Водоворот чужих желаний - Михалкова Елена Ивановна - Страница 7

• Предыдущая
• 7/73
• Следующая

Николай попытался отползти от берега, но тело не слушалось. Замерев, он следил за неподвижной гладью воды, пытаясь убедить себя в том, что ему все привиделось.

– Что, загляделся? – раздался низкий голос от зарослей рогозника в пяти шагах от него.

Она уже была там – плескалась в воде: темноволосая, с яркими зелеными глазами, цвет которых он различал даже в темноте. Глаза широко расставленные, бесовские, с диким огоньком, брови – дугой, нос тонкий, а губы пухлые, алые. Отдаленно напоминала она Оксану, жену соседа Гришки Копытина, на которую мужики со всего села заглядывались, но Оксана была недотрога, а эта, казалось, зовет к себе, просит ласки. «Красота-то какая… С ума сойти можно от такой красоты». Страх его вдруг испарился, словно и не было, и Николаю неудержимо захотелось нырнуть к ней в омут.

– Загляделся, – хрипло ответил Николай, жадно вглядываясь в лицо женщины. – Уж больно ты хороша!

Над водой снова раздался негромкий смех, затем всплеск, как от удара веслом, – и темноволосая красавица подплыла чуть ближе.

– А ты не боишься, а? – Она играла, заманивала его в свой омут, дразнила белым цветком с дурманящим запахом. – Не боишься меня, милый?

Николай не отводил от нее взгляда. Колдовские глаза манили, губы, сложившиеся в насмешливую улыбку, были такими красными, словно она ела вишню, и сок стекал по ним. «А кожа-то какая белая… Как цветок». В голове у него помутилось, он не понимал ничего, кроме одного: сказала бы сейчас, что поцелует его, так полез бы за ней хоть в омут, хоть к самим чертям.

– Не боюсь. За такую красавицу, как ты, все бы отдал.

– И жизнь бы отдал?

– И жизнь, – не задумываясь, кивнул он.

Зазвенел смех, и женщина бесшумно нырнула снова – только круги пошли по воде.

Вынырнула она на середине пруда – покачалась немного на воде, поводила тонкой белоснежной рукой вокруг себя. Волосы вились вокруг прекрасного лица, словно водоросли.

– А ты мне нравишься. – Она говорила негромко, но Николай различал каждое слово. – Не боишься меня… И смерти не боишься. Хотя что ее бояться! Правда?

– Правда! – подтвердил Николай, готовый согласиться со всем, что она скажет.

Странная улыбка пробежала по ее лицу, и женщина тряхнула головой.

– Вот и хорошо. А жизни – жизни ты не боишься? – В голосе ее появилась непонятная тоска, и Николай задумался, прежде чем ответить.

– Жизни-то? – переспросил он. – Пожалуй, что боюсь немного.

– А чего ты боишься, милый?

– Боюсь, что как-нибудь станется не по-моему, а я и сделать ничего не смогу. – Он чувствовал, что неуклюже выразил то, что хотелось, но иначе не мог.

Впрочем, женщина поняла.

– Ах, вот значит, как… А хочешь, я тебе помогу? Я сегодня добрая, хорошая, мне хочется славное дело сделать. – Она глуховато рассмеялась, в глазах снова промелькнули зеленые огоньки.

Николай не понял, как она может ему помочь, но кивнул.

– Только тебе и самому придется потрудиться. – Голос с середины пруда становился тише, так что Николаю теперь приходилось прислушиваться, чтобы разобрать слова. – Запомни меня. Запомни, слышишь?

– Вернись! – взмолился он.

Луна зашла за облака, и он больше не видел ее лица – только силуэт на воде.

– Запомни! – прозвучало снова, но он не был уверен: просит ли об этом прекрасная темноволосая женщина с зелеными глазами, или ему только чудится.

– Я запомню, – пообещал он, ощущая, что вдруг стало тяжело дышать. – Только не уходи сейчас, дай еще на тебя посмотреть, хоть секундочку!

В следующий миг она вынырнула из воды возле него, и Николай, вздрогнув, наклонился к ней. Обхватив его за шею холодной рукой – он чувствовал, как стекают капли воды по спине, – она зашептала ему в лицо:

– Посмотрел? Нарисуй меня такой – красивой. Или из глины слепи. А еще лучше – из дерева вырежи. Дерево – оно живое, всю красоту мою сохранит. Запомни, милый: если я у тебя буду, то любое желание выполню.

