Княжич варяжский (СИ) - Мазин Александр Владимирович - Страница 4

— То, что для него отложишь, мы с собой не возьмем, — сказал Сергей. — Надеюсь, цену он хорошую даст.

— А как иначе? — пожал окольчуженными плечами Машег. — Мы же родня.

Кстати, а почему он в кольчуге?

— А ты что нынче в железе? — поинтересовался Сергей. — Опасаешься кого?

— Не-а, — мотнул головой хузарин. — Обвыкаюсь. Расставить пришлось.

Успокоил. Просто растет парень.

— Княжич, можно я племяша в наше дело пристрою? — подал голос Войст. — Погост у кирьялов держать.

Сергей нахмурился, пытаясь припомнить, где это. Войст истолковал неправильно.

— Он толковый! Что молодой, не сомневайся. Наш он, варяг!

— Варяг?

Вот это уже непонятно. Все правильные варяги по дружинам разобраны. А этот в тиуны нацелился? Тоже накосячил, как сам Войст?

— Да ты сам на него глянь! — поспешно предложил неудавшийся полусотник. — Тут он, ждет, когда кликнут.

— Ну зови.

Когда парень откинул полог, Сергею сразу стало все понятно. Так-то парень выглядел неплохо. Сразу видно, что воинскому делу сызмала обучался и в свои лет двадцать примерно, скорее всего, успел даже в гридни выйти. Но выйти… И выйти. Левый рукав шубы у бойца был пустым.

— Как зовут? — спросил Сергей.

— Фудря.

— Чьим был?

— Труворовым гриднем.

— Выход какой тебе Трувор дал?

— Серебром двадцать гривен.

Не много. Но и не мало. Нормальные отступные.

— Сотник еще тридцать накинул. Это его я от копья прикрыл.

— Щит прошило?

— Угу. Моя вина. Не смог вскользь пустить.

«Не такая уж и твоя, — подумал Сергей. — Просто поспешил».

Обычный щит удар брошенного копья не держит, как правило. Даже если в умбон попадет, пропороть может. Но отбить или хотя бы принять на край — базовый навык. Это когда — сам. А когда товарища прикрываешь, рефлекс срабатывает не всегда.

Однако пятьдесят гривен — это больше пуда серебра. Изрядный стартовый капитал. Даже детям до старости хватит. До их, детей, старости.

— Скучно, — ответил на заданный вопрос Фудря.

— Жена есть?

— Нет, — мотнул головой калека. — Наложница только.

«А он мне нравится, — подумал Сергей. — Не сломался. Виноватых в беде не ищет. И смотрит уверенно. Откажу — повернется и уйдет. Тоже без обиды. Правильный муж».

— Войст, о погосте кирьяльском напомни. Что там стоит? Острог?

— Какой острог, княжич? Хутор скорее, только ограда покрепче.

М-да. Не укрепленная точка, а так… От случайных разбойников.

— Теперь слушай меня, гридень…

Дернулся ус. Неприятно такое обращение. Думает, издеваюсь?

— Гридень, гридень, не сомневайся! Перунов дух — он на всю жизнь. Предложение у меня к тебе: в долю войти.

Не понял.

— Деньги у тебя есть. На эти деньги ты на том погосте острог поставишь. Людей подходящих наймешь…

— Так есть там люди! — вставил Войст. — Годные.

— Годные или нет, твой племянник сам решит, — все это время Сергей неотрывно держал взгляд калеки. — Его дело — погост держать. Об остальном сами решайте. По-родственному. А если что нехорошее узнаю, спрошу с обоих.

— Не узнаешь! — твердо произнес Фудря. — Благодарю тебя, княжич Вартислав!

И, снявши шапку, поклонился в пояс.

Дорогого стоит. Варяг если и поклонится так, то собственному князю. И то не всегда.

— Три дня у вас, чтобы торговый поезд подготовить, — сказал Сергей. — Товар сам проверю. Оружие на продажу и на подарки — особо. Машег, на тебе кони. И товар, который для родни твоей отложить. Валь, провиант людям и фураж, тебе скажут сколько. Если в наших закромах не будет, докупишь. Денег тебе Войст выделит. Милош, на тебе воев обеспечить. Если кому что надо, пусть заранее объявит. Смотр — послезавтра утром. Предупреди строго: кто из выбранных не будет готов, оставлю. Будет с Войстом по стойбищам рыбий зуб собирать. Дёрруд, проверка на тебе.

И ушел.

