ЖЖурнальные рассказы (СИ) - Громыко Ольга Николаевна - Страница 2

Неудобно оказалось и так и так: лезвие резалось, а одна задранная с мечом рука быстро уставала. Наконец сошлись на том, что рыцарь возьмет просто палку.

Все снова заняли исходные позиции. Оборотень раззявил пасть и выпустил когти, рыцарь замахнулся палкой и изобразил боевое безумие, при виде которого очень хотелось позвать лекаря или хотя бы стражу.

— Так… ага… нет… что-то не то…. — Лесса нарезала вокруг них десяток кругов, как чересчур осторожный пескарь вокруг упавших в воду мух. — А если так?! — Художница внезапно подскочила к оборотню и принялась его взъерошивать. Тот рычал (кому ж против шерсти понравится?!), но ради искусства терпел. — А вы… — Девушка повернулась к рыцарю, нервно грызя кончик кисточки. — А вы разденьтесь!

— Что?! — возмутился тот.

— Разденьтесь-разденьтесь, до пояса! Чтобы была видна игра мышц. К тому же, — художница чуть смутилась, — я очень люблю рисовать обнаженную мужскую натуру. Она меня вдохновляет.

Вдохновение было священной материей, посягнуть на которую рыцарь не посмел.

— Но без кольчуги чудище мигом меня разорвет и сожрет! — слабо пытался возражать он, уже стягивая броню через голову.

— Я создаю шедевр, который пронесет вас сквозь века! — с пылом возразила девушка. — И ваша кольчуга в нем лишняя!

Без одежды рыцарю стало холодно, и он мигом покрылся синеватыми пупырышками. Да и мускулатура у него оказалась не такая уж играющая. Но художница, видимо, решила прибегнуть к тому же приему, что и с мечом, ибо удовлетворенно заявила:

— Вот теперь то, что надо! Так и стойте!

***

…Прошло больше часа. Лесса, не переставая грызть кисточку, яростно работала угольком, будто пытаясь проткнуть им полотно — оно аж гудело.

— У меня шелюшти шатекли, — пожаловался оборотень. — Не мофу больфе так дерфать, закфыфаются!

— Вставьте между ними палочку, — отмахнулась художница, продолжая быстро-быстро черкать по холсту.

— А как фе…

— Не бойтесь, я просто не буду ее рисовать!

Рыцарю было проще, боевое безумие не мешало ему скрипеть зубами и корчить рожи, когда комары начинали заедать натуру особенно жестоко.

— Нет. — Лесса на шаг отступила от полотна, досадливо тряся головой. Кисточка укоротилась уже минимум на треть. — Пафос, пафос… Обычный герой, обычное чудовище… Никуда не годится!

Натурщики виновато потупились.

— Надо что-то такое… — продолжала размышлять вслух Лесса, жестикулируя огрызком кисточки, как волшебной палочкой. — Чтобы тут между ними… как яркое пятно… как символ… лежала маленькая такая, трогательная…

Кусты раздвинулись, и на полянку, кряхтя и охая, вылезла бабка с корзинкой земляники — глуховатая и подслеповатая, ибо живописную композицию заметила только когда почти в нее уткнулась, нос к носу с оборотнем.

— Ох!!! — взвизгнула она и хлопнулась в обморок.

— Вообще-то я имела в виду девочку, — озадаченно пробормотала Лесса, но ее лицо почти сразу же просияло: — Хотя… А ну-ка тащите ее вот сюда, в лунное пятно!!!

Оборотень и рыцарь, окончательно потеряв представление о реальности, в которой находятся, за руки и ноги выволокли бабку на середину поляны и осторожно уложили на траву.

— Ноги, ноги ей раскиньте! — суетилась вокруг художница. — А левую — согните! И подол поправьте, будто он задрался!

— Это как? — не понял оборотень, сплевывая палочку.

— Ну, задерите, но чтобы он как будто сам! А землянику сверху рассыпьте и корзинку бросьте возле безвольной руки!

На этом месте бабка очнулась — точнее, перестала прикидываться, ибо, как выяснилось, прекрасно слышала предыдущий разговор.

— Да вы шо, нелюди?! — охнула она, еще крепче прижимая корзинку к груди. — Я ж ее цельный день собирала! Все опушки истоптала, лапти до пяток протерла!

— Я тебе за нее два серебряных дам! — посулил рыцарь.

