Безжалостное обольщение - Фэйзер Джейн - Страница 25

• Предыдущая
• 25/94
• Следующая

— Так ты хочешь, чтобы я показала тебе бухту?

— Да. — К ее радости, Доминик решил, что предыдущая тема исчерпана и вернулся к изучению карты. — Вот место, которое я выбрал сначала. — Острым наконечником компаса он указал точку на карте. — Теперь покажи мне твое.

Женевьева ткнула пальцем в бледное голубое пятнышко, расположенное в нескольких милях от берега. Судя по всему, это действительно было очень уединенное место, отдаленное от всех населенных районов плантации. Доминик наморщил лоб:

— Насколько там глубоко?

Женевьева неопределенно пожала плечами:

— Точно не знаю, не мерила, но, думаю, фрегат там сможет стать на якорь. И пройти через канал тоже. Канал кажется узким, но фрегат пройдет.

Он удивленно посмотрел на нее:

— Откуда ты это знаешь?

— Один из рабов, который еще при дедушке работал на верфи, рассказывал мне. Сейчас он уже не работает, но любит болтаться на озере и в бухтах. В детстве я обожала сбегать к нему, и старый Сэм иногда катал меня в лодке. — Она чуть виновато улыбнулась. — Вообще-то он и сейчас иногда катает меня, но Элен так боится того, что папа об этом узнает, поэтому теперь я редко езжу с ним. Как глупо: если у тебя длинные волосы и ты носишь длинные юбки, то не можешь делать того, что тебе хочется.

Доминик от души рассмеялся:

— Не похоже, чтобы вы подчинялись подобным ограничениям, мадемуазель Женевьева. Да и вообще каким бы то ни было ограничениям. По этому каналу и в ту бухту когда-нибудь ходили фрегаты?

— Сэм говорил, что много лет назад, когда американцы пытались спасти от испанцев свои суда, плавающие по Миссисипи, некоторые каперы заходили в озеро Борн и ночью исчезали. Если верить Сэму, они прятались в бухте, пока испанцы не отчаивались их найти, а потом возвращались тем же путем.

Доминик кивнул понимающе. История казалась правдоподобной, и если это так, то, похоже, укрытие действительно будет надежным.

— Когда мы отправимся на разведку? — спросила Женевьева, поднимая голову от карты. — Я уже сказала Элен, что хочу немного пожить у урсулинок. — И смущенно засмеялась. — Элен изо всех сил старалась не показать, как она этому рада, но ей и вправду гораздо спокойнее, когда меня нет в доме.

— М-м-да, вполне могу ее понять, — рассеянно согласился Доминик, и Женевьева состроила гримасу, однако он, кажется, вовсе не дразнил ее. — Чем скорее, тем лучше, — продолжил он решительно. — Я возьму только «Танцовщицу» в этот разведывательный рейд и, если все будет в порядке, немедленно велю перегнать остальные фрегаты. Когда ты придешь сегодня днем на Рэмпарт-стрит, я уже все подготовлю и точно скажу тебе, что делать.

Женевьева колебалась, задать ли вопрос, который не давал покоя с самого утра. Но в конце концов решила, что терять ей нечего:

— Доминик, а мы не можем встретиться где-нибудь в другом месте?

— Почему? — Он озадаченно посмотрел на нее, складывая карту.

Женевьева вздохнула ей было очень неловко.

— Ну… ну, это ведь Анжеликин дом.

— Черт возьми! Это не Анжеликин дом, — с раздражением сказал он. — Это мой дом. Почему вы, женщины, уверены, что это не так?

Значит, Анжелика тоже возражает и, по всей видимости, так же безуспешно. Женевьева размышляла: рассказать ли ему о визите Анжелики в спальню, но решила промолчать. Доминик, несомненно, рассердится на девушку, и было бы несправедливо добавлять ей неприятностей. Однако и сдаваться Женевьева не собиралась.

— Но там я чувствую себя неловко, — сказала она. — У тебя ведь должен быть другой дом, где ты живешь.

Лицо Доминика стало непроницаемым, в лазоревом взгляде блеснули льдинки:

— В свой дом я не допускаю никого, — сказал он холодным тоном, не терпящим возражений, отчего Женевьева почувствовала себя так, словно совершила какую-то чудовищную ошибку. — Если ты не готова прийти на Рэмпарт-стрит — твое дело. Я не принуждаю.

Ничего не ответив, Женевьева принялась водружать тюрбан на пышную копну волос. Желание заявить, что она не придет на Рэмпарт-стрит, боролось в ней с пониманием: капер и пальцем не шевельнет, чтобы заставить ее переменить решение, просто отмахнется, будто между ними ничего и не было. Женевьева не смогла выдавить из себя ни того, что сдается, ни того, что не подчинится, и молча направилась к выходу. Доминик открыл дверь и, когда она проходила мимо, ласково взял ее сзади за шею большим и указательным пальцами.

