Изумрудный лебедь - Фэйзер Джейн - Страница 2

• Предыдущая
• 2/82
• Следующая

Мод стройнее, размышлял Гарет. Это их тоже отличает. Мод бледная и худенькая. И слабая, как котенок. Акробатка, когда ходила на руках, показывала при этом под широкой оранжевой юбкой, падавшей ей на голову, пару мускулистых ног, заключенных из уважения к зрителям в кожаные рейтузы, обтягивающие ее тело как вторая кожа. Да и руки у нее тоже были, вероятно, сильными. Высвободив одну руку, девушка помахала зрителям, прежде чем вновь ухватиться за шест. Она принялась кувыркаться на шесте. Руки ее мелькали с невероятной скоростью. Она все кувыркалась и кувыркалась. И ее оранжевая юбка взлетала, пока не стала казаться неясным мазком неопределенного цвета и вся ее фигура не превратилась в непрерывно мелькающее огненное колесо. Неожиданно, очередной раз взмыв в воздух, она вдруг сделала сальто назад, приземлилась на шест, тут же вновь изогнулась, как натянутый лук, и легко выпрямилась. Юбка взметнулась и опала, когда она торжествующе поклонилась зрителям.

Гарет аплодировал, как и все остальные. Лицо девушки раскраснелось от напряжения, глаза сверкали, на лбу выступили бисеринки пота, на губах расцвела ликующая улыбка. Она поднесла два пальца к губам и свистнула. И тут же неведомо откуда выскочила маленькая обезьянка в красном камзоле и шляпе с ярко-оранжевым пером.

Зверек снял шляпу и прыгнул в толпу зрителей, бормоча что-то непонятное, но, по мнению Гарета, крайне непристойное. Гарет бросил в шляпу серебряный пенни, и обезьянка отдала ему честь.

Маленький мальчик лет шести или семи отчаянно махал девушке со своего места на подмостках. Потом с трудом поднялся на ноги и, сильно хромая, пошел к ней, приволакивая ногу и морщась от боли. Девушка тотчас же прыгнула к нему, схватила за руки и, пританцовывая, прошлась с ним по сцене.

Удивительно, думал Гарет, пока она танцует с ним, он не кажется калекой. Мальчик даже выглядит красивым, а лицо у него словно светится от радости. Она как будто передала часть своей силы и энергии ребенку, которого обнимала, и так продолжалось до тех пор, пока она не посадила его на табуретку в углу. Тотчас же маленькое тельце горбуна вновь стало бесформенным и неподвижным, будто жизнь ушла из него, хотя он продолжал улыбаться обезьянке, возвратившейся на сцену с полной шляпой.

Девушка высыпала содержимое шляпы в кожаный мешочек, который носила на поясе, послала улыбку и поцелуй толпе, нахлобучила шляпу на зверька и спрыгнула с подмостков.

Совершенно необъяснимое сходство, снова подумал Гарет. Во всем, кроме характера, мысленно добавил он. В этом Мод была полной противоположностью акробатке. Она проводила все дни, лежа на подушках, за чтением религиозных трактатов, время от времени поднося нюхательную соль к своему маленькому носику. Когда же обстоятельства вынуждали Мод куда-то идти, она двигалась неуверенно и шла, волоча за собой шарфы и шали, окруженная острым запахом лекарств и тонизирующих средств, которыми пичкала ее старая нянька. Говорила девушка едва слышно, голосом, похожим на шелест камыша, и слушатели замирали затаив дыхание, боясь, что она умолкнет, не закончив фразы.

Однако Гарет прекрасно понимал, что, несмотря на внешнюю хрупкость, его кузина обладает железной волей. Юная Мод отлично знала, как обратить свою меланхолию и мигрени себе на пользу, а уж если ставила перед собой какую-то цель — ничто не могло ее остановить. И это делало ее достойной противницей Имоджин, а возможно, и самого Гарета.

Тут на сцене появилось трио музыкантов — с флейтой, гобоем и лютней, и Гарет собрался было уходить, но тут вдруг снова увидел девушку-акробатку. Она выскользнула откуда-то и оказалась за спинами музыкантов. Гарет заметил в ее руке какой-то предмет. На плече у девушки примостилась обезьянка, которая, казалось, нашептывала ей на ухо что-то очень важное.

