Алмазный башмачок - Фэйзер Джейн - Страница 27

• Предыдущая
• 27/83
• Следующая

— Великий Боже! — прошептал он в полном отчаянии.

Он не мог перенести, когда она на него так смотрела.

Она и в самом деле нуждается в дружеской поддержке как в ее новой семейной жизни, так и в первых шагах по зеркальным паркетам Версаля. И отказать ей в этом он не мог, как бы ни желал сделать это.

— Я останусь вашим другом, — тем же тоном произнес он.

С этими словами он повернулся и открыл дверь в ее спальню.

— Спокойной ночи, Корделия.

— Спокойной ночи, милорд.

Она проскользнула в спальню, не глядя на него. Ее встретил испытующий взгляд Матильды. Ее воспитанница была очень бледна, глаза подернуты поволокой.

— Мне кажется, скоро мы встретимся с князем, — вскользь бросила она, расстегивая платье и распуская корсет Корделии.

— Возможно, даже завтра. — Корделия вытащила шпильки из прически. Голос ее дрожал от сдерживаемых слез. — Но я не намерена ложиться на супружеское ложе, пока церемония венчания не закончена.

— Угу. — Матильда позволила себе лишь согласно хмыкнуть.

Воспитанница ее сейчас была особенно чувствительна ко всем замечаниям, и не надо было ломать голову, по какой причине. Виконт скорее всего вдребезги разбил все надежды Корделии, и Матильда отнюдь не собиралась залечивать ей сердечную рану своими утешениями и соболезнованиями.

Сейчас обязанностью верной служанки было подготовить Корделию к первой брачной ночи. Но она успеет посвятить ее в тайны брачных отношений накануне самой ночи, когда Корделия сможет лучше воспринять мудрые слова.

Она бережно уложила Корделию в постель, как будто та снова вернулась в детство, поцеловала ее на ночь, задула свечи и тихонько вышла из комнаты.

Оставшись одна, Корделия накрылась одеялом с головой, как будто укрываясь от мира. Она не хотела выходить замуж ни за кого, кроме Лео. При мысли о том, что кто-то другой прикоснется к ней, Корделию охватили страх и отвращение. Как вытерпеть то, что ей предстояло?

Она решительно откинула с головы одеяло и легла на спину. Жалость к себе не давала облегчения.

Она должна понять, чего боится, и взглянуть в лицо своим страхам.

Неожиданно подумалось, что Лео относится к ее мужу отнюдь не по-родственному. Осознание этой истины мгновенно как вспышка молнии высветило ее смутные подозрения. Лео никогда ничего не говорил об этом, но каждый раз при упоминании князя в глазах его появлялось тяжелое, задумчивое выражение, которое исчезало так быстро, что порой казалось, будто ей мерещится. Может, это как-то связано с сестрой Лео? Неужели в супружестве князь Михаэль оказался тираном?

Тогда, может быть, ей следует бояться чего-то более серьезного, чем плотская любовь? Не следует ли ей страшиться самого этого человека?

Эта мысль так взволновала ее, что Корделия даже села в постели. Безусловно, Лео предупредил бы ее, если бы знал что-либо плохое про князя Михаэля. И разумеется, он не стал бы поощрять этот брак, принимая в нем самое деятельное участие. Лео, будучи безупречно честным, не смог бы пойти против своих убеждений, это она хорошо усвоила на собственном опыте.

Корделия снова улеглась, свернувшись калачиком под пуховым одеялом. Девушка чувствовала, что ей еще предстоит многое узнать. Она отправилась в это путешествие, как в чудесную сказку. Восторги пришедшей к ней любви окрашивали все окружающее в волшебный розовый цвет. Впереди ее ждали золотой дворец Версаля и новая жизнь, свободная и полная наслаждений. И что ж? Эта сверкающая картина разлетелась осколками от соприкосновения с действительностью.

Она больше не нежилась в живой воде прекрасного будущего, но трепетала от нервной дрожи, замерзшая и испуганная, в первый раз после отъезда из Вены ясно осознав свое положение.

Она перевернулась на бок, подогнув ноги, и постаралась расслабиться. Ей просто необходимо было выспаться, но сон не приходил. Она крутилась с боку на бок, в ее голове теснились обрывочные мысли и неясные страхи. Корделии подумалось, не происходит ли то же самое с Тойнет, и захотелось провести ночь вместе с ней, как они часто делали в детстве, забираясь в одну кровать и делясь сокровенными тайнами и мечтами.

