». Всё! Других дел полно, а не разбирать склоку между заместителями. Работайте!

Так вот нас и познакомили. Она, конечно, даже тон не сменила. Не попрощалась, а «отчалила» на второй этаж, гордо подняв некогда очень красивую голову. Не знаю почему, но ее и Надежду Крупскую постоянно во всех книгах демонстрируют старушками в убогих платьишках, подслеповатых и совершенно некрасивых. В молодости они были очень даже «ничего», заглядеться можно было. Дочь богатого купца из Киева, с 17 лет начала свою революционную деятельность. С 1903 – член ЦК РСДРП. Ее, правда, несколько раз исключали из него, в основном тогда, когда позиции Ленина в нем ослаблялись. Но вновь и вновь она возвращалась на «свое место» в этой группе людей. С 1918 года находилась на политической работе в РККА. В 1921-м стала первой женщиной, награжденной орденом Боевого Красного Знамени, высшей на тот момент военной наградой РСФСР. В 1931-м получила орден Ленина за работу в НКПС. Кто не помнит, в эти годы шло активное восстановление железных дорог России. Руководили которым самые выдающиеся люди: наркомами НКПС были Феликс Дзержинский и Ян Рудзутак. Роль железных дорог и железнодорожников в Великой Отечественной войне переоценить невозможно.

Хорошо, что Землячка – прямая, как столб или стрела, гораздо хуже те, кто замаскируется под «своего» и начнет строчить доносы. Моего непосредственного куратора: генерал-майора ГБ Копытцева, оставили на НИИ ВВС. Здесь в Кремле всем заведует генерал-лейтенант ГБ Власик, с которым у меня вроде и неплохие отношения, но не настолько близкие, как с Алексеем. Впрочем, уже ничего не изменить. Как есть – так есть. Моду и музыку здесь заказывают совсем другие люди. Не я.

Кстати, кто уж действительно воспрянул и откровенно радовался этим переменам, были те люди, с которыми мы работали всё это время. Попасть в кабинет в другом крыле было и сложнее, и занимало больше времени. Требовалось много времени тратить на подготовку всякого рода бумажек. Я, как ныне действующий бюрократ, все бумаги отменить не мог, и тоже их требовал, но объем, все-таки, значительно сократился, ибо мне не требовались объяснения для чего это делается, и что в конечном итоге принесет, поэтому дела в «оборонке» пошли значительно веселее. Во всяком случае, до съезда.

С которым творилось черт знает что! Я же никогда не принимал участия в их подготовке. Основные приготовления вел не я, но и на меня тоже повесили выступление на нем, причем я должен был заранее согласовать цифры с Госпланом СССР. Его возглавлял тоже первый заместитель Председателя Совета Народных Комиссаров СССР Николай Иванович Вознесенский. Он на 10-12 лет меня младше, и совершенно спокойно отнесся к тому, что в Совете Министров СССР двух «первых» не будет. Так как мы довольно часто контактировали в ходе работы по различным проектам, то лично его эта смена позиций нисколько не удивила. Экономист он был сильный, и имел не менее сильного заместителя: Максима Сабурова. Их я наметил в «свою» команду. Но до этого еще: «как до Луны». Основная проблема была в том, что свое место под солнцем никто из «авторитетных администраторов» оставлять не желал. А руководил этим вопросом ЦК партии.

Визит Землячки – это были только цветочки, уже через неделю стало ясно, что готовится мощная атака на меня, а заодно на Сталина. Причем, с нескольких сторон. Сигналы посыпались с разных мест, трясли людей, с которыми я работал до этого. Требовался компромат, грязное белье. А его, как назло, не было. Анкету в сороковом потребовал доработать комиссар Федотов. Её подчистили основательно. Даже новый диплом выдали, подобрав реального однофамильца. Так что я был чист, как стеклышко, так как ничем, кроме работы на оборонку, не занимался. Дело серьезно осложнялось тем обстоятельством, что бучу подняло ЦК и ГПУ. Так как у меня «сохранилось» звание генерал-полковника авиации, то формально я находился на службе в Советской Армии, но переаттестацию не проходил. Звание я получил осенью сорок первого, а возню с переаттестациями и погонами начали только в этом году, а мне было совершенно не до этого. Несмотря на то обстоятельство, что я по должности несколько выше, чем начальник Главного Политического Управления, маршал Советского Союза Мехлис сделал попытку вызвать меня к себе. Я, естественно, это просто проигнорировал, тем более, что вызывал он меня через своего секретаря. Последовал звонок, довольно вежливый, но требовательный: прибыть для переаттестации. Пришлось снять трубку телефона и звонить «самому», с просьбой принять по личному вопросу. Дело было еще и в том, что в «ближний круг» я не входил. Один раз был на дне рождения у Сталина на ближней даче, и несколько раз с докладами по делам во внеурочное время. Так что, никто не мог сказать, что я «любимчик» или «ближайший». Один из многих, кто имел доступ. Так как делами я занимался весьма серьезными, то наши контакты были вполне естественны. А о том, что между нами есть еще кое-какие договоренности, практически никто не знал.

Сталин меня принял, и вопрос был снят, он подписал мою «аттестацию», хотел и звание повысить, но я сказал, что не стоит дразнить гусей. Дело было в том, что резко активизировались «троцкисты», ведь разгром Германии четко прошел по «их» схеме, которую они трактовали, как «рабочий класс Германии, проявив классовую солидарность, поднялся на борьбу и снес клику Гитлера». Хотя генералы Люфтваффе просто прикрывали собственную задницу: они проморгали налет на Берлин и их ждал трибунал по этому поводу. Но, подвести идейную базу гораздо проще, чем победить Германию. Тут еще один момент выкристаллизовался: сам Сталин, получив информацию о том, что с ним произошло, использовал меня, как живца, чтобы определить круг людей, с которыми придется сразиться в ближайшее время. Я не исключал возможности прослушки со стороны структур Власика. Сталин пока никого из ближнего круга не тронул. Тот же Берия и Хрущев сейчас на Украине порядок наводят, и я не исключаю того, что это они сами себе заготавливают гвоздики для последнего дома. Рвения у них хватает, а хватит ли мозгов понять, что это – ловушка, не знаю. Сомневаюсь, во всяком случае.

Мехлис приехал сам, через два дня, имеет практически те же вопросы, что и Землячка: кто я такой, что занял это место?

– Ну, мы с вами встречались один раз в Ставке, когда решался вопрос поддержать или нет Удета. 25 июня, когда сюда мои летчики привезли доктора Зюдова.

– Странно, я этого не помню.

– Я вместе с Филиным сидел, и возражал против перевода в Белоруссию Особой АвиаГруппы. Предложил вначале нанести удар по Варшавскому узлу, подготовленный мной до этого. Как и удар по Берлину.