Как выжить женщине в Средневековье. Проклятие Евы, грех выщипывания бровей и спасительное воздержани - Янега Элеанор - Страница 19

Опять же, интерес к выступающим животам указывал на предпочтительность облика, свой ственного богатым женщинам. Большинство средневековых женщин были крестьянками и всю жизнь физически трудились и вскармливали грудью своих детей. Потому им предоставлялась масса возможностей сжигать все потребляемые калории. Зато утонченная жизнь при дворе или в богатом купеческом доме предполагала преимущественно сидячий образ жизни. Нет, конечно, жизнь богатых женщин тоже была наполнена занятиями, однако они больше касались бесед, ведения учетных книг или шитья, и все это можно было делать сидя, а значит, физически не напрягаясь. Более того, стол богатых женщин изобиловал теми яствами, что особенно благоприятствуют появлению живота. Сладости, белый хлеб и жирное мясо раздобыть куда проще, если у тебя тугой кошелек. Так что состоятельные женщины занимали выгодное положение в погоне за таким атрибутом красоты, как выпирающий животик.

Далее по списку следовало описать ноги красавиц, и здесь авторы предпочитали рассматривать их поделенными на две составляющие. Первая из них — бедра, которым, по всеобщему мнению, надлежало быть «объемными», «четко очерченными, хорошего сложения»⁸². Любопытно, что иногда предпочтительность полных бедер воспринимается как завуалированный намек на гениталии. Матвей, например, упоминает «сладкие венерины чертоги… сокрытые» «торжественным соприлежаньем сфер», то есть сокрытые бедрами⁸³. Такое описание пришлось бы весьма к месту в эротическом дамском романе, а заодно напоминает нам, что, хотя в теории подобные описания красоты женского тела несколько академичны, они все же несут в себе сексуальный заряд. Как тогда, так и сейчас, если авторы пытаются объяснить, что такое красота, то они хотят, чтобы их читатели поверили в предлагаемое описание и признали, что эти авторы несомненно знают толк в женских прелестях. Другое дело Гальфред: надо полагать, он предвидел, как в предвкушении описания этой волнительной части тела распалится воображение читателей, и потому нарочно пропустил описание бедер, как и того, что помещается между ними: «О том, что ниже, — ни слова: / Если бы это я мог описать, я познал бы блаженство, / Но хоть и рвется душа говорить, а язык мой немеет»⁸⁴. При этом оба автора, упоминаемые здесь, прекрасно осознавали, что создаваемые ими образы однозначно сексуальны. Единственная разница в том, что если Матвей пожелал дать этим образам конкретное описание, то Гальфред предоставил читателям самим дорисовать картину, пусть даже рискуя навлечь на себя подозрения, что он сам знает об этом лишь понаслышке.

Суд Париса (фрагмент) Лукас Кранах Старший. 1528 г.

Описание ног ниже бедер уже не содержало сексуальный подтекст. Авторы прославляли ноги длинные, полные и прямые. В этом пункте Гальфред отбрасывает прежнюю сдержанность и открыто говорит о длинных голенях красавицы⁸⁵. Машо также упоминает о них, но ловко уходит от конкретики, назвав голени «точеными» и позволив читателям самим додумывать все остальное.

После возбуждения, которое вызвало описание бедер, описание ступней прямо-таки разочаровывает, так как авторы говорят о них одно и то же, считая идеальными маленькие женские ступни. Различие было лишь в деталях: одни называли их изящными, другие восхваляли продолговатые ровные пальцы ног. Однако как только вам покажется, что ступни не вызывают у авторов такого же поэтического возбуждения, что бедра и голени, Машо быстро развеет ваши подозрения, так описав идеальные ступни своей красавицы: «высокие, как арки, своды стоп, пухлы и формою изящны, и ловко как влитые обуты в туфельки изысканной красы»⁸⁶. И кстати, восхваление ступней у него более продолжительно, чем описание боков, бедер и голеней, вместе взятых.