— Анжелики там не будет, фея. Я не такой уж бесчувственный.

— Но прошлой ночью она там была, — не удержалась Женевьева, застыв от, теплого прикосновения его пальцев.

— Да, это правда, но, если помнишь, это из-за тебя ситуация изменилась таким образом, что ее присутствие оказалось неуместным, однако менять что-либо было уже поздно.

Сказанное казалось логичным, до какой-то степени убедительным, однако Женевьеве все это не нравилось. Но какой у нее выбор? По крайней мере Доминик дал ей спасительную возможность капитулировать, и с достоинством.

— Ну хорошо, — согласилась она без всякого энтузиазма, но пальцы чуть крепче сжали ее шею.

— Если ты собираешься дуться, лучше не приходи, — мягко предупредил он.

Женевьеву словно крапивой обожгло. Она дернулась, попытавшись освободиться от его пальцев, и строго сказала:

— Месье капер, дело в том, что я не дуюсь! Я просто сознательно принимаю последствия своего поступка.

— Отлично. Рад это слышать, — спокойно одобрил он, но почувствовал, как бурлит в ней негодование, и внезапно резким движением втащил гостью в комнату и захлопнул ногой дверь. — Совершенно очевидно, что вы нуждаетесь в дополнительных аргументах.

Женевьева сопротивлялась, но он крепко держал ее, пользуясь превосходством силы и охватившим их взаимным желанием, и она наконец покорилась тому и другому.

Наконец Доминик отпустил ее, с некоторым свирепым удовлетворением объявив:

— Не думаю, что вы будете покладистой любовницей, мадемуазель, но я тоже сознательно принимаю последствия своего поступка. А теперь убирайтесь отсюда, пока я вовсе не потерял способность работать. — Делакруа ласково подтолкнул ее к двери, легким шлепком лишив гостью возможности сказать что бы то ни было в знак протеста или согласия.

Не помня как, она выбежала на тротуар, задыхаясь, все еще кипя от бешенства, но уверенная в неизбежности того, что должно произойти в ближайшем будущем. Однако что последует за этим ближайшим будущим, оставалось для Женевьевы тайной.

— Не понимаю, зачем тебе на три дня запираться с этими монахинями, из которых песок сыплется, — раздраженно сказала Элиза, просматривая альбом с образцами тканей. — По-моему, вот это идеально подойдет к тому кремовому атласу, как ты думаешь?

Элен внимательно изучала образец, который ее падчерица подобрала для отделки. — впрочем, мачеха-то не знала, что это был подарок капера.

— Я не уверена, что воланы должны быть именно такими, — задумчиво ответила она. — Женевьева, дорогая, ты уже говорила с отцом насчет отъезда в монастырь?

— Еще пет, — ответила Женевьева, по обыкновению недоумевая, как это сестра и мачеха могут находить столь увлекательным занятием разглядывание образцов тканей. — Я думала, вы сами скажете ему.

— О дорогая! — Вид у Элен сразу же сделался виноватым, словно она допустила страшную оплошность. — Я и не подумала об этом. Прости, милая.

— Не важно, — пожала плечами Женевьева. — Папа в любом случае не будет возражать. Я поговорю с ним за обедом. — Но, вспомнив, что отец не одобряет ее учебы, добавила, смешно подражая Виктору Латуру:

— Образованная женщина — это дьявол во плоти!

— О, Женевьева, тише! Тебе следует говорить об отце с большим уважением, — мягко упрекнула Элен, хотя смешинки так и плясали в ее глазах. — Если мы сделаем воланы потемнее, Элиза, думаю, платье получится очень миленьким.

Женевьева нетерпеливо встала и подошла к окну. Дождь почти непроницаемой стеной низвергался на землю, превращая улицу в глубокую траншею. После недавней чудовищной жары долгожданному дождю радовались все жители города, кроме Женевьевы, которая никак не могла придумать, как ей попасть на Рэмпарт-стрит в такую непогоду. В маскарадном костюме или без него трудно выскользнуть из дома незамеченной, поскольку никто не выходил на улицу и все двери и ворота наглухо закрыты. Доминик, конечно, поймет, если она не сможет прийти, но это нисколько не утешало. Женевьева чувствовала себя ограбленной, несчастной и отчаянно расстроенной, словно ребенок, которому пообещали, но не устроили праздник в день рождения.

• Предыдущая
• 25/94
• Следующая