Экспансия (СИ) - Гуров Валерий Александрович - Страница 29

— Больше не буду намекать, — сказал я, а сам подумал, что, если надо, так прямо скажу.

Я и озвучил о своем происхождении только потому, чтобы чуть больше приоткрыть «Окно Овертона» относительно моей женитьбы. В остальном этот факт только чуточку больше легитимирует мое высокое положение в Братстве.

— Куда тебе до великокняжеской кровинушки? — усммехнулся купец.

— Все! Я наслушался вас обоих! Не сметь при мне лаяться! — жестко стал говорить великий князь, своей энергетикой окончательно, снимая все вопросы о своей болезни. — Ты, Горыня, сам биться будешь, али кого выставишь?

— Выставлю! — отвернув стыдливые глаза, сказал Купец.

Не готов драться, а извергать ложь любит?

— Здесь и сейчас дадите мне клятву, что не станете иным образом чинить друг другу обиды, только Кругу и Божьему Суду доверитесь, — потребовал князь.

Пришлось пообещать. Пусть очень хотелось разобраться с Горыней, но нельзя этого делать. Все подозрения сразу же лягут на меня. И только из-за этого может усложниться не только положение, но и в политике.

— Великий князь, к тебе воевода Братства пожаловал, просит впустить, — в палату зашел воин и сообщил о прибытии Ивана Ростиславовича.

— Впустите! — сказал князь, и вот здесь я увидел уже человека, который мог показаться захворавшим.

Наши споры благотворно влияют на ложь Изяслава Мстиславовича. Ему уже не так нужно прикидывать больным, наверняка мы с купцом вызвали великокняжеские головные боли.

— Великий князь, а что происходит? — решительно говорил воевода, как только вошел в палату и чинно поклонился киевскому властителю. — Отчего твоя дружина окружила гостиные дворы и Путятин Двор, где остановились мои люди? Дай уйти нам, князь, если нет гостеприимства в Киеве!

Эко ситуация закручена! В столице крестные ходы, воинов Братства окружили. Это просто предосторожность Изяслава?

— А ты, прознав, что у меня твой тысяцкий не натворил бы дел в моем городе? Я здесь решаю! — вызверился великий князь.

А день перестает быть томным.

— В Киеве вооруженные отряды могут передвигаться только в сопровождении моих воинов. В стольном граде будет царить порядок и правила, кто бы не пришел сюда, — жестко на своем стоял великий князь.

Голова шла кругом. Сложно все происходящее воспринимать правильно и делать неглупые выводы, когда смертельно устал, а еще голоден. Но, кажется я понял, какой оксюморон получился. Я ратую за порядок и систему, а как только система доставляет дискомфорт, так воспринимаю это болезненно.

Вот она, ловушка. Я стоял и стоять буду за правила и сильное правление. Но тут, получается, что эта сильная рука, княжья воля, выстраивая систему, приводит к порядку и меня и всех тех, кто ранее привык жить вольницей. Правильно ли это? Да, но осадочек остается.

— Я понимаю, князь, и принимаю правила твои. Дай воинам выйти за стены Киева и стать лагерем, все, о чем прошу, — сбавив тон сказал воевода.

— Я отправлю своего человека. И ты не гневайся, воевода. Ты, вместе с отрядом тысяцкого, привели в град почти четыре сотни облаченных в брони и вооруженных воинов, среди них есть два десятка воинов из дружины недруга моего, князя новгород-северского. Так что, воевода, что не так по-твоему я сделал? — говорил Изяслав Мстиславович. — Говорю тебе все это, лишь потому, что другом считаю.

В таком свете, как это описал Изяслав, он не просто прав, великий князь еще проявляет уважение и терпение. Четыреста профессиональных воинов! Да при небольшой поддержке киевлян — это почти гарантированный государственный переворот. Великокняжеская дружина в полном составе в стольном граде не располагается. Из ближних ратников князя в Киеве, в лучшем, случае три сотри. Остальная дружина жила в Вышгороде, Любече и других близлежащих городах Киевского княжества.

— Прости, великий князь, но можем ли мы завершить мой вопрос? — спросил я, нарушая установившуюся наэлектризованную тишину.

Горыня, так и вовсе забился в уголок и не отсвечивает.

