Горький сладкий плен (СИ) - Жнец Анна - Страница 5

Тот сделал это с заметным облегчением.

— Теперь понятно, почему вы ходите в юбках.

— В килтах!

— Тебе не жмет?

— Не жмет, — огрызнулся эльф, нервно оправляя на себе ткань.

— Но иногда ведь все-таки жмет, — с намеком поиграла я бровями.

Взгляд пленника полоснул ножом. Интересно, он тоже вспоминал сейчас, как я ласкала его гладкую мошонку, зажатую между кольцом и клеткой пояса верности?

— А как ты моешься?

Скрежет эльфийских зубов, наверное, был слышан на другом конце Шотлена.

— Как все.

Его острые уши так забавно пылали! Голубые глаза метали молнии.

— Не мешает штучка?

— Пояс зачарован, — со злостью процедил пленник. — Он, наоборот, помогает телу сохранять чистоту, даже если рядом нет воды. Так что мы почище тебя и твоих вонючих обезьян будем.

Что ж, логично предположить, что если постоянное ношение пояса верности было древней традицией горных эльфов, то со временем его конструкцию сделали абсолютно безопасной для здоровья и гигиеничной. Не без помощи магии, разумеется.

— И ты никогда, никогда, никогда его не снимаешь?

— Снимаю, — нехотя признался Э’эрлинг. — Надо снимать. Одиноким — раз в две недели. Чтобы… — И румянец на его щеках расцвел ярче. — Все, довольно вопросов. Теперь твоя очередь исполнить мое желание. Я желаю, чтобы ты меня отпустила.

Глава 5. Ситхлифа

Глава 5. Ситхлифа

Пригладив пятерней волосы, Э’эрлинг остановился у выхода из палатки и устремил на меня требовательный взгляд, мол, давай, освобождай, ты поклялась.

— Куда-то торопишься? — с улыбкой я вернулась на свою подстилку из тощего матраса, укрытого волчьими шкурами.

Могучая грудь пленника тяжело приподнялась. Точеные ноздри раздулись. Руки сжались в кулаки до вздувшихся вен.

— У нас уговор! — прошипел эльф с вызовом. — Снимай с меня свое заклятье немедленно!

— Я и не отказываюсь от своих слов. Что ты так нервничаешь? Разве клятва на крови позволит мне нарушить обещание? Тем более ваша клятва, эльфийская, наверняка ну-у-у о-о-очень могущественная.

Мое свирепое «Эхо в горах» немного успокоилось. Пленник глубоко вдохнул и протяжно выдохнул, видимо, пытаясь подавить приступ ярости.

— Я твое желание исполнил. Показал все, что ты хотела.

Мой взгляд невольно скользнул к его паху, и Э’эрлинг прикрылся руками.

— Теперь твоя очередь, — продолжил он, прижимаясь к выходу. — Я желаю уйти отсюда и чтобы ни ты, ни твои люди меня не преследовали.

— Как скажешь, — подняла я ладони в жесте капитуляции. — Ты свободен. Но зачем уходить на ночь глядя? Тьма кромешная. Погода ужасная. Обожди до утра.

Жертва моего гостеприимства раздула ноздри и уже собралась что-то сказать, что-то очень гневное, но снаружи, над куполом из ткани, оглушительно громыхнуло. Похоже, Многоликая богиня решила помочь моему плану. Привычный для Шотлена порывистый ветер превратился в ураган. Палатку затрясло, заряженные камни внутри светильников замигали. Дождь хлынул с неистовой силой, сплошным потоком.

— Ну куда ты пойдешь? — принялась увещевать я приторно-сладким тоном. — Смоет же. Вихрем унесет. Останься, пока не распогодится. Обещаю, что не трону тебя и пальцем.

— Я ухожу, — отрезал эльф и распахнул полог шатра, чтобы увидеть, как на горизонте, над холмами, ослепительно сверкнула молния.

Чувствуя себя паучихой, плетущей сеть, я поднялась с лежанки и двинулась к своей жертве. При каждом шаге под досками из ясеня, на которых стояла моя палатка, хлюпала размокшая земляная жижа, грязная вода просачивалась между щелями.

— Останься. Побудь до завтра моим дорогим гостем. Или ты… боишься? Боишься меня? Простой женщины?

Я решила сыграть на его самолюбии. Мужчинами так легко управлять! Они даже не понимают, когда ты дергаешь за веревочки, привязанные к их мужским слабостям.

— Я никого не боюсь, чудовище, — прищурился гордец и таки опустил полог, отрезавший нас от непогоды. — Но я тебе не верю. Сними с меня свои чары.

