Балтийский форпост - Малыгин Владимир - Страница 11

Ещё бы, ведь им этих земель досталось почти две трети!

Не повезло ни тем ни другим. Все спорные земли папский посланник потребовал передать Ватикану.

Взамен пообещал новый поход на восток, и вот тогда все захваченные земли будут поделены по справедливости!

Только не уточнил, как папский престол понимает эту справедливость…

Зато таким обещанием успокоил разбушевавшихся крестоносцев. Те мало того что клятвы свои в сторону отодвинули, так ещё и бражничать беспробудно принялись! А пьянство – дело такое, постоянно требует наличия звонкой монеты. По Риге простому горожанину в последнее время уже не пройти спокойно. Могли и кошелька лишить в любую минуту, а то и жизнь отобрать по надуманному поводу. Горожанки без усиленного сопровождения из дома не выходили, а родители девиц вообще взаперти держали!

– Чем скорее начнём поход, тем спокойнее жить станем! – убеждал рижский епископ папского посланника под согласное поддакивание городского бургомистра. – Уберите крестоносцев из города, а уж мы…

Епископ кивнул главе города. Тот сначала не понял такого жеста, на мгновение замялся, но почти сразу сообразил и полез в стол. Вильгельм заинтересованным взглядом уставился на столешницу, словно пытался увидеть, что там такое, чем это его рижане пытаются купить? И тут же себя поправил – нет, не купить, а всего лишь заинтересовать. Это можно. А знать толстяку бургомистру с его епископом о том, что поход этот всё равно бы состоялся, не нужно. Пусть лучше раскошелятся. И не они одни. И торопиться тут не стоит. Горожанки опасаются из дома на улицу выходить? Прекрасно! Чем больше бюргеры Риги от разгулявшихся крестоносцев стонать будут, тем быстрее и с большей охотой мошну свою развяжут!

К устью Наровы корабль подошёл ещё засветло, когда солнце только-только на сосновые лапы прилегло. Словно устало за день. Ещё бы, столько времени сплошная жара и ни капли дождя! Да сколько? С весны, если посчитать!

То, что это именно наше устье, сразу понятно стало, другой такой большой реки не видели за всё время пути. Да и нет тут рек, соизмеримых с Наровой. А если и есть, то точно не в нашем районе. И даже не в нашем… Э-э, стоп! Это уже не отсюда. Никто меня не поймёт, если я пошучу подобным образом.

Издалека видно, как река в море впадает, как на стыке течения и набегающих волн рябь появляется. А за рябью снова тихая вода. Мутная, правда.

И жара к вечеру немного спадать начала.

На Толсбург когда шли, так измучились под таким солнцем. Вдобавок и земля под ногами пересохла. Первый десяток ещё по твёрдому прошёл, а вот остальным уже не так пофартило. Разбили верхний слой, размесили сапогами. И превратился тот в пыль. В мелкую и невесомую, когда в пальцах даже песчинки-крупинки не ощущаются. Трёшь, трёшь, а там пшик. Взвесь.

А уж коли она невесомая, так и взмывает ввысь с превеликим своим удовольствием под нашими сапогами. Висит над головами серым облаком, налипает на лицо, лезет в нос и глаза, въедается в одежду, набивается под броню. Слёживается под ней тонким и плотным слоем – жуть. Про слипшиеся волосы и говорить не хочу, слишком неприятные ощущения.

А ещё надетое на нас железо из-за этого начинает противно скрипеть при малейшем движении. Пусть пыль мелкая, но вреда от неё ещё больше. Потому что вроде бы как невесомая, умудряется проникнуть во все щели и сочленения доспеха. И ведь всё равно абразив, пыль-то песчаная.

Если кто в этом сомневается, то достаточно лишь пастишку распахнуть, хапнуть немного этой дряни открытым ртом. Заскрипит песок на зубах, обдерёт язык и горло наждаком – враз все сомнения прочь отлетят.

И ручьи повсюду обмелели, самая мелкая птаха вброд любой из них перейдёт и перья на животе не замочит. От былой красоты водоёмов ничего не осталось, пышные лохмы пушистых зелёных водорослей на дне повысыхали, превратились в серую ломкую паклю.