— Купец выставит своего бойца. Ты справе выставить своего. Бой на мечах без щитов, — словно отмахнулся, сказал князь.

Его слова прозвучали, будто заранее заученный текст. Решение было принято еще раньше, вероятно, до моего появления. Лучше бы сразу сказали, да я отправился отдыхать.

— Прости, великий князь. Сам ратую за порядок, а, когда приходит время подчиниться тому самому порядку, так и выходит… — говорил воевода Иван Ростиславович, несколько растерявшись.

Он даже не отреагировал на то, что только что были сговорены правила Круга, настолько пребывал воевода в своих мыслях.

— Видеть другом тебя хочу, воевода, — князь посмотрел на меня, на купца Горыню. — И вас, купец Горыня и тысяцкий Владислав, хочу другами своими назвать. После Круга, когда сам Господь укажет, кто из вас прав, а кто виноват, примирения от вас жду. Надеюсь, что никто из вас не погибнет.

И последние слова Изяслав Мстислав произнес, пристально смотря мне в глаза. Намек понятен, буду думать, стоит ли кого вместо себя ставить.

— Знай, великий князь, — после того, как воевода обнялся с Изяславом, говорил Иван Ростиславович. — Братство христианское поддерживает митрополита нашего Климента. Нужно, так и всех недовольных греков из русской церкви отправим обратно в Царьград.

— То дела церковные, я в них пока не влезаю, но Климента в обиду не дам, — отвечал великий князь, подтверждая мои догадки, почему он прикидывается больным.

— Киевское купечество поддержит тебя во всех начинаниях, — поспешил сказать Горыня.

— И я ценю помощь и поддержку от киевлян, — отвечал великий князь.

— А ты, воевода, знал, что у тебя в Братстве потомок последнего единодержавного польского князя? — спросил великий князь, усмехаясь в мою сторону.

— Ходили такие слухи. Но доказательств я не видел, но в моем стане появился человек, который может это доказать, — с некоторым недовольством говорил Иван Ростиславович.

И было не понять, чем он сейчас недоволен, факту ли, что я могу быть потомком польского монарха, или потому, что воевода разочарован появлением Алексея. Они не могли не быть знакомы, так как мой родич некоторое время жил в Звенигороде, где князем был Иван Ростиславович. Общаясь с Алексеем, он избегал темы с оценкой личности бывшего звенигородского князя. Но понятно, что при хорошем отношении князя, Лешко не сбежал бы из Звенигорода.

— Все, ступайте. Все же хворый я, отдых нужен, — сказал князь и мы пошли на выход.

Дав возможность первому выйти из палаты воеводе, меня вынуждено пропустил вперед купчишка. Я я лишь чуть задел его плечом, будто нечаянно, отодвинув Горыню, и с гордо поднятой головой вышел из палаты. На выходе я увидел маленькое чудоковатое, но симпатичное существо, Евдокия, которая, округлив свои выразительные глаза, смотрела в мою сторону, на МЕНЯ.

Если скучно тебе жить, хочется острых ощущений? Так заведи роман с красивой женщиной. Здесь и ревность, причем, не обязательно твоя, часто бывших кавалеров твоей красотки, финансовые карусели, эмоциональные качели. И много-много проблем. И пусть разные исторические периоды имеют свои особенности взаимоотношений мужчин и женщин, но остается всегда что-то общее, базовое.

Может, кто иной и думает по другому, но мое мнение именно такое. Возможно, я несколько и жесток к женщинам, но один раз, попавшись еще в молодости, той, в первой жизни, в «медовые» женские клещи, всю оставшуюся жизнь я общался с женщинами так, словно мстил, часто опасаясь повторения истории. Вот и в новую жизнь я перенес этот психологический флюгер.

Так что я сторонился эмоций во взаимоотношениях с женщинами. А в остальном, мы в ответе за тех, кого спасли. И сейчас, когда Рахиль, словно голодный и холодный щеночек, прижималась ко мне, чуть ли не поскуливая, я не мог оттолкнуть ее. Это не сексуальные отношения, это что-то иное, пробуждение инстинкта защитника и осознание себя человеком относительно великовозрастным, который способен красивую женщину не только хотеть, но и жалеть. Я приютил щеночка, а какая-то сука хочет моего питомца покусать.