Подпольная империя рода Амато (СИ) - Риддер Аристарх - Страница 11

Я добрался до небольшого двухэтажного здания, в котором был пост охраны. Ко мне вышел высокий мужчина, одетый в чёрный костюм, и враждебно сообщил:

— Дальше начинается частная территория, въезд запрещён.

— Не жалует, видать, господин Глинский гостей, — улыбнулся я, после чего взял себя, мужчину и всё здание в хроносферу.

— Ты что тво…

Договорить он не успел, я вытащил спрятанную под плащом винтовку и застрелил охранника. Даже магическое усиление не стал накладывать на оружие.

Дальше начался хаос, но я чувствовал себя в нём в полной безопасности.

Из здания выбежали ещё двое охранников, которых я также быстро застрелил, после чего бегом направился к двери. Встав на безопасное место у стены, я проверил: первый этаж был чист. Переступил порог, стал подниматься на второй этаж. Из-за угла выскочили трое с поднятыми пистолетами, но я оказался быстрее них: за пару секунд застрелил всех троих. Обошёл всё здание — оно было пусто. Сделал звонок своим людям и сообщил, что можно продолжать путь.

Спустя некоторое время увидел их, подъезжающими на машинах.

Один из них рулил тяжеленным броневиком. Я забрался на него, и мы направились к поместью Глинского по открытой подземной дороге, остальные мои бойцы следовали на автомобилях за нами.

Связисты остались в бывшем здании охраны, чтобы вывести из строя всю систему связи Ефима. Когда мои ребята сделают дело, последний не сможет сообщаться с внешним миром.

Один из связистов был почти гением в своём деле: я вышел на него через старые связи настоящего Андрея Амато. Будучи в армии, он успел завести весьма полезные знакомства, одно из которых сейчас пригодилось. Этот гений, Станислав Ковальский, активирует магический постановщик помех, который вырубит радиосвязь Глинского. Услуга Ковальского обошлась роду Амато в кругленькую сумму, но результат однозначно того стоит.

Мы выехали из подземного хода и оказались на открытом участке в нескольких десятках метров от ворот поместья. Машины позади остановились, а наш броневик пошёл напролом. Мы стали таранить ворота, они были крепки, но спустя некоторое время нам удалось вышибить их.

Путь для моих боевиков был открыт. Мы въехали во внутренний двор поместья и, выйдя из автомобилей, устремились внутрь дома. Везде была охрана; люди Глинского были застигнуты врасплох, но за то время, пока мы таранили ворота, успели немного подготовиться. В нас полетели пули.

Я мог бы использовать хроносферу, но не хотел упрощать задачу своим парням, чтобы проверить их в реальном бою. Мне важно было знать, кто чего стоит. В том, что отобранные мною бойцы, умеют драться и стрелять, мне сомневаться не приходилось: ведь я устраивал поединки с каждым из них, прежде чем взять на задание. Нет, я хотел проверить другое: как они поведут себя, когда начнётся месиво, кто обосрется от страха, а кто покажет себя настоящим бойцом и выстоит до конца.

Когда я в своём прежнем мире был юнцом и только учился искусству боя, я запомнил одну банальную, но важную истину: не важно, насколько ты мускулист, как хорошо ты умеешь махать кулаками — если твой дух легко сломить, всё остальное попросту не имеет значения. Дух и только дух ведёт главный, настоящий и самый сложный бой, и лишь от его крепости зависит исход этого боя.

Заиграла привычная для моего слуха музыка смерти: звуки стрельбы, крики, ругательства и грохот падающих тел сотрясали воздух.

Я стрелял в людей Глинского, но краем глаза следил за своими людьми. Сегодня я узнаю, кто из них перейдет из разряда пешек в ферзи.

За себя я был абсолютно спокоен. Я хорош в рукопашном бою, за последние две недели научился неплохо обращаться с винтовкой — и был приятно удивлён, что порой она куда эффективнее и проще в использовании, нежели сила любого архимага — а в крайнем случае я всегда успею использовать хроносферу.

Что касается огнестрельного оружия, я оценил в ней то, что она не требует концентрации и убивает с такой лёгкостью, какой никогда не даст магия. Последняя, как бы хорошо ни владел ею одарённый, всё равно требует расхода внутренней энергии и сосредоточения.