Слух среди людей пошёл, что засуха грядёт, выгорят посевы, неурожай будет. Как выживать? Ладно мы, у нас и озеро с морем рядышком, и река под боком имеется. Если с огородов не прокормимся, так на рыбе продержимся. И на охоту уповать нельзя, охота в последнее время совсем никакая стала. За зверем далеко приходится ходить. Очень далеко. Ещё немного, и с псковскими охотниками можно было бы пересечься. Те тоже в поисках добычи далеко забредают.

Будет туго – придётся с племенами на той стороне реки договариваться. Чтобы позволили по своей земле ходить и в лесах пропитание добывать.

А ведь помню я про подобную засуху в этом времени. И про голод тоже помню. Выходит, грядут тяжёлые испытания? Если так и есть, то нужно будет закрома дополна набить. И даже чуть больше.

Отложил пока пришедшие в голову мысли в сторону, не до воспоминаний сейчас, но чуть позже обязательно к ним вернусь.

Стою на мостике, на близкий берег поглядываю. Переход пусть и спокойный, но отвлекать новоназначенного шкипера от дела разговорами и расспросами не стал, в крепости договорим.

А присматривать – присматриваю! Мало ли. Одно дело по открытой воде идти, а другое как раз сейчас и наступает. Самый сложный этап плавания будет – заход в устье против течения и подход к месту стоянки. Вот и посмотрю, проверю, есть ли у него и впрямь какой-то мореходный опыт или нет?

Так что обопрусь на планширь и постою тут, сбоку от рулевого, так оно мне спокойнее будет.

Понимаю, что случись что, то и от меня проку мало будет, но… Но всё равно постою. Поприсутствую. И рулевого в тонусе подержу, и шкипера. Чтобы не расслаблялись лишний раз.

Как раз в этот момент вошли в зону речного течения. Корабль несколько раз легонько тряхнуло на границе вод, сердито шлёпнула речная, в разводах серой пены вода по борту. Если бы не вслушивался и не всматривался, так ничего бы не заметил и не услышал.

А раз вслушивался и настороже был, то не только снисходительное пошлёпывание волны по борту услышал, но и скрип ступеней на трапе! Поднимается кто-то. Кто? А кроме Ростиха больше и некому подниматься.

– Вроде бы наша река? – подошёл охотник.

– Наша, – кивнул в ответ. – Вон оно, устье, прямо перед нами.

– Где? – озадачился Ростих.

– Видишь, где песок заканчивается? – показал направление на оконечность мыса рукой. – Вот там и устье.

– Так это что? Получается, уже наш мыс? – И с явным облегчением в голосе выдохнул: – Неужели доплыли?

– Дошли, – подтвердил. И чего так обрадовался? Надо бы уточнить. – Что? Не понравилось тебе море?

– Нет, – мотнул головой Ростих. И вполголоса заоправдывался, опасливо поглядывая на рулевого: не услышит ли? – Ну кому такое может понравиться? Ни конца ни края этой воде не видно. До берега не докричишься! И ладно бы вода эта добрая была, так ведь нет! Горькая!

– Да-а, получается, не по нраву тебе море пришлось? В лесу лучше?

– Знамо, лучше! – подхватил Ростих.

И, доверительно склонившись ко мне, проговорил, стараясь, чтобы его ни рулевой, ни прислушивающийся к нашему разговору шкипер не услышали: – Как представлю, что под ногами ничего нет, а до дна не достать, так веришь ли, вот тут, – прижал ладонь к груди, – холодеет и душа чуть ли не в пятки проваливается!

– Верю. У меня иной раз тоже что-то этакое где-то здесь, – повторил его жест, тоже прижал руку к сердцу, – проскакивает.

Постарался придать лицу серьёзное выражение. А то улыбка так и просится наружу. Человек ведь и впрямь опасается большой воды.

– И у тебя тоже? – неверяще глянул на меня Ростих. – А с виду и не скажешь…

– Невместно мне такое на людях выказывать, – построжел лицом.

– Ну да, – смутился охотник. И тут же схитрил, вернулся к первоначальной теме: – А это точно наш мыс?

– Он самый и есть.

– А на мысу этом дозорные должны сидеть. Не видел ли кого? – И сам тоже в недалёкий берег пристально всматривается, старается разглядеть своих воинов.

– Нет, пока никого не видел. Сколько ни всматривался, а никого не видать!