Безжалостное обольщение - Фэйзер Джейн - Страница 54
- Предыдущая
- 54/94
- Следующая
Доминик наморщил лоб, пытаясь сообразить, какие слова ее так поразили. Потом испуганная и одновременно скорбная гримаса исказила его лицо. С явным усилием, пытаясь казаться беззаботным, Доминик пожал плечами.
— Это просто игра слов, моя фея, — небрежно сказал он. — Думаю, сейчас самое подходящее для тебя — снова облачиться в мужской костюм. В таком виде ты сможешь ходить по палубе, не привлекая к себе нежелательного внимания наших друзей на берегу. Но с корабля — ни ногой! Поняла?
Женевьева кивнула и направилась к двери, стараясь избежать его взгляда.
— Пойду заберу у Сайласа свои бриджи.
С минуту Доминик смотрел на закрывшуюся за ней дверь, потом вздохнул и покачал головой. Как эти слова могли сорваться у него с языка, да еще так, словно нет ничего естественнее, чем назвать юную Латур — сердце мое, жизнь моя? С тех пор как умерла Розалинда, он никогда не произносил их. И думал, что никогда не произнесет снова. Но это случилось непроизвольно, а Женевьева, разумеется, сразу же обратила на это внимание, и ей не хватило такта сделать вид, что она ничего не заметила. Доминик должен следить за собой, чтобы такое не повторилось. Слова сорвались скорее всего случайно. Нет, он не может допустить, чтобы его жизнь чертовски осложнилась из-за этого.
"Игра слов, — думала между тем Женевьева. — Разумеется, просто фигура речи. Доминик назвал меня так в насмешку. Это могло бы быть правдой, если бы он произнес эти слова в пылу страсти. Но лучше выбросить это из головы, пока воображение не завлекло меня слишком далеко». Женевьеве казалось, что она и не хотела этого, потому что тогда чертовски осложнилась бы ее жизнь.
Три пиратских судна, следовавшие через залив Кампече, появились неожиданно, и встреча была, мягко выражаясь, бурной. Миссия завершена, и команды всех кораблей по крайней мере на двадцать четыре часа оказались свободными от службы. Ром лился рекой. Все пели и плясали, но рысканье по берегу в поисках женщин было запрещено. Женевьеве не надо было повторять, чтобы она оставалась внизу. Слова песен, которые горланили моряки, заставляли ее краснеть, разговор капитанов, которым на «Танцовщице» был устроен торжественный ужин, оказался не многим лучше.
Доминик убедительно советовал ей провести вечер в одиночестве, в крохотной каюте Сайласа, который прислуживал господам у хозяина. Женевьева с упрямством, о котором ей пришлось потом горько пожалеть, заявила, что будет изображать гостеприимную хозяйку и помогать Сайласу. Доминик лишь пожал плечами. «Что ж, придется преподать еще один урок, — решил он. — Поскольку я буду рядом, самое большее, что грозит фее, это стыд и чувство неловкости».
Капитаны его флота понятия не имели о том, что на «Танцовщице» есть женщина. Узнав об этом, они сделали соответствующий вывод: ни одна леди не могла бы оказаться в подобной ситуации, следовательно, незачем и стесняться в выражениях. И они подтрунивали над Домиником, называя его хитрецом, который обошел их всех, прихватив с собой «все удобства». Пару раз Женевьеву облапили, когда она подавала еду, стараясь вести себя так, словно все происходило па Ройял-стрит или в Трианоне. Но за этим столом было не до изысканных манер. Эти люди вели себя ужасно; разумеется, Доминик оставался таким же обходительным и трезвым на вид, как всегда, хотя выпил не меньше вина и бренди, чем остальные. Когда его бирюзовые глаза останавливались на ее застывшем, с пылающими щеками лице, что случалось довольно часто, в них читались насмешка и удовлетворение: вот видишь, словно говорил его взгляд, я снова оказался прав. Делакруа не сделал ни единой попытки смягчить непристойность шуток своих гостей или сказать хоть слово, чтобы изменить их представление о Женевьеве.
Гордость не позволяла уйти, хотя она испытывала невыносимое унижение, и, если бы Доминик предложил ей удалиться, она пулей выскочила бы из каюты при первой же возможности. Но он не предложил, лишь передавал Женевьеве свою тарелку, когда требовалось снова наполнить ее, и жестом указывал на бутылки, стоявшие на сервировочном столике, если требовалось кому-нибудь налить еще. Когда посуду наконец убрали и в услугах Женевьевы больше не было необходимости, когда она, казалось, могла покинуть каюту так, чтобы это выглядело естественно, а не признанием собственного упрямства, капитан «Чайки» весьма фривольно попросил ее остаться и развлечь их. Мужчинам мучительно недостает женского общества, сообщил он и выразил надежду, что месье Делакруа не будет столь эгоистичен, чтобы держать девушку только для себя. Многозначительные взгляды обратились к широкой кровати, и одобрительный гул прокатился по каюте.
