Серебряные ночи - Фэйзер Джейн - Страница 15
- Предыдущая
- 15/87
- Следующая
В углу гостиной тускло горела лампа. В два шага он пересек комнату, распахнул дверь спальни, которая громко стукнулась о стенку, и втолкнул туда Софью. От шума проснулась Таня.
– Кто здесь? – тревожно спросила она, поправляя ночной чепчик, прикрывающий ее седеющие волосы. – Почему?.. Софья Алексеевна, почему вы не в постели?
– У княжны были свои соображения о том, как провести ночь, – едко заметил Данилевский. – Пожалуйста, уложи ее в кровать и вынеси всю се одежду за исключением ночной сорочки ко мне.
– Нет! – задохнулась Софи от такого унижения. – Вы не можете забрать мою одежду!
– Напротив, княжна, – откликнулся Адам. – Могу и непременно сделаю это, поскольку не понимаю, почему должен лишать кого-нибудь из моих солдат вполне заслуженного отдыха и ставить его на всю ночь под ваше окно. И не имею никакого желания караулить вас лично. Думаю, что даже вам в неглиже далеко ускакать не удастся.
Дверь со стуком закрылась. Софи осталась стоять посреди тускло освещенной спальни, ошеломленная только что происшедшими событиями, а главное, невероятным их поворотом. Человек, который мог вызвать столь восхитительные ощущения своими умелыми и нежными ласками, превратился в сурового тюремщика, причем превратился внезапно, без всякого, кажется, на то повода. Как говорится, не моргнув глазом. Она чувствовала себя крайне смущенной, оскорбленной и растерянной.
– И когда вы только угомонитесь, – ворчала Таня, поднимаясь со своего тюфяка. – Никогда не слышала о подобных глупостях. Ну давайте, поспешать надо. – Продолжая ворчать, она сняла со своей обожаемой питомицы верхнее платье и переодела в ночную сорочку. – Давайте-ка я причешу вас. – Но не успела Таня взять в руки гребень, как Софи с отчаянным воплем оттолкнула ее прочь и кинулась ничком на кровать.
– Оставь меня в покое! Как ты вообще можешь говорить о какой-то расческе в таком месте, в такое время?
Это привычное домашнее занятие почему-то показалось бессмысленным и особенно задело Софи, хотя она и догадывалась, что для Татьяны в их нынешнем положении не было ничего странного. Не может быть странным то, что делается по воле Господа и хозяев. Это надо просто принимать как есть. Она молча метала про себя громы и молнии, в то время как Таня собирала ее разбросанную одежду, тщательно складывала, потом завязала все в узел и вышла в соседнюю комнату.
– Как вы приказывали, барин, – произнесла она таким спокойным тоном, словно выполняла самое заурядное поручение.
– Спасибо. – Адам рылся в своих собственных вещах. Он извлек бутылку водки и сорвал пробку, бросив хмурый взгляд на прислугу. – Ты можешь забрать все это утром обратно. Запрокинув бутылку, он начал пить прямо из горлышка.
Таня только пожала плечами. Ей хорошо был знаком этот взгляд – взгляд мужчины, готового вспыхнуть как спичка от дурного настроения, от которого не вдруг избавишься. Мужчины полагали, что имеют на это право, и женщины могли считать, что им сильно повезло, если их милость не соизволит пустить в ход кулаки. Ее собственный мужик становился сущим дьяволом во хмелю. Но пожалуй, этот не таков, скорее он станет молчаливым и подавленным. Буйствовать не будет, если его не дразнить. Сегодня днем, когда Софья Алексеевна плохо себя чувствовала, он был с ней вполне обходителен. Но теперь она его, ясное дело, сильно расстроила. Покачивая головой Таня вернулась на свой тюфяк.
