Японская война. 1904 (СИ) - Савинов Сергей Анатольевич - Страница 22

— Значит, майор, — согласился я. — Командовал вражеским батальоном, был взят в плен и случайно проговорился о численности вражеской армии.

Пленник тут же бросил на меня пронзительный взгляд — еще бы, если на самом деле он ничего мне не говорил.

— И сколько? — спросил генерал.

— К началу апреля планируют развернуть 1-ю армию Куроки до 42 тысяч. Что-то, конечно, останется в Корее, но большая часть повернет прямо на нас, — ответил я. Цифры, естественно, были из будущего.

— Что-то еще?

— Орудий будет около 80, из них часть — немецкие гаубицы. Вернее, японские, но они почти полностью скопировали Круппа, так что можно называть и так, и так.

— Еще?

— Кавалерии мало, буквально пара эскадронов. Лошадей своих у японцев нет, они пытаются закупить их по всему миру, но когда те еще приедут.

— И это он все рассказал тебе случайно? — Засулич не выдержал и кивнул на майора.

— Не случайно, — признался я. — На самом деле он считает, что я спас ему жизнь, и назвался моим слугой. Долг чести…

Брови генерала подпрыгнули от удивления.

Японский майор же не выдержал:

— Никакой я ему не слуга! Да, этот офицер разбил мой отряд и захватил меня, но моя честь принадлежит только императору!

— Ха! — я победно усмехнулся. — Так и думал, что он знает русский.

Повернулся к генералу, и тот как-то странно на меня смотрел.

У Михаила Ивановича Засулича не было ни сил, ни желания разбираться в очередной шутке полковника Макарова, поэтому он просто попросил его объясниться. И тот все рассказал. Что подозревал японца, решил вывести его из себя, а заодно по его реакции проверить то, что успели рассказать простые солдаты.

— Учитывая, как он взвился, значит, все так и есть, — закончил Макаров.

И названные цифры действительно были похожи на правду. И скорость развертывания армии японцев, и их силы, да и реакция майора не оставляла сомнений. Вот только…

— Вы, полковник, могли показать мне пленника сразу, но предпочли сначала выпросить пополнение и только потом привести его сюда. Я правильно понимаю, что вы еще что-то хотите? — Засулич спросил в лоб и тоже не ошибся.

— Можно еще артиллерийскую батарею, я согласен даже на неполную из 6 пушек, — зачастил полковник. — Еще бы пару пулеметов, помните, мы обсуждали? Часов побольше, хочу выдать их всем унтерам. И бинокли, мне бы немного, пару десятков…

Засулич вздохнул. Вот иногда нормальный офицер, но стоит ему дорваться до возможности что-то заполучить, так, кажется, с тыловыми торговцами будет проще договориться. Но сегодня… заслужил.

— Составьте список, полковник, — решил Михаил Николаевич, — я посмотрю, что можно сделать.

[1] Немного представим гостей японцев. Гамильтон — будущий английский генерал, автор провалившейся попытки захватить у Турции Дарданеллы. Макартур — будущий американский генерал, вы, скорее всего, его знаете как того, кто принимал капитуляцию Японии в 1945-м. Ну, а Джон Гриффит Чейни, более известный как Джек Лондон, наверно, и не нуждается в представлении.

Накручиваю себя, очень хочется отступить, забыть, ведь ничего не случилось, но нельзя…

Вчера, когда Засулич окончательно смирился с тем, что придется делиться, я заодно рассказал и про премии солдатам. Он даже спорить не стал: с ходу одобрил, а еще пообещал 20 «Георгиев» на участников похода и даже повышения командирам отрядов. Так, Врангель официально получил сотника, а Хорунженков — полноценного капитана. В общем, бюрократия в этот раз изобразила милую улыбку.

А вот разборки с моими солдатами, кто отстал и потерялся во время атаки на стоянку японского батальона, точно так просто не закончатся.

Вокруг как раз начал собираться народ. Офицеры в полном составе и пехота с казаками, что участвовали в походе на Чонджу. Я смотрел на лица: кто-то в предвкушении наград, кто-то отводит глаза. Что ж, будем действовать по порядку.

— Товарищи! — это слово уже начало обретать рабочий окрас, но и для членов боевого братства его еще тоже использовали.

Я выдохнул, успокаиваясь и обводя взглядом людей перед собой. Вот еще секунду назад волновался, а теперь внутри разлился привычный по боям холод, и осталось только одно — цель.