Гарет остановился. У девушки был такой плутовской вид, что он поневоле заинтересовался, что же будет дальше. Музыканты сыграли несколько аккордов, чтобы настроиться па определенный тон. Потом принялись наигрывать веселый мотив джиги. Обезьянка спрыгнула с плеча девушки и принялась танцевать под музыку. Толпа разразилась хохотом, а потом зрители принялись притопывать ногами и хлопать в ладоши в такт музыке.

Гарет наблюдал за девушкой, которая, стараясь не привлекать внимания, расположилась позади музыкантов. Глядя прямо на них, она что-то положила в рот. Гарет не сразу догадался, что это. Потом лицо его расплылось в широкой улыбке. Вот чертенок! Она сосала лимон, не сводя глаз с флейтиста. Гарет взглянул на маленького калеку на табуретке. В глазах ребенка плясали смешинки, и Гарет понял, что это представление устроено ради него.

Гарет наблюдал за ними как зачарованный, догадываясь, что должно произойти. Флейта умолкла, губы музыканта сжались, слюна иссякла — и все это из-за того, что девушка энергично сосала лимон. Ребенок корчился от смеха.

Внезапно флейтист взревел, прыгнул вперед и отвесил шалунье мощную оплеуху. Девушка покачнулась и упала бы, если бы не ее врожденная ловкость. Она сумела превратить свое падение в новый кувырок и приземлилась уверенно и точно. Толпа вознаградила ее смехом, считая происшедшее частью представления. Но когда гимнастка выпрямилась, оказавшись в двух шагах от Гарета, он заметил в ее глазах слезы.

Она с грустным видом потерла ухо одной рукой, а другой смахнула слезинки.

— Не успела увернуться? — спросил Гарет.

Она покачала головой, одарив его неуверенной улыбкой.

— Чаще всего мне это удается. Как правило, я успеваю рассмешить Робби и уклониться от Берта, но меня на секунду отвлек Чип.

— Чип?

— Моя обезьянка.

Она снова поднесла пальцы ко рту и свистнула. Обезьянка прервала свой танец и вспрыгнула ей на плечо.

У нее очень необычный голос, думал Гарет, разглядывая девушку с непритворным интересом, пока она стояла рядом с ним, критически наблюдая за жонглерами, присоединившимися к музыкантам. Для столь маленького и хрупкого тела голос девушки был на удивление низким и сильным, очень красивым, и переливы его были мелодичны, как журчание ручья. Гарет нашел его весьма привлекательным. Она говорила по-английски с акцентом, но таким слабым, что происхождение его было трудно установить.

Внезапно обезьянка принялась отплясывать на ее плече какой-то безумный танец, без передышки треща при этом на каком-то тарабарском языке, как один из злополучных обитателей Бедлама, и указывая своим тощим пальцем на подмостки.

— О Боже! — пробормотала девушка. — Я ведь знала, что мне надо держаться потише.

Гарет заметил, что она смотрит на появившуюся откуда ни возьмись великаншу в ярком красно-коричневом платье. Голова женщины, казалось, возвышалась над огромным, как колесо телеги, пышным жабо и была увенчана широкополой бархатной шляпой, завязанной шелковыми лентами под двойным подбородком. На шляпе от легкого морского ветерка весело покачивались золотистые перья.

— Миранда! — Голос великанши оказался под стать ее внешности. Он был мощным и зычным, и говорила она с сильным акцентом. Она огляделась и снова крикнула: — Миранда!

— О Боже! — повторила девушка со стоном.

Обезьянка спрыгнула на землю, а девушка попыталась спрятаться за спиной Гарета. Она встревоженно зашептала ему на ухо:

— Вы очень обяжете меня, милорд, если постоите некоторое время неподвижно, пока она не уйдет.

Гарету было очень трудно сохранить серьезный вид, но он все же попытался остаться совершенно неподвижным и лишь порывисто вздохнул, почувствовав, как к его спине под плащом прижалось теплое тело. У него возникло ощущение, будто его тень внезапно ожила, но потом испугалась чего-то и спряталась под плащ. Но так как это была лишь тень, на его алом шелковом плаще не образовалось ни морщинки, и складки его продолжали спускаться так же, как прежде. В то же время тень эта была весьма реальной и плотской, что вызвало чувственный отклик его тела.

Обезьянка запрыгала перед великаншей, потом принялась приплясывать и что-то верещать, громко и пронзительно. Женщина снова взревела и взмахнула сучковатой дубинкой. Чип оскалил желтые зубы и нырнул в толпу. Женщина, размахивая палкой, бросилась в погоню.

• Предыдущая
• 2/82
• Следующая