Хороший руководитель тот, кто умеет делегировать обязанности, занимаясь только теми, которые перепоручить нельзя. В случае Сергея это семья. В расширенном варианте. Надо со Стемидом плотно потолковать. У Сергея как названого сына не только права имеются, но и обязанности. В первую очередь не войти в противоречие с той политикой, которую ведут белозерские князья. Так что придется Стемиду поделиться своими планами, чтобы новоявленный сынишка их по незнанию не порушил.

Белозерский князь Стемид пребывал в благодушном настроении. Новая наложница, которую он взял осенью, понесла. Не то чтобы Стемид испытывал недостаток в рожденных вне брака детях, но, во-первых, сама наложница была хороша и собой, и нравом, а во-вторых, ее беременность свидетельствовала о плодовитости самого князя.

«Родит сына, возьму младшей женой», — подумал Стемид.

А почему нет? Рода женщина правильного. Отец ее у Стемида лет десять в гриднях ходил. Природный варяг, а мать у наложницы из фризских данов. Родословную ее Стемид тоже знал. На семь колен, среди которых были и ярлы, и хёвдинги. У самого Стемида и то славных предков меньше.

Когда в горницу заглянул отрок и сообщил, что пришел Вартислав, Стемид даже обрадовался. Вот кому можно о новости рассказать. Варт оценит. Умен не по годам. Иной раз кажется: даже и чересчур не по годам. Пусть и говорит не всегда с должным вежеством, но так, что вроде и осерчать на него должно, а не получается. А иной раз глянет так… Словно он, мальчишка, со Стемидом даже и не вровень, а повыше. И сразу вспоминаются слухи, что ходят о парне. Дескать, отец у него — не менее чем великий князь. Правда, узнать хоть что-то о Вартовом отце так и не удалось. А ведь не один Стемид старался. Люди его даже селение отыскали, которое разорили нурманы, с чьего драккара Рёрех снял мальчишку.

Вот только из выживших в том селении никто не ведал о приметном мальце, болтавшем на дюжине языков, как на родном словенском. И не только болтавшем, но и грамоте разумевшем.

Норегов тех уже не расспросишь, а из смердов, что вместе с Вартом на драккаре были, все розно говорят. И только в одном сходятся: не из их краев он, а откуда взялся, не знамо.

Хельгу Киевский тоже им заинтересовался. И тоже искал… Искал, а потом взял и перестал. И вряд ли потому, что разуверился. Скорее узнал правду… И оставил при себе.

Тут мысли князя белозерского перепрыгнули на самого Хельгу-Олега

У того и самого происхождение непростое. Стемид как-то слышал, что дед Стемидов, перебрав на пиру, назвал Хельгу сыном двух отцов. Потом, правда, сказал, что оговорился. Но отец Стемида ему не поверил. И сам Стемид тоже. Ой непрост он, Хельгу! Совсем непрост. К примеру, лет ему, по прикидкам Стемида, уже должно быть хорошо за пятьдесят, а встань они с Хельгу рядом, никто не скажет, что Хельгу старше, да еще и настолько.

Тут мысли Стемида вернулись сновак Вартиславу. О том, как говорили о нем позпрошлой весной в семейном кругу и Геллир вдруг сказал: может, и не человек вовсе Вартислав. Мол, у них, нурманов, скальды истории сказывают о героях, что сходят на землю в трудные времена. И выглядят те совсем как люди. И отличить их можно по тому, что родни у них в Мидгарде нет, откуда взялись, неизвестно, зато сила в них великая, знания многие, а еще старости они неподвластны. И Варт под эти сказы подходил всем, кроме одного: пришел мелким и рос, как все мальцы растут. С ними тогда еще дядька Избор был. И его прямодушный Турбрид спросил прямо, так ли это? Человек ли Вартислав? А ведун хмыкнул и ответил по обыкновению уклончиво: сказителевы сказки — сказки и есть. Ради красивого слова все переврут и запутают.

И по ответу понял Стемид: что-то знает ведун. Знает да не скажет. А почему так, Стемиду когда-то сам Избор и объяснил, когда в хорошем настрое был. Ведай ведай, а говорить не моги. Скажешь — не сбудется.

Но позже на прямой вопрос Стемида: не будет ли их роду вреда от Вартислава, — Избор ответил неожиданно прямо:

— Скоро сам увидишь.

И Стемид увидел. Когда Вартислав старшего сына от страшной смерти в огне спас, не побоявшись сам в том огне сгинуть. Хоть и не ладили они прежде, а когда беда случилась, Вартислав забыл о склоках и поступил, как истинный брат. Да что там, не всякий брат на такой подвиг способен. Так что когда узнал Стемид об этом, причем не от Вартислава, а от самого Трувора, то сразу все стало просто. Стал ему Вартислав как сын. И не по браку, а по долгу и чувству. И кто там у него отец: князь, конунг или бог, — уже не важно.