«Выполню, выполню, выполню…» – отдавалось у него в голове.

Губы близко-близко, белоснежная кожа пахнет тиной, и глаза – как омуты.

– Хочешь – возьми молодую иву, что на том берегу, а старую не трогай. Молодая тебе нужна…

«Нужна, нужна, нужна…» Сладкий запах обволакивает, мысли в голове путаются, и белый цветок уже не манит на середину омута, а отражается в зеленых глазах.

– Только смотри, сделай меня красивой! Получится – загадывай, что хочешь…

«Хочешь, хочешь, хочешь…»

Цветок закрутился, завертелся бешено, вдруг стал огромным – больше луны, больше омута – и опустился на Николая, словно закрыл его белым сладким одеялом. Холодные руки отпустили его шею, и, вскрикнув, он упал без сознания на росистую траву.

– Слышь, Рай, Колька-тракторист что вытворяет?

– Файки-счетовода муж? Не, не слышала.

– Говорят, до того напился вчера, что жена его только под утро отыскала. В лесу валялся под кустами да кричал чего-то непонятное!

– Ой, попадет ему от Михал Дмитрича!

– Может, обойдется. Все ж выходной сегодня, прогула у него нету. Да и праздник у парня как-никак. Ой, а Фаина-то его по мордасам отлупила, слышала?

– Да ну?!

– Вот тебе и «да ну»! Отходила, говорят, ветками, так что теперь Колька и на улицу показаться не может – вся рожа располосована.

– Пойду Машке Кропотовой расскажу – она небось и не слыхала. Ох, мужики-мужики… Знают, что водка до добра не доводит, – и все равно пьют! Колька, поди, сейчас похмельем мается.

Николай Хохлов не маялся похмельем. Голова его была ясной, и вот уже два часа он занимался очень странным, с точки зрения его жены, делом: вырезал из дерева какую-то игрушку.

Для этого он сходил к Марьиному омуту, срубил молоденькую иву, притащил домой, обтесал от веток и долго рассматривал оставшийся обрубок. Наконец, пробормотав что-то себе под нос, отрубил самую широкую часть и начал вырезать.

Фаина ходила вокруг мужа кругами, но Колька – исключительный случай! – на ее упреки не реагировал, а только молчаливо кивал, и лицо у него было замкнутое и отрешенное. Сплетники врали: ни под каким кустом Фаина Николая не находила и ветками его не хлестала, поскольку повода не было: муж пришел домой хоть и поздно, но сам, разговаривать с супругой не стал и сразу лег спать, отвернувшись к стене.

И вот с утра занимался сущей ерундой, пользуясь тем, что на работу не нужно идти.

– Как будто у него по дому дел нет! – громко ворчала Фаина. – Заняться ему нечем: нашел себе игрушку! В детство впал от водки, что ли? Машинку себе стругаешь?

Николай не отвечал. По совести говоря, его молчание и необычное поведение начали настораживать жену: вместе они прожили три года, и Фаина прекрасно знала, что муж за словом в карман не лезет.

– Коль, ты чего делаешь-то, а? – более миролюбивым тоном спросила она, тихонько подходя сзади и рассматривая фигурку женщины. – Господи, никак портрет мой?

Фаина расхохоталась, но подавилась смехом, поймав взгляд мужа. Тот резко обернулся и смотрел на нее взглядом не то презрительным, не то злым.

– Чего это ты на меня так вылупился, а? Чего? Сидит, бабу строгает, еще огрызается!

Николай спрятал заготовку в карман, собрал инструменты и ушел на дальний двор – за погреб. Фаина только головой покачала – нет, вы посмотрите на него!

За погребом он достал фигурку и долго вглядывался в нее. Затем продолжил работать – увлеченно, самозабвенно, забыв обо всем. Николай отродясь ничего не вырезал и не замечал за собой таких способностей, но в это утро в него словно вселилось что-то: он чувствовал дерево, и ему казалось, что нож сам движется в его руках. Он знал, где нужно снять слой толще, а где тоньше, как провести линии, чтобы появились очертания лица. Николай видел, что кукла получается грубоватой, что нос еле намечен, а глаза, наоборот, чрезмерно усилены, вырезаны глубокими провалами – но это было не важно. Самое главное, что в фигурке начало проступать сходство с ночной красавицей, и с каждым движением руки оно становилось все явственней.

• Предыдущая
• 7/73
• Следующая