Пальба продолжалась недолго. Вскоре мои люди одержали верх над противниками. Не без потерь, конечно: четверо моих людей погибло — трое застрелены, у одного я обнаружил нож в брюхе. Я велел нескольким своим людям погрузить их тела в грузовик. Как приеду домой, надо будет поручить Яну организовать им достойные похороны. Они хорошо служили роду и погибли, как храбрецы.

Оставшиеся в живых несколько человек Глинского сдались, лишь один проявил преданность хозяину, показав себя настоящим мужчиной.

— Стреляйте, я не пойду на измену, — плюнул он мне под ноги, когда я подошёл к нему.

— Я бы и не принял к себе на службу предателя, — ответил я с улыбкой. — Этого расстрелять как верного пса Глинского, который непременно попытается откусить нам что-нибудь, если оставить его в живых, — велел я своим бойцам, — а этих, — указал я на сдавшихся, — как изменников.

Пока мои парни учиняли расправу по моему приказу, я направился на второй этаж и принялся открывать дверь за дверью в поисках хозяина дома. За всеми было пусто, кроме одной — она оказалась заперта. Я отошёл на пару шагов назад и с размаху выбил дверь ногой. Ступив за порог комнаты, лицезрел отвратительную картину: Ефим Глинский — высокий, некогда хорошо сложенный, судя по воспоминаниям Андрея, а теперь обрюзгший мужчина, стоял посреди комнаты наполовину обнажённый, а в дальнюю стену комнаты вжались несколько девушек разного возраста — самой старшей было, на мой взгляд, не более девятнадцати-двадцати. Судя по выражению лица хозяина дома, минуту назад он лихорадочно бегал и что-то искал, сейчас его глаза в ужасе метались от меня к двери и наоборот. Половина девушек выглядела едва ли не обезумевшей от ужаса; по их юным лицам стекали слёзы, едва прикрытые тела вжались в стены так, словно хотели слиться с ними. Другая половина девиц выглядела жутко: они сидели или лежали в расслабленных позах, их лица напоминали лица сильно пьяных людей, в глазах застыло странное выражение, лишённое осмысленности. Тут к гадалке не ходи: ублюдок Ефим напичкал их наркотой. Не нужно было быть специалистом в этом деле, чтобы определить, что девушки находились под кайфом. Меня передёрнуло от хаоса эмоций: неподдельное сопереживание этим несчастным хрупким созданиям, отвращение от их вида, лютая ярость к Глинскому… Зло, сотворённое им, не имеет ни единого шанса ни быть оправданным, ни заслужить прощения. Всю жизнь я презирал таких, как он.

— Не убивай меня! Отпусти! Я заплачу денег, сколько попросишь! Я богат, куда богаче твоей семьи! — обратился ко мне Ефим тоном, в котором поразительным образом сочетались ненависть ко мне и безумная жажда сохранить жизнь любой ценой.

— Даже разговаривать с тобой омерзительно, — бросил я, содрогаясь при мысли, что человек может превратить себя в такую вот жалкую пародию на самого себя. — Ты не заслуживаешь лёгкой, быстрой казни. Таких, как ты, я бы подвергал пыткам.

— Мы закончили, господин Амато. — В комнату вошёл один из моих людей. — Какие будут приказания дальше?

— Отведите этого… — Я кивнул на Глинского: — … куда-нибудь и напичкайте до отказа наркотой.

— Простите, что спрашиваю, господин, но зачем?

— Затем, что он должен испытать на собственной шкуре то, что делал с другими.

— Понял.

Боец схватил Глинского, но тот начал вырываться, тогда я прострелил ему ногу — Ефим заорал от боли.

— Вначале займитесь его раной, он не должен умереть от заражения или потери крови, — велел я. — И смотрите, чтобы он ничего не сделал с собой. Я, конечно, сомневаюсь, что этот урод способен собственноручно оборвать свою жизнь, но мало ли, на что только не готов человек в отчаянии…

Боец увёл проклинающего меня Глинского.

— Есть тут кто-то из вас, кто не под кайфом? — обратился я к девушкам.

— Мы не употребляли ничего, — тихо, испуганно ответила старшая из них, указывая на себя и ещё троих.