Дворянин без титула (СИ) - Богдашов Сергей Александрович - Страница 33

Как подсказал мне Виктор Иванович, картина так и называется «Корабль на якоре» и принадлежит кисти Лингельбаха. Что уж такого интересного в этом полотне нашла Екатерина Великая, мне не понятно, но многие историки утверждают, что у Императрицы был своеобразный вкус. Почему-то я склонен с ними согласиться.

Вторая картина, к сожалению, разочаровала. Меня лично только разочаровала. А дед, например, в бешенство пришёл, когда увидел, что изображение на одном из краёв полотна расползлось от воды. Видимо восковая закупорка дала течь, а может конденсат внутри трубы образовался и намочил холст, но так или иначе — картина требовала реставрации.

Пока Пётр Абрамович изволил ругаться и материться, я осмотрел ларцы. После того, как крики утихли, я подошёл к старику, одиноко сидевшему в ожидании ужина у окна.

— Пётр Абрамович, — негромко начал я, чтобы не слышали окружающие. Хотя какие окружающие? Все разбежались по округе, как зайцы, пока дед ненароком не зашиб, — Я знаю, как картину восстановить.

Минут тридцать мы негромко переговаривались с дедом, а под конец он во всеуслышание заявил:

— Экипаж, слушай мою команду. Завтра поутру снимаемся с якоря. Держим курс на залив Лохусалу.

После наших морских приключений мы отправились на отдых.

Надо было осмыслить, что на нас свалилось, отпраздновать успех, на чём особенно настаивали два брата Ганнибала, и подумать, что мы будем дальше делать.

Мыза Витенцевель, расположенная на берегу Балтики, ничем, кроме названия, не отличалась от средненького помещичьего имения в той же Псковской губернии. Разве, что установленные здесь мельницы впечатляли своими размерами и механикой. Зато по дороге к усадьбе нам попалось на глаза опустевшее здание, явно производственного назначения, которое наводило тоску своим безлюдьем и унынием.

Есть у любых производственных зданий такая беда — пока они стоят и работают, всё прилично выглядит, но стоит работу остановить, и здание начинает стареть не по дням, а по часам. Через пару месяцев ему уже капитальный ремонт потребуется, а потом и бурьян сквозь фундамент полезет, добираясь до самых окон. А через полгода — год, проще и дешевле будет новое здание построить, чем старое восстанавливать. Это я отметил, исходя из местных реалий. Кирпич на строительство тех мануфактур, что я видел, идёт редко когда, и то, в основном на печи, а всё остальное ваяют из дерева, которое бывает далеко не лучшего качества.

Христиану Ивановичу, так он нам представился на русский манер, явно от нас что-то было нужно.

Вот только, что именно, я пока не понял. Местный помещик целый вечер старательно спаивал моих дядьёв, поражаясь их способности поглощать огромное количество спиртного без особо вреда для их организма и разума, и даже от деда отстал лишь после того, когда тот решительно перевернул свою рюмку вверх дном. Но уже к средине вечера Христиан сам сильно сдал и изрядно окосел, так что я мысленно сразу же перенёс все разговоры с ним на завтра.

— Вот просто чую, что он хочет нам что-то предложить, но никак не решается, — пожаловался я Виктору Ивановичу.

— Остатки своей мануфактуры он мечтает продать. Причём, практически даром — за сколько возьмут.

— Что за мануфактура? — тут же поинтересовался я у тульпы.

— Обычная. Сетевязальная. Вот только не стоит себе что-то большое представлять. ­Простой длинный сарай, с плохой крышей и безобразным освещением. Когда-то там работало десятка три женщин, сейчас лишь дюжина девок осталась и пара мастериц в возрасте. Вот их, вместе остатками запасов и инструментом Христиан Иванович и надумал продать.

— А почему, не знаешь?

— Так тут и гадать нечего. Причин несколько, но назову две самых важных. Во-первых, рыбацкие артели, что появились при любом более-менее крупном городишке, рыбу в достатке ловят и на своём собственном рынке её продают, куда посторонним рыбакам ходу нет. Сети им жёны и вдовы плетут. А местные рыбаки, как без живых денег остались, только рыбой платить могут. Куда ему девок девать? Он работниц честь по чести на работу принял и обратно в семьи их не вернуть. Там они, как лишний рот. Опять же, среди рыбаков смертность высокая. Так что женихов примерно в два раза меньше наблюдается, чем невест. А во-вторых наш Император решил милость проявить к прибалтам, как к сильно пострадавшим во время шведского правления.