Возраст

Притом что идеальной женщине Средневековья полагалось обладать вполне конкретным набором черт, которые даже могут быть представлены в виде перечня, один, еще не названный здесь фактор порой тоже упоминался: возраст. Мы, безусловно, определили бы желаемый возраст обобщенно как «молодой», однако в понятии средневекового человека число прожитых лет не сообщало ту информацию, которую полагалось знать.

Мужчины, которые размышляли об идеальной красоте, считали, что истинная красавица должна быть не только молодой, но и не искушенной в сексе. Проще говоря, ей надлежало соответствовать такому средневековому понятию, как «дева».

Во времена Средневековья понятие «дева» подразумевало ту жизненную стадию, которая приблизительно соответствует современному понятию «подросток». Девы, как и подростки, — это те, кто уже вышел из детского возраста, но еще не достиг полной взрослости. Словом, это тот самый этап жизни, который мы называем переходным возрастом. Однако под девичеством подразумевали также сексуальную зрелость, но еще не реализованную, что создавало «совершенный» тип женственности.

Портрет дамы Нероччо де Ланди. Ок. 1485 г.

Это состояние «совершенства», в свою очередь, было привязано к совсем иному, чем у нас, восприятию человеческого возраста. Вопреки некоторым особо живучим мифам о Средневековье, «девицы» были довольно юны вовсе не потому, что продолжительность жизни средневекового человека была короткой. Люди Средневековья жили примерно столько же, сколько и мы сейчас, если им удавалось выжить в детстве и (в случае женщин) пережить роды. Констатация того, что «в Средневековье средняя продолжительность жизни составляла тридцать два года» искажает смысл понятия средний. Примерно пятьдесят процентов средневекового населения умирало, не дожив до года, и это невероятно удручающая статистика, стойко державшаяся до изобретения вакцин и современных методов лечения. Так вот, если половина населения умирала до достижения одного года, значит, чтобы средняя продолжительность жизни по всему населению составляла тридцать с чем- то лет, выжившим пятидесяти процентам следовало доживать до семидесяти лет (призовите на память школьную арифметику). Собственно, так оно и было! С учетом такой немалой продолжительности жизни большинство людей вступали в браки в двадцать с небольшим лет, как и мы сейчас⁸⁷. И потому было бы некорректно считать девой восьмилетнюю девочку, так как она еще ребенок. Девица была молодой и девственной, но при этом ее возраст хотя бы теоретически должен был позволять вступить в брак.

Согласно ученому и энциклопедисту конца XIII века Вартоломею Англичанину (1203–1272), девица «называется пуэллой [девушкой] чистой и непорочной, как незамутненный хрусталик глаз… ибо среди всего, что любимо в девушке, целомудрие и чистота ее любимее всего … Пуэлла — это целомудрие без порока, а также доброе имя [честь] … девица зовется virgo [девой чистой], в силу чистоты и непорочности, кои присущи virago [воительницам], ибо не знает она женских страстей»⁸⁸. Таким образом, у девиц было больше шансов подойти под определение красавиц, что работало и в обратном направлении, поскольку они, как отмечает Ким М. Филлипс, «обладали всеми привлекательными качествами женственности, но при этом [были] свободны от недостатков»⁸⁹.

Девы были прекрасны, добросердечны, спокойны, целомудренны, чисты, нежны, благонравны и скромны. К тому же, и это считалось абсолютно принципиальным, они были сексуально притягательны, но сами не проявляли интереса к сексу. Очень примечательный момент, поскольку трудно представить себе образ расцветающей женственности, до такой степени противоречащий нашим представлениям о юной девушке. Более того, этот образ блестяще показывает, что само понятие девичества (как и перечень черт женской красоты) родилось исключительно в головах мужчин. Девы представлялись такими, какими могли бы быть женщины, не будь они реальными людьми со своими нуждами, взглядами и недовольствами.