Вторая армия (СИ) - Кленин Василий - Страница 3

Был в мире ты,

И самый тяжкий путь

Не был тяжелым.

Но вот я одна, и покрыто росой

Мое изголовье из трав.

В комнате повисла тишина.

— Как же мне лечь,

Чтобы ты в сновиденье явился?

На миг задремав,

Просыпаюсь. Еще безысходней тоска,

Безотраднее думы.

— Или вот еще…

— Предки! Я же на совещание опаздываю!..

Наполеон неспешно раскладывал фигурки Тю Сёги на одноцветной доске. Не как положено — тут в одной расстановке можно голову сломать — а как ему самому больше нравилось. Учить правила этой извращенной версии шахмат он даже не собирался. 144 клетки поля, 96 фигур! Так эти фигуры еще могут «переворачиваться» по ходу игры и менять свое значение. Бред, а не игра. Но раскладывать фигурки, помеченные значками (некоторые генерал уже научился различать, но учить их все не было никакой возможности) — фальшивый «Ли Чжонму» любил. Они помогали ему думать.

Вот «король», по-местному — император, микадо. Единственная фигурка, которая ни во что не переворачивается. Это — старик Го-Камеяма, представитель Южного двора, во имя которого он тут и устроил мятеж на Тиндэе. А еще он — монах, который долгие годы сидит безвылазно в монастыре на их главном острове. И Наполеон втайне надеялся, что там старик и останется. Генерал «Ли Чжонму», конечно, уверял всех, что вести о восстании старому владыке давно посланы, что вот-вот император появится и встанет во главе… Но ничего он никуда не посылал. Ни старый монах, ни его потомство здесь, на Тиндэе не нужны.

«Они только всё испортят… Всё, что я уже создал и еще создам» — вздохнул главнокомандующий.

И потянул новую фигурку — вторую по значению. Называлась она крайне неоднозначно «пьяный слон». Главной фишкой пьяного слона было то, что только он мог перевернуться в «наследного принца». Ну, или «соправителя». Наличие такой фигуры уже радикально меняло ход партии.

«Это я. И мне надо как-то перевернуться. Надо закрутить это восстание вокруг себя, отбросив ненужное знамя Южного двора. Только спешить с этим нельзя. Нужно хорошенечко всех втянуть в мятеж. Показать, с одной стороны, выгоды от победы, а с другой — все пагубные последствия поражения. А потом… перевернуться».

От последней мысли «Ли Чжонму» улыбнулся. Пока у него было мыслей, как именно это провернуть — но идея появится! Надо только дать ей время.

«Какое счастье, что герцог Сёни, дает мне это время, — вспомнил генерал отчет адъютанта. — Ему бы стремительным маршем добить нас, а он тянет время. То ли боится (все-таки мы уже столько врагов покромсали). То ли, намеренно не спешит и намекает на что-то. Вот и Хисасе он не казнит, а держит живым… для чего-то. Хотя, скорее всего, он просто хочет собрать такие бесчисленные войска, чтобы армия Южного двора убоялась и рассыпалась от одного вида. Что ж: пусть надеется на это!».

А пока ниппонский герцог надеется — Армия Южного двора растет, укрепляется и готовится к новым свершениям.

Наполеон порылся в мешочке с фигурками и достал сразу шесть — с одинаковым иероглифом. Шесть «генералов». Или «военачальников». Два — медных, два — серебряных и два — золотых. Чу Угиль, Сон Чахун, Ким Ыльхва, Хван Сан, Ли Сунмон… и Гото Арита. «Старый» генерал гордился, что смог отобрать, хоть, и разных, но весьма способных командиров. Хотя, вскоре перед его армией будут вставать новые задачи, а, значит, от них потребуются новые таланты.

«Кто же из вас — медный, а кто — золотой?» — уставился он на фигурки.

Поначалу в самом большом восторге Наполеон был от Ли Сунмона. Умелый, авторитетный, хладнокровный. Всегда уверен в себе, отлично чувствует нить боя. Открыт для новых идей. У этого полковника практически не было минусов. Кроме одного. У нет амбиций. Он всё исполнит. Исполнит грамотно и творчески. А потом усядется у журчащего ручья и примется думать о вечном. Здесь такое любят.

