Могучий маг-универсал в школе заклинателей (СИ) - "Amazerak" - Страница 19

— Чего нос повесили? Что случилось? — спросил я.

— Не бери в голову, — отмахнулся Аркадий. — Ничего не случилось.

— А рожи чего такие кислые? Проблемы какие?

— Нет никаких проблем. Говорю же, не бери в голову. Или ты возомнил себя нашим покровителем?

— Не хочешь — не говори, — пожал я плечами.

Было видно, что не всё у Акрадия в порядке, но спрашивать прямо не имело смысла, и я не стал допытываться, решив узнать иным способом. Пока же оставалось только гадать, какие проблемы могли возникнуть у наших друзей.

Наконец, пришёл преподаватель по «Истине Солнцеликого» — высокий, худощавый священник с орлиным носом. Он был одет в серую рясу, подпоясанную синим кушаком, носил длинную бороду, а голову его украшала круглая синяя шапочка. Он кабинет, и мы пошли на урок.

Изучение государственной религии входило в курс как гимназической подготовки, так и высшей школы, хотя не всем этом нравился. Например, Жеребцов и Аркадий не верили ни в каких богов. Первый чтил только науку, а второй просто не любил священников. Да и мне местная религия была совершенно чужда, поскольку в моём мире верования были совсем другие.

Но тут был один интересный момент. Официально считалось, что наш император является наместником Солнцеликого и сам имеет почти божественную природу. Соответственно, любые нападки на религию могли быть расценены, как подрыв императорской власти, что сулило большие неприятности даже аристократам. А ересь и богохульство и вовсе считались преступлением. Поэтому всем приходилось выполнять ритуалы и изучать Истину Солнцеликого во избежание негативных последствий.

Только Вася в нашей четвёрке был богобоязненным и постоянно упрекал Аркадия в богохульстве, за что в ответ получал от своего друга лишь насмешки. Но, возможно, он боялся не божественного гнева, а отправки в солдаты.

Но не во всём Вася проявлял такое рвение, как в апологетике и теодицее.

После священной истины шла математика — единственный предмет, по которым нам приходилось делать самостоятельные задания. А вчера Вася весь вечер провёл на тренировке и ничего не сделал. Преподаватель обнаружил это, и Барашкин, присутствовавший с нами почти на каждом занятии, сразу же назначил незадачливому ученику порцию розог. Приговор привели в исполнение после уроков пред всем классом.

Барашкин надел на шею Васи амулет, блокирующий внутреннюю энергетику, и так отхлестал парня, что у того на спине остались красные полосы.

— Это только простолюдинов секут, — проворчал Аркадий, когда мы шли в общежитие. — Барьям никогда такого не будет.

— С чего ты взял? — спросил я.

— С чего, с чего. Говорят так. Никогда пестряка не будут потчевать розгами. На худой конец в карцер его запихнут, а розгами — ни-ни, даже если самому директору в рожу плюнет. А простолюдинов сызмальства берёзовой кашей кормят.

А вот Вася почти не расстроился. Его в пансионе часто стегали розгами за нерадивость или невыученные уроки — привык.

Мы были в комнате. Аркадий ненадолго отлучился. Вася же остался, и я использовал эту возможность, чтобы разузнать, что случилось днём. Глуповатого, бесхитростного паренька было легче вывести на чистую воду, чем его друга, который вечно себе на уме.

— Вам кто-то угрожал сегодня? Рассказывай всё как есть, — потребовал я.

— Не скажу! Аркаша не велел, — заупрямился Вася.

— А он тебе начальник? Чего ты его приказы исполняешь?

— Не знаю… — Вася почесал затылок.

— Я ему ничего не скажу, поэтому можешь не бояться. Просто интересно, чего вас так застращали.

— Ладно, — протянул Вася. — Это со второго курса парни. Сказали, что негоже водиться с барчуками. Дескать, мы раболепствуем перед вами. Сказали, что бить будут, если мы продолжим с вами якшаться.

— Понятно. Вот же уроды, да?

— Ещё какие!

— Но ты не волнуйся. Если проблемы возникнут, сразу говори. Разберёмся.

— Да не надо, что уж там. Аркаша сказал, мы сами им боки намнём. Нам помощь без нужды.

