Ее словами. Женская автобиография. 1845–1969 (СИ) - Мартенс Лорна - Страница 13

Ларком выросла в Беверли, штат Массачусетс, в пуританской семье с десятью детьми. Религия являлась важной частью семейной и общественной жизни, и Ларком была изначально глубоко религиозна. Обладая поэтическим даром и мечтая стать педагогом, в возрасте одиннадцати лет, когда после смерти отца семья оказалась в затруднительном положении, она пошла работать на фабрику в Лоуэлле, чтобы заработать денег для семьи. Она провела там десять лет, работая в прядильной и гардеробной по тринадцать часов в день, пока наконец ее не перевели на более легкую работу. Позже она стала преподавательницей и поэтессой. По существу, она очень дорожила своей частной жизнью. Издателю Houghton пришлось уговаривать ее написать о себе. В книге Ларком, очевидно, не кривя душой, пишет:

В предисловии Ларком также демонстрирует ненапускные сомнения относительно идеи оказаться в центре внимания. Она пишет, что ее автобиография «написана для молодежи по совету друзей». Автор, вероятно, чувствовала необходимость оправдаться, потому что «для многих слово „автобиография“ ассоциируется лишь с тщеславием и эгоизмом». И она добавляет, по-видимому, совершенно надрывно: «Не знаю, одобряю ли я сама автобиографию, когда речь идет о персоне столь незначительной, как в данном случае»28.

Действительно, публикация под собственным именем подразумевает стремление к вниманию читательской аудитории, это значит предстать перед публикой как личность, пустив свое «имя» в оборот. Это предполагает своего рода подпись под опубликованными заявлениями и готовность к тому, что эти заявления будут цитировать, иногда неправильно, перефразировать, тоже нередко перевирая, обсуждать, объективировать и загонять в шаблоны. Имя и, в большей степени, слава могут принести признание, влияние, деньги и власть. Но в то же время за имя и, в большей степени, за славу приходится платить потерей анонимности и уединения, потенциала, свободы изменить мнение, права на то, чтобы с автором обращались как с живым человеком, а не как с «именем». Написание автобиографии для публикации требует еще больше смелости, чем другие виды письма, ведь это означает, что писательница выходит в центр внимания общественности как человек, который считает, что ее жизнь стоит того, чтобы о ней писать. Автобиография излучает чувство собственной значимости. Если только она не написана действительно важной персоной, которая имеет возможность тщательно придерживаться общеизвестных фактов, публикация автобиографии демонстрирует готовность автора раскрыть информацию о себе, сделать публичным то, что является частным и интимным, раскрыть «потаенные уголки души». Немногие женщины обладали реальной значимостью в обществе, и привлечение внимания публики к собственному малозначительному «я» было настолько несозвучно с кротостью и скромностью, считавшимися неотъемлемой частью женственности, что женщине, которая делала себе «имя», сам факт публикации мог видеться как отказ от себя. Джейн Маркус предположила, что под давлением этих обстоятельств женщины-писательницы замкнулись в семейной тематике, тем самым «расписавшись в собственной кажущейся незначительности»*, 29.

С этой точки зрения жанр автобиографии детства фактически предлагает потенциальной писательнице удобный путь к отступлению от заданного шаблона. Автор может обойти неприятные аспекты собственной биографии, рассматривая детство не как индивидуальный, а как общий, коллективный опыт. Такая манера письма о детстве могла быть вполне естественной для детей, выросших в больших семьях XIX века, где дети из обеспеченных семей воспитывались в «яслях» и где в любом случае ребенок проводил большую часть своего времени в компании братьев и сестер. Согласно работе Кеннета Брэма, ряд автобиографий детства, написанных в эпоху распространенности многодетных семей и не обязательно женщинами, используют путь описания жизни детей как группы. В этих книгах детство представлено, как правило, идиллически и ностальгически. Этот метод обычно выбирают писатели, адресующие свои истории юной аудитории. Это привело к тому, что автобиография детства превратилась в детскую литературу.

Хотя «Детство в Новой Англии» предназначено для юных читателей, это не детская литература. С самого начала она привлекала и взрослых. Тем не менее в этой автобиографии чаще всего используется местоимение «мы». В первых семи главах, в которых она пишет о своем детстве до начала работы на фабрике в Лоуэлле, Ларком избегает рассказов о своем характере и чувствах, концентрируясь на времени, месте и семье. Выросшая в многолюдном доме, она достоверно передает ощущение слияния с детским коллективом (у Ларком было десять братьев и сестер). В следующих четырех главах она рассказывает о фабрике, ее работе и фабричных девушках, прежде чем в завершающей двенадцатой главе подойти к работе преподавателем и писательской карьере после ухода с фабрики. Удивительным образом, это книга о «мы» – сначала братья и сестры, потом девушки с фабрики, – а не о «я». Таким образом, произведение Ларком занимает противоположный конец спектра от автобиографии Готье. Она, главное действующее лицо, не всегда находится в центре повествования, но, напротив, имеет тенденцию растворяться в толпе других людей. Как пишет Ширли Марчалонис, в первых семи главах она делает себя «одним из актеров на большой сцене», но и позже «ее собственная история остается связующим звеном в общей картине»30. Так, «витрина магазина особенно интересовала нас, детей, ведь там стояло несколько стеклянных банок с палочками полосатых ячменных конфет и красными и белыми мятными леденцами…»31. Или: «Одним из наших величайших школьных удовольствий было наблюдать, как тетушка Ханна крутит свою прялку…»32 Тем не менее портрет Люси-ребенка все-таки появляется: она неоднократно использует свой образ в качестве примера в вопросах морального воспитания (например, когда она стащила несколько монеток, и ей кажется, что они обжигают ей руку) и религиозных чувств. Она описывает себя – пишет о своем поэтическом таланте, любви к стихам и спонтанном их сочинении. Автор-рассказчица подчеркивает свой талант, тем самым индивидуализируя себя и подкрепляя то (что читатель, по-видимому, уже знает), что она успешная поэтесса – этот факт она упоминает в чрезвычайно скромной, обесценивающей манере в конце автобиографии. Но она тут же старается сгладить впечатление о том, что была особенным ребенком, предполагая, что просто делала то, что делали другие, и что другие, должно быть, чувствовали то же самое, что и она. Например: «Я стала посещать школу, когда мне было около двух лет, как и другие дети вокруг нас»33. В духе Вордсворта: «Эти воспоминания [о небесной жизни до рождения] <…> так отчетливо принадлежат мне-Младенцу… Но многие другие повзрослевшие дети, оглядываясь назад, несомненно, увидят шлейф славы». Этот стиль подпитывает идеи, высказанные в предисловии, где Ларком описывает себя далеко не уникальной личностью, а, скорее, частью типа или тенденции: «Самая обычная личная история имеет свою ценность, когда на нее смотрят как на часть Единой Бесконечной Жизни»34; «Вы видите, что во мне нет ничего примечательного»35; «Какой бы особый интерес ни вызвала эта небольшая история, она обусловлена социальными обстоятельствами, в которых я выросла»36. Даже о своем поэтическом даре она пишет, как о чем-то типичном: «Богатый или бедный, каждый ребенок приходит в мир со своей собственной насущной потребностью, которая формирует его индивидуальность… Моей „насущной потребностью“ была поэзия»37. Собственную индивидуальность она объясняет, можно сказать, почти оправдывает, типичностью: это то, что есть у каждого. Такое самоуничижение, безусловно, зависит от пола, поскольку демонстрирует аккультурацию женщин во времена Ларком. Оно также является жанровым, свойственным «домашним» женским автобиографиям того времени.