Но без амбиций генерал — не генерал.

Здоровяк Угиль, яростный Звезда тоже был его надеждой. Он — настоящий вождь, за которым идут умирать. И довольно грамотный командир, что сочетается редко. Но в груди у Чу Угиля ревет непрекращающаяся буря, которая и сила его, и слабость. Когда громила следовал его воле, разделял ее — не найти лучшего исполнителя. Но когда в Звезде просыпается собственная воля — она может завести его в опасные места. Чу Угиля необходимо постоянно держать в жесткой узде, причем, так, чтобы он сам ее не замечал.

Об артиллеристе Чахуне не скажешь лучше: он идеален для своего места. Ветеран влюблен в артиллерийское дело и каждое мгновение стремится достичь в нем идеала. Потеря Чахуна стала бы самой тяжелой среди всех прочих. Но вот использовать его, кроме как в артиллерии, больше негде.

А вот уж кто у него «медный генерал», так это Ким Ыльхва. Этот полковник одномоментно решил, что «Ли Чжонму» его кумир и идеал — и теперь всё копирует с него. Любые мысли записывает и заучивает, любые советы принимает за аксиому и слепо им следует.

«Я, конечно, плохих советов ему не давал, — вздохнул Наполеон. — Но ничего хорошего не выйдет из этой религиозной слепой веры. Он не адаптирует старый совет к новой ситуации. Не сможет творчески развивать полученные знания. Я для него, как морковка на палке, за которой идет осел. А если морковки не станет?».

Как ни странно, но неожиданно хорошо себя проявил тот, в кого пришелец из иного мира совершенно не поверил. Хван. Типичный щеголь-аристократ, которых Наполеон еще у себя дома на дух не переносил. Да и вёл себя поначалу этот мальчишка соответственно. «Ли Чжонму» низверг его и опозорил из личной неприязни. Надо честно себе признаться. Это потом он уже придумал, что дал парнишке выбор: сломаться или стать лучше и сильнее. Благородный царедворец Хван Сан не сломался. В своем наказании внезапно он проявил, с одной стороны, стоическое терпение, а с другой — почти дерзкое упорство. До конца непонятно, что им двигало, кому и что он хотел доказать — но у Хвана получалось. Последние месяцы на глазах закаляли характер бывшего щеголя. А когда он понял, наконец, для каких целей готовятся его Дуболомы…

Но больше всех Наполеону нравился единственный ниппонский… тьфу ты, японский полковник. Гото Арита, как командир еще в бою не участвовал. Но спешно образованный полк он держал крепко, подавляя вольницу, разумно организуя быт и обучение. Новые идеи, которые ему предложил главнокомандующий, он осмыслил и потихоньку вводил в своих ротах. У него уже есть авторитет, так как почти каждого самурай может лично поставить на место. Наполеону не очень нравилось, что командир нисходит до поединков со всякими. Он бы просто отправлял всех в карцер… Но тут так принято — махровое Средневековье.

Конечно, только настоящее сражение покажет, насколько он умелый полковник, но у Ариты есть важное преимущество перед всеми другими. Он стратег. Его с самого начала волнуют не только вопросы из группы «как?», но и «для чего?». Ниппонского полковника всегда волнуют последствия его действий, он старается охватить всю картину кампании. И у него есть цель — он мечтает стать достойным предков и служить, как они, Южному двору.

Это качества генерала. Если угодно — «золотого генерала». Фигура легла на доску, но «Ли Чжонму» не удержался от вздоха. У «золотого генерала» все-таки был один недостаток — он был верен императору Южного двора. Неведомому старикашке, давно принявшему монашество в здешней религии, давно смирившемуся и не готовому к настоящей борьбе. Однако замечательный самурай верен ему. Ни за какие-то заслуги и достоинства, просто из-за происхождения…

— А так хочется, чтобы он верно служил мне, — честно признался вслух «старый генерал Ли».

В мешочке лежало еще множество фигур. Безумная игра! Помимо привычных ферзей и ладей тут есть еще драконы, фениксы и единороги; тигры, львы и леопарды; какие-то совершенно странные ходоки, посредники и стрелки! Но и вокруг самого генерала «Ли Чжонму» крутилось так же много фигур живых. Всех можно расставить на доске.