— Ну если сами, так сами. А если не получится — обращайся. Мы же друзья, должны помогать друг другу.

— Ага.

Не сказать, что меня сильно волновала судьба этих двоих, но можно ли оставить без внимания, что какие-то ребята запрещают другим со мной общаться? Кого они из себя возомнили? Моих приятелей запугивают, а я буду сложа руки сидеть?

Уж не знаю, насколько знакомство с Аркадием и Кузьмой пригодятся в будущем, но плевок в свою сторону безнаказанным я не оставлю. Да и вообще, слухи о том, что какой-то первокурсник избивает старших, уже поползли по школе. Скоро все поймут, кто этот ученик, и никто пискнуть на меня не посмеет.

Наступила пятница. День моей первой вылазки на нижний слой неминуемо приближался, и я с нетерпением ждал его. Очень уж хотелось посмотреть на суррогатные миры. Но до сих пор никто ничего не сообщал по этому поводу. Даже приходили мысли, не отменилось ли мероприятие?

На следующий день после тренировки меня отозвали в сторону мои одногруппники — Кошкин и дворянин Александр Рейнгардт, коренастый крепыш, владевший огненной магией.

— Вячеслав, можно вас буквально на пару слов? — спросил учтиво Кошкин, и мы отошли в сторону, тогда как остальная толпа учеников торопилась к общежитию, чтобы поскорее переодеться и идти есть. Завтраком нас кормили скудным, поэтому обед считался делом крайне важным.

— Мы тут выяснили, что можно поменяться местами в комнатах, — сказал Кошкин. — За определённую плату комендант переселит вас с господином Жеребцовым. У нас как раз два простолюдина живут. Они пусть в вашу комнату идут, а вы — в нашу. Всё лучше в дворянском обществе находиться, нежели с чернью. А то сами видите, какие тут порядки. Мало того что нас ни во что не ставят, так ещё и селят со всяким отребьем.

Было понятно, что дворяне хотели держаться со своими. Но я не имел никакого интереса переселяться, а тем более платить за это. Мы с соседями по комнате нашли общий язык, меня они вполне устраивали, а сословных предрассудков я не имел.

— Благодарю за предложение, но я не понимаю, зачем мне переезжать. Эти двое мне совершенно не мешают, — сказал я, как есть.

Рейнгардт и Кошкин переглянулись.

— Послушайте, господин Ушаков, — заговорил Рейнгард, который стоял рядом, скрестив руки на груди. — Мы видим, что вы и на переменах, и на тренировках постоянно общаетесь с мещанами из вашей комнаты, и нам кажется это странным. Вы как будто дружите с ними.

— И что в этом странного?

— Как может дворянин водить дружбу с мещанином? Их предназначение — служить нам, и нельзя в общении делать их равными себе. К тому же у них ужасные манеры. Неужели вас это не коробит?

— Скажем так, мы нашли общий язык. Не вижу в этом ничего дурного. Некоторые из тех, с кем мы учимся, сами могут получить в скором времени дворянство.

— Только личное, — поморщился Рейнгардт. — Это ничего не значит. Табельный дворянин никогда не будет равен дворянину по крови.

— Тогда должен извиниться, господа, но, наверное, я плохо воспитан, потому что, честно сказать, мне всё равно.

Парни снова переглянулись.

— Простите, а вы, случаем, не из народников будете? — поинтересовался Рейнгардт.

— Из кого? Это ещё кто такие?

— Помилуйте. Неужели, не слышали? А по суждениям очень похожи. Тоже сословия презираете, с простолюдинами якшаетесь. Воистину народник.

— Господа, этот разговор становится утомительным. Можете называть меня как хотите, но я дал ответ и менять своё решение не собираюсь. Ещё вопросы есть?

— Не имеем больше вопросов, — холодно ответил Рейнгардт.

Ну вот, меня уже и в народники какие-то записали. Я понятия не имел о местных субкультурах и подпольных движениях: Вячеслав с ними ни разу в жизни не сталкивался. Наверное, неплохо было бы разобраться. Хотя бы буду понимать, о чём молодёжь толкует.

Тем не менее моя позиция оставалась неизменной. Манипуляции и давление следовало пресекать на корню, и неважно, от кого они исходит: от начальства или от сверстников.