— Три! — зажадобилась бабка.

— У меня только две с половиной, — смутился «отважный воин». — А у тебя?

Оборотень виновато помотал башкой.

— Ладно, давай! — смягчилась бабка, зная, что на рынке все равно больше десяти медяков не получит. Старуха дотошно проверила каждую монетку на единственном зубе и только потом протянула рыцарю корзину — но взять ее он не успел.

— Нет!! — заорала художница, видя, как уникальный перелив света уползает с его лица. — Стой! Замри!!!

— А…

— Нет, бабка пусть тоже лежит! Мне надо, чтобы ягоды и на ней были, и вокруг! Это будет мелкая, но достоверная и очень трогательная деталь. Пусть чудище посыплет! Куда?! Не перевернуть над головой, а художественно рассеять! Будто девочка бежала-бежала, споткнулась и упала! А корзинку — возле безвольной руки, боком ко мне!

Оборотень принялся рассевать над «девочкой» землянику, неловко зачерпывая ее когтистой лапой.

— Но ягод же в темноте все равно не видно! — запоздало спохватился рыцарь, глядя на результат.

— Ничего, — отмахнулась Лесса. — Зато я знаю, что они там есть! На картине будет видно!

Художница еще раз критически окинула взглядом сцену, нахлобучила на рыцаря шлем и снова приступила к работе.

— А может, я домой пойду? — приподняла голову бабка. — Сыро тут дюже!

— А ну лежать! — гаркнули-рыкнули на нее в три голоса. Бабка снова распласталась по траве и очень достоверно закатила глаза, на всякий случай придержав «безвольной рукой» корзинку за ручку.

***

Небо незаметно посветлело, и, хотя не нагулявшаяся луна продолжала висеть над макушками елей, в кронах начали посвистывать птицы.

Оборотня внезапно скрутило судорогой, и пять минут спустя на месте монстра стоял на четвереньках голый парень лет двадцати.

— Это еще что такое?! — не на шутку возмутилась художница, испепеляя несчастного взглядом почище святой воды. — А ну давай обратно в чудище!

— Не могу! — жалобно простонал тот, еле двигая онемевшими челюстями. — Оно, того, само! Только ночью, в полнолуние!

Оборотень, кряхтя, выпрямился и поспешил прикрыть ладонями причинное место.

— А, ладно, — внезапно сменила гнев на милость Лесса. — У меня тоже уже руки дрожат и глаз замылился. Что ж, ребята, спасибо за помощь! До встречи.

С этими словами девушка вскинула сумку на плечо, раму зажала под мышкой и, усталая и довольная, как насосавшийся кровушки упырь, потопала к замку.

— А картина?! — не поняли натурщики.

— Я ж вам не какой-нибудь стеномаз, чтоб тяп-ляп — и готово! — возмутилась художница. — Вот поработаю на Близара, потом у меня своя идея уже год висит… И, разумеется, вам еще пару разков попозировать придется… Вы же будете тут через недельку, когда я назад поеду, правда?

Оборотень и рыцарь ошалело уставились на ее удалявшуюся спину, потом друг на друга.

— Эй, да я тебя знаю! — изумленно воскликнул рыцарь. — Ты ж подмастерье кузнеца из Мышкиной Горы!

— Я тебя тоже, — повнимательнее присмотрелся оборотень. — Ты ж у нас этот меч в прошлом году и покупал! Еще нож в придачу выторговал.

Рыцарь поглядел на меч, кашлянул и спрятал его в ножны.

— А пошли со мной в город? — предложил он. — Я хорошую корчму знаю… В долг нальют.

— А пошли! — залихватски махнул рукой оборотень и тут же поспешил вернуть ее на место. — Только домой за одеждой сбегаю. Эй, бабка! Бабка!! Бабка?!! — Заодно и помянем, — грустно сказал рыцарь, стягивая шлем. Альтернативная концовка:))) — А пошли! — залихватски махнул рукой оборотень и тут же поспешил вернуть ее на место. — Только домой за одеждой сбегаю. Когда поляна опустела, бабка приподняла голову и, убедившись, что все тихо, с чувством прошамкала:- Хорошо ишшо, что на молодую нарвалась! Сказывают, сторовский Огел Шапкин ради своей шедевры цельное село поджег…И, одной рукой придерживая застуженную поясницу, а другой опираясь на «двуручный меч», поковыляла к дому.