Софи лежала, уставившись в темноту. Что же случилось? И что бы это все значило? Почему ей показалось, что какая-то глубинная часть ее существа, дремавшая до настоящего времени, внезапно проснулась? Ей хотелось бесконечно продлить тот восхитительный миг… страстно хотелось сделать еще один, неведомый шаг… оказаться в его объятиях, обнять его самой… Какова на ощупь мужская кожа? Широко раскрытыми глазами она глядела на дощатый потолок. Ей предстоит это узнать в супружеской постели. Она обхватила себя руками, пытаясь вообразить другое тело. Будет ли ей приятно? Такие мысли никогда еще не посещали ее. Теперь они трепетали между явью и воображением. В конце путешествия смутно вырисовывался муж, не тот, которого она выбрала сама, но до тех пор, пока в нем не обнаружится какой-нибудь ужасный порок или уродство, ей нелегко отказать ему… или императорской воле. Да и почему она должна так поступить? Будто бы у нее есть выбор. Совсем не обязательно видеть будущего мужа в человеке, который всего лишь поцеловал ее. Один поцелуй не означает предложения руки и сердца.
А в это время почти рядом, за стенкой, Адам Данилевский пил водку и мучительно размышлял, какой бес его попутал. После Евы он больше никого не целовал. Он просто не имел дела с женщинами, которые ждали поцелуев. Единственными женщинами, интересующие его в настоящее время, были те, с кем он мог удовлетворить свои естественные потребности за определенную плату. Чисто денежные связи не предполагали никаких обязательств, а без подобных обязательств не возникало и затруднительных положений, часто влекущих предательств. Но сейчас он сам оказался на грани предательства. Он, гвардейский офицер, получивший четкий приказ, оказался на грани предательства по отношению к человеку, имеющему полное право положиться на добросовестность благородного дворянина и рассчитывать на верность Адама как своего подчиненного по военной службе.
Адам смотрел на бутылку водки и размышлял о четырехнедельном путешествии с Софьей Алексеевной, готовой противостоять ему на каждом шагу. По крайней мере, если она будет продолжать упорствовать, ему легче будет держаться на безопасном расстоянии, укрыться за личиной грубого тюремщика.
Софи в конце концов заснула. События минувших суток взяли свое. Она несколько смирилась с происходящим, что и должно было произойти, по предположению деда, после того, как она прекратит тщетную борьбу с несправедливостью и позволит возобладать здравому смыслу.
Когда она проснулась, солнце поднялось уже довольно высоко.
– Кажется, мы должны были продолжить путь с рассветом, – проговорила она, садясь на постели. Таня подала ей чашку кофе.
– Граф сказал, что вам следует выспаться, – с ясной улыбкой ответила служанка. Она не стала добавлять, что, на ее взгляд, графу самому требовалось время, чтобы прийти в себя. – Ваше платье приведено в порядок. Граф еще сказал, что мы поедем, как только вы будете готовы.
Одеваясь, Софи старалась отогнать мысли о предстоящем тяжелом дне. Но все воспоминания о приятных, хотя и сумбурных мгновениях прошедшего вечера, равно как и ее размышления о них, померкли перед представлением о мучениях, которые уготованы ей. С усилием она расправила плечи, вздернула подбородок и направилась на улицу. Ее встретила свежесть прекрасного утра.
Адама ее гордая осанка не ввела в заблуждение. В глазах Софи явственно читался страх жертвы, идущей к пыточному инструменту, который уже был применен к ней однажды и находился в полной готовности к дальнейшему употреблению. Он подошел к ней, когда она встала у кареты.
– Если угодно, вы можете ехать верхом на моей лошади в поводу, а я поеду на Хане.
Какое-то мгновение она молча смотрела на оседланного Хана, поводья его были в руках Бориса Михайлова. Затем, к изумлению графа, отрицательно покачала головой.
– С тех пор как один калмык обучил его ходить под седлом, на Хане не ездил никто, кроме меня. И я никому этого не позволю. Это казацкое правило, если вы хотите полностью доверять своему коню.
– Но у вас есть всего лишь два выхода, – с некоторой настойчивостью заметил Данилевский, не в силах допустить мысли о том, что ей придется снова тяжко страдать в карсте, но понимающий неизбежность этого в случае ее несогласия.
Она подняла на него ясный взгляд и скривила губы в насмешливой улыбке:
– Думаю, есть еще третий вариант, граф. Я поеду на Хане, но не стану предпринимать попытки сбежать от вас.
Ни на малейшее мгновение Данилевский не усомнился в искренности ее слов. Словно гора свалилась у него с плеч. Он улыбнулся в ответ, одновременно подумав, что без маски сурового надсмотрщика ему будет нелегко сохранить безопасное расстояние между ними.
- Предыдущая
- 15/87
- Следующая