— Я хочу, чтобы вы поняли, с кем мы сражались, — чеканил я. — Японцы — это не какие-то бандиты или дикари, к которым мы привыкли на краю мира. Япония учится воевать и воюет по-новому уже почти сорок лет. Сначала внутри себя, потом с Кореей, с Китаем! И за все эти годы у них не было ни одного поражения. Сила, натиск, победа — всегда были на их стороне, и они надеялись, что и на этот раз смогут навязать противнику свою волю. Так вот знайте, что мы позавчера не просто разбили японцев, мы нанесли удар по их вере. Они отказались от своих предков, превратили императора из посланника бога в обычного смертного, и все ради того, чтобы поверить в себя. И мы показали им, какая это была ошибка. Вы показали! Спасибо вам! Ура!

Получилось немного не то, что задумывал изначально, но люди оценили. А когда я рассказал про награды и повышения их командиров, оценили еще больше. В общем, можно было переходить к самому главному.

— А теперь те, кто сражался вместе со своими братьями, могут идти отдыхать — этот день ваш. Но, а тех, кто во время атаки предпочел отсидеться за чужими спинами, попрошу остаться. С вами у меня будет отдельный разговор.

И я замолчал, давая людям сделать выбор. Кто-то двинулся в сторону, кто-то растерянно замер на месте. Я ждал и смотрел. Вот ко мне повернулся и попытался что-то сказать Мелехов — я молча остановил его, все потом. Вот девять человек, понуро склонив головы, замерли среди уходящих товарищей. Вот еще вдвое больше не выдержали и все-таки сорвались с места, стараясь затеряться в рядах остальных уходящих и отводя взгляды в сторону. И вот шестеро — эти шли, балагуря и болтая, словно ничего и не случилось. Словно не были они среди тех, кто позавчера не дошел до поля боя, а сегодня опять бросил своих же товарищей одних нести за это ответственность.

Привыкли, что такая невинная подлость в это время обычно остается без внимания командиров — но не сегодня и не у меня в полку! Я готовился к этому моменту: еще там, под Чонджу, Буденный проверил все винтовки. Владельцы тех, что не стреляли, были давно записаны и взяты на карандаш. И теперь, когда они пытались уйти, их аккуратно останавливали, выводили из толпы и возвращали назад. Каждого! И вот передо мной выстроились тридцать три человека, судьбу которых нужно было решить.

— Вячеслав Григорьевич, — на этот раз не выдержал Шереметев. — А вы уверены, что ваши люди остановили именно тех, кто, как вы сказали, не пошел в бой? И даже если так, то у вас нет права…

— Если бы мы взяли невиновных, разве бы их товарищи их не поддержали? Хоть одним словом? — ответил я вопросом на вопрос. — Но нет, остальные ушли, и, как лично мне показалось, большинство даже было довольно тем, что каждый получит по заслугам.

— И что вы хотите делать?

Я улыбнулся, а потом повернулся к собравшимся.

— Вы все знаете, почему вас остановили…

— Я не сбегал из боя, это ошибка! — один из наглых не выдержал и начал спорить. Не только наглый, но и глупый.

— Я тоже не сбегал, просто потерялся, а потом сражение уже кончилось! — а вот его товарищ оказался поумнее. Я постарался запомнить это лицо: вытянутое, с ранней лысиной и короткими черными усиками.

— Сбегать от боя, сбегать от ответственности — это не красит русского солдата, — я покачал головой. — Те, кому хватило смелости остаться и признать свою ошибку — вам я дам выбор, как именно вы будете ее искупать. Те же, кто попытался снова сбежать, такого выбора не получат.

— А что за выбор? — на этот раз голос подал один из первой группы. Наверно, самый молодой, казалось, ему не было еще и двадцати, и над губой красовались не усы, а еле заметный рыжий пушок.

— Все остальные будут заниматься чисткой отхожих мест до появления японцев. Потом пойдут в атаку в первых рядах, рискнут жизнью и кровью смоют свою ошибку. Вы же можете выбрать: только чистка нужников или же только отряд смертников. И не надо ничего говорить. Те, кто на туалеты — подходите к капитану Шульгину, он встроит вас в график. Те же, кто захочет проливать кровь, к капитану Хорунженкову, он займется подготовкой штурмовиков и будет рад так быстро откликнувшимся добровольцам.