— Это твое желание?

— Даже не надейся, я не попадусь в твою ловушку, ситхлифа. Свое желание я озвучил.

У-у-ух, какой!

Рассмеявшись, я развязала кожаный мешочек на поясе, в котором лежала прядь белых волос, срезанных с головы пленника, и сожгла эту прядь в пламени свечи. Главное правило, которое с малых лет вдалбливают в Цитадели, — не позволяй никому завладеть твоими волосами, даже одним-единственным локоном.

— Готово. Как ты и хотел. Уходишь или остаешься? — спросила я, только притворяясь расслабленной, ибо это был решающий момент: уйдет — получит обещанную свободу, останется до утра — угодит в ловушку.

Эльф колебался.

Раз за разом снаружи раздавались громовые раскаты.

Ветер трепал стенки шатра, как голодный хищник.

Улыбка на моих губах начала дрожать. Удерживать ее на лице становилось все сложнее. Внутри росло напряжение.

— Хорошо, — поджал губы Э’эрлинг. — Пережду бурю здесь, но ты, демоница, держи свои грязные руки при себе. Отпустишь меня по первому требованию.

Мои плечи расслабились. Я тихонько выдохнула.

— Желание гостя закон. Позволь накормить тебя.

Походный повар Гасмэ был очень недоволен, когда я вызвала его к себе в шатер с помощью своего дара. В палатку он вошел промокший насквозь.

— Госпожа.

— Принеси нашему гостю поесть. Хорошую еду. Что там едят люди и эльфы?

— С обеда ничего не осталось, — по хмурому лицу повара стекали дорожки воды. Крупная капля повисла на кончике носа, и мужчина смахнул ее рукавом. — Есть полоски вяленой оленины и сухие лепешки из ржаной муки, еще вино, красное и яблочное.

— Тащи все.

Только сейчас я заметила, что выбрала очень неудачный момент, чтобы призвать Гасмэ: повар собирался спать, уже снял сапоги, а моя магия заставила его прошлепать через весь лагерь не только под проливным дождем, но и босиком. Широкие ступни бедняги были все в мокрой земле.

— Выше нос, Гасмэ, — бросила я ему в спину. — Когда вернемся в Цитадель, Великая Смотрительница щедро наградит каждого из этого отряда.

«Если, конечно, мы справимся с заданием», — добавила я мысленно.

Мужчина на секунду задержался на пороге, а потом растворился за пеленой небесной воды.

Мой гость развалился на горе шкур в другом конце палатки. Забывшись, он слишком широко раскинул ноги, как любили делать все мужчины, и под его юбкой мои глаза уловили блеск металла. Заметив, куда я смотрю, Э’эрлинг резко свел колени вместе и оправил килт.

— Как насчет непринужденной дружеской беседы? — спросила я.

— Как насчет неуютного молчания? — скривился строптивец.

Очередной раскат грома заставил нас поднять глаза к куполу.

Несколько минут мы варились в молчании, которое в самом деле можно было назвать неуютным, а еще — напряженным и искрящим, как огненный шар в руках боевого мага. Затем полог шатра распахнулся, впустив внутрь Гасмэ, еще более мокрого чем раньше. В руках у него был мешок, а в нем — обещанные лепешки, вяленое мясо и алкоголь.

— Угощайся, — сказала я, когда повар ушел.

— Отравить меня вздумала? — фыркнул эльф. — Сначала ты.

Я осторожно откусила кусочек от тонкой полоски оленины. Это был второй раз в моей жизни, когда я пробовала человеческую пищу. Первый случился еще во время обучения в Цитадели: дети — существа любопытные.

— Как видишь, ничего страшного со мной не произошло, — развела я руками. — Никакого яда.

Но пленник все равно не притронулся к еде. Какой, однако, подозрительный.

Стены из ткани трепетали, хлопали на ветру. Палатка ходила ходуном. Э’эрлинг сидел на шкурах, скрестив ноги, и смотрел на дрожащий свет магической лампы.

— Может, все-таки расскажешь об этой вашей странной традиции? Как долго твой дружок заперт?

Э’эрлинг глянул на меня волком и до хруста сжал зубы.

— Я же не отстану, — заметила я, когда поняла, что не дождусь ответа.

— Наверное, мне все же стоит уйти, — буркнул эльф, но с места не сдвинулся. Оно и понятно: в палатке тепло, сухо, он уже пригрелся, а снаружи демонов конец света: ветер деревья гнет. Хорошо, что Кривой Лью укрепил шатры магией, а то всех нас уже сдуло бы к гоблинской бабушке.