— Иди, — ровным голосом сказал Доминик, не повернув головы.
И она вышла, дрожа от стыда и злясь на себя за то, что позволяет так с собой обращаться. Она не могла направить свой гнев на Доминика, и от этого становилось еще горше. Когда подвыпившие гости вышли на палубу покурить и освежиться, Сайлас, не скрывая недовольства, сообщил, что она может, ничего не опасаясь, вернуться в каюту хозяина.
Женевьева тихонько заползла под одеяло. Она не знала, как посмотреть в глаза Доминику. Но пират оказался более чем великодушен в своей победе. Он ни разу не напомнил ей о том ужасном вечере ни тогда, ни впоследствии, однако сама Женевьева еще долго не могла простить себя, и понадобилось немало времени, чтобы воспоминание об этом кошмаре перестало ее мучить.
Разнообразие во время обратного пути внес захват английского торгового судна, груженного шелками, чаем, пряностями и прочими предметами роскоши, которых с нетерпением ждали в Новом Орлеане многочисленные покупатели Доминика. Когда добыча показалась на горизонте, атмосфера на «Танцовщице» стала радостно-возбужденной. Все замерли в напряженном ожидании, казалось, матросы даже принюхиваются, словно собаки, учуявшие лису. Доминик стоял на мостике, с презрительной улыбкой наблюдая, как неуклюжий купец пытается совершить маневр — словно у него был шанс убежать от маленькой летучей стаи «ястребов», которая появилась в поле его зрения.
— Зарядить ружья и выкатить орудия, — спокойно приказал Доминик. — Сомневаюсь, что они Нам понадобятся, но так купец скорее поймет, что мы настроены серьезно. — И усмехнулся:
— Если у него есть еще сомнения на этот счет.
Женевьева бросила на него быстрый взгляд. Хоть Доминик и делал вид, что все это просто игра, но он собирался совершить пиратское нападение, что в мирное время означало просто вульгарный грабеж. Впрочем, для Доминика Делакруа все это и было игрой. Увлекательной игрой. И Делакруа в ней победит.
— Если хочешь посмотреть, фея, безопаснее всего занять место на корме. — Доминик заговорщически подмигнул.
— А здесь нельзя остаться? Я не понимаю, что происходит, если не слышу, какие приказы ты отдаешь.
Ну конечно, ведь Женевьева Латур должна понимать, что происходит, когда наблюдает за чем-нибудь. А мешать она не будет, это Доминик уже знал.
— Хорошо, только не поднимай голову над ограждением палубы.
Женевьева выбрала место в уголке, откуда открывался ничем не заслоняемый обзор и где она могла слышать все, что говорится на мостике.
Купец приготовил бортовые сети, и вздернутые пушечные носы высунулись из бойниц. Значит, приготовился защищаться? Улыбка Доминика сделалась шире, и он отдал приказ поднять все паруса. Так же поступили и на других судах. Женевьева почти слышала раздававшиеся на них панические восклицания: почему неприятель насторожился при их приближении? Только потому, что они стали действовать согласованно? Сигнальные флажки замелькали на мачтах «ястребов». «Танцовщица» заложила право руля, «Колумб» — лево. Все корабли, став по ветру, ринулись вперед; пена вскипела, когда они на огромной скорости стали рассекать носами волны в едином строю. «Ласточка», «Чайка» и «Пика» заняли позиции на флангах. Если возникнет необходимость, они тоже примут участие в забаве.
Купец в страхе метнулся в сторону, когда к нему с наветренной стороны вплотную подошел «Колумб», но и с подветренной его поджидала «Танцовщица». Команда пиратского фрегата действовала слаженно, звучал только голос Доминика, ровный, но властный. Метнулись абордажные крюки, и матросы стали перебираться на захваченное судно, хватаясь за веревки и разрывая бортовые сети саблями и крюками. С борта купца послышалось несколько выстрелов, в ответ с беспощадной точностью раздались выстрелы с фрегата, и купец, который не был силен в сражениях, окончательно струсил. Все было кончено.
- Предыдущая
- 54/94
- Следующая