Наконец, уже под утро, она впала в тяжелый сон и проснулась неотдохнувшей и разбитой от того, что Матильда распахнула занавеси кровати.

— Достань, пожалуйста, мой верховой костюм, Матильда. Лишь свежий воздух воскресит меня. Тогда, может быть, наконец проснусь.

Зевнув, она села на краю кровати, все ее тело болело и ломило. Матильда понимающе взглянула на нее:

— Плохо спала?

— Да, не выспалась и совершенно разбита. — Корделия подалась вперед и прижалась лицом к груди Матильды, ища у нее утешения. — Я несчастна и боюсь грядущего.

Матильда обняла ее и погладила по голове.

— Ну, будет, будет, дорогая.

Корделия прильнула к ней всем телом, как часто делала в детстве, и, как всегда, силы Матильды влились в нее. Спустя минуту она выпрямилась и улыбнулась повлажневшими глазами:

— Теперь мне лучше.

Матильда кивнула и потрепала ее по щеке:

— Дела всегда обстоят лучше, чем это кажется со стороны. Я тут припасла для тебя немного сока алоэ.

Она протянула тряпочку, пропитанную соком, и Корделия, вытянувшись на спине, положила ее на свои покрасневшие глаза, а Матильда принялась приводить в порядок костюм для верховой езды из голубого бархата, отделанный серебряным позументом.

Вскоре, выходя из комнаты, Она, несмотря на бледность, чувствовала себя гораздо лучше. Лео стоял в гостиничной конюшне, наблюдая, как конюх седлает их лошадей. Заметив Корделию краем глаза, он повернулся и приветствовал ее кивком головы. Брошенный украдкой на него взгляд сказал ей, что вряд ли он провел ночь лучше, чем она. Он также выглядел бледным и усталым. Возможно, и ему вчерашний разговор дался нелегко. Но как могла она после всего, сказанного им, утешиться этим? Надо было перестать витать в мечтах.

— Мне кажется, я могу ехать сегодня верхом, милорд?

С этими словами она щелкнула хлыстом по своему высокому сапогу. Она решила, что будет разговаривать с ним, словно ничего не произошло, как будто между ними не было того ужасного разговора и она не слышала его страшных слов. Но ее голос прозвучал слишком неестественно, в горле стоял тугой комок, и она поняла, что не сможет взглянуть ему в глаза.

— С утра можете. Но после обеда вам придется пересесть в карету. Ваш муж должен видеть, что вы путешествуете в соответствии с распорядком, — ответил он без выражения.

— Потому что иное не вязалось бы с моим положением?

— Именно так.

Лео едва справился с желанием погладить Корделию по щеке, чтобы смягчились ее напряженно сжатые губы и пропало горькое выражение лица. Но это было бы чистым сумасшествием. Он должен удержаться на занятых позициях, иначе вся его жестокость по отношению к ней будет лишена смысла.

— Неужели князя так заботят статус, престиж и тому подобные условности? — Она обвела взглядом процессию, готовящуюся покинуть Суассон.

— Этому придают значение в Версале.

Почему он не отвечает прямо на ее вопрос?

— А мой муж? — настойчиво повторила она.

— Думаю, он тоже, — ответил виконт, поднимаясь в седло. — Как я вам уже говорил, Версаль придает чрезвычайно большое значение правилам этикета.

Корделия поставила ногу на сложенные ладони грума, который ждал момента, чтобы помочь ей сесть на Люсетту.

— Но князь в этом смысле даже больший педант, чем версальские придворные? — Она натянула поводья, направляя лошадь рядом с аргамаком виконта к выезду со двора.

Лео похолодел. Эльвира как-то пожаловалась ему, что Михаэль оказался человеком очень суровых правил. Он, по ее словам, терпеть не мог никаких отклонений от неписаных законов благопристойности и придерживался неизменных ритуалов. Но когда Лео стал настаивать на подробностях, сестра рассмеялась и сменила тему. Этот разговор оставил У него совершенно определенное ощущение какой-то мрачной тайны. Сказать по правде, многие из разговоров, которые велись им с сестрой незадолго до ее смерти, приводили его в недоумение. Тревожило и то, что Эльвира отказывалась разъяснять, что дает ей повод для этих разговоров.

• Предыдущая
• 27/83
• Следующая