— Неужели действительно сильно страдали? — не поверил я Виктору Ивановичу, про себя подумав, что крепостное право — это и так иго, дальше которого, казалось бы некуда.

— Не сказал бы. Да бывало одно время такое, что шведский рейтар мог на любой финский двор зайти и там, буквально на глазах у отца или мужа девкой какой, или бабой его овладеть. Поляки набегали, и тоже всех финнов грабили и насиловали. Но по мере ослабления Швеции в военном плане их отношение к чухонцам стало более лояльным. Стоит заметить — при шведах финны не были свободны и не пользовались всеми гражданскими свободами цивилизованного шведского общества. Жизнь их была легка лишь в том отношении, что Швеция отменила барщину, собирая лишь подушный налог. А суровые крепостнические порядки России вернули финнов обратно к барщине, и крестьяне, которые раньше заботились лишь о собственном пропитании, затем снова попали в кабальную зависимость от барина. Как ты понимаешь, из-за этого все прибалтийские земли стали зоной смут и недовольства. Исходя из сложившейся ситуации у Императора имелось всего лишь два выхода: или усиливать армию, чтобы огнём и мечом гасить возможные бунты, или сделать широкий жест, вернув на них шведские порядки. Так что крепостное право для прибалтов отменили в тысяча восемьсот четвёртом году. И оно поэтапно теряет свой жестокий смысл, который привычен для России средней полосы.

Уф-ф… Хорошо, что я всё застолье отказывался от крепких напитков, позволив себе лишь два бокала красного вина за весь вечер. Иначе эта лекция была бы мной не понята, а то и вовсе не дослушана до конца, тем более Виктор Иванович мастерски копировал интонации какого-то крайне занудного профессора — историка.

— Получается, что Христиан Иванович мечтает успеть продать хоть что-то, пока его мануфактура под банкротство не попала.

— Именно так, — подтвердил мой тульпа.

— А что там, в качестве оборудования прилагается?

— Станки, — в полной мере насладился Виктор Иванович моим изумлённым видом, — По крайней мере, Вистингаузен их так называет. На самом деле это всего лишь хитрая бронзовая трубочка с челноком и шпулей. Ручного труда она не отменяет, но работа с ними идёт заметно быстрей.

— А где мы работниц возьмём?

— Так он их нам и даст.

— Это каким же образом, если для всех чухонцев царь-батюшка крепостное право почти что отменил?

— Наш хитрый Христиан Иванович со всеми работницами договора заключил, если выражаться нашим языком. Так что он попросту перепишет эти бумаги на твоё имя, и сдаст весь женский коллектив тебе в аренду. Этак, лет на восемь — девять. Другими словами, на тот срок, что у него остался в трудовых контрактах, заключённых на десять лет.

— А ты откуда это знаешь?

— Случайно в их общежитие заглянул, — признался тульпа, на всякий случай стрельнув глазами по сторонам, чтобы убедиться, что больше никого рядом с нами нет, — Финский я отлично знаю, но не этот, который у них сейчас в ходу. Так что пришлось какое-то время послушать тараторящих девушек, чтобы приспособиться к их нынешнему наречию.

— И о чём они говорят?

— Уверенно пока сказать не готов. Считайте, что старый диалект мной ещё плохо изучен. Одно могу точно сказать — надумай вы, Александр Сергеевич, решиться на эту сделку, то будет вам сюрприз. К счастью, из приятных, — хохотнул мой тульпа, и провалился с глаз вон долой.

Вот же интриган! В загадки со мной вздумал играть! Уж покажу я тебе пару загадок, таких, что мало не покажется.

Как бы то ни было, а Христиан Иванович за проведённый праздничный вечер грамотно всех нас прозондировал, как потенциальных покупателей своего неликвида, что сейчас несёт ему одни убытки, и ясно осознал, что два брата Ганнибала — никак не покупатели, поскольку у них ветер в карманах дует, а деду давно уже плевать на все дела и новые начинания. И остался я. Единственный клиент, которому можно втюхать убыточное предприятие с дюжиной проблемных девиц и парочкой женщин в возрасте, состоящих при них в качестве наставниц и мастеров.