Тень твоего поцелуя - Фэйзер Джейн - Страница 4

• Предыдущая
• 4/87
• Следующая

Пиппа едва не споткнулась. Где-то она уже видела эти глаза. Только где? И почему его шея кажется такой знакомой?

Неприятный озноб прошел по спине. Щупальца страха проникли в мозг, затуманив разум, лишая способности думать связно, как будто она пыталась очнуться от кошмара и не могла.

Она знала, что никогда не встречалась с ним раньше. Эти необычайно ясные глаза, это лицо просто невозможно забыть. Странно смятое, словно природа кое-как, наспех, слепила его черты, оно, однако, обладало своеобразной симметрией.

Он не пошевелился при виде Пиппы. Не подумал выпрямиться. Просто уставился на нее и ответил улыбкой, исполненной такого невыразимого обаяния, сочувствия и ободрения, то Пиппа едва удержалась, чтобы не броситься к нему.

Но вместо этого встала как вкопанная. Ноги решительно отказывались двигаться. Недоумение и замешательство одолело Пиппу. Его улыбка и тоска, опустившаяся на ее плечи почти ощутимым облаком, были каким-то образом связаны, но каким именно?

На землю ее вернул голос брата.

– Пиппа! – окликнул он. Она облегченно воззрилась на знакомое любимое лицо своего небрежно одетого и, как всегда, растрепанного брата.

– Я пошла искать тебя, – дрожащим голоском пробормотала она.

– А выглядела, как жена Лота. Настоящий соляной столп. Что ты там увидела, неосторожно оглянувшись?

– Ничего, – пожала она плечами. – Просто мне не по себе от недовольства Марии. И я понимаю, как это расстраивает Стюарта.

Робин внимательно взглянул на сестру. Достаточно разумное объяснение для любого, кроме Пиппы. Но ему лучше других было известно, как мало трогает сестру немилость королевы. Это лишь еще больше утверждало ее в преданности Елизавете.

– Что-то вид у тебя больной. Плохо себя чувствуешь? – с участием заметил он.

– Нет… нет, ничуть, – твердо заверила она. Робин по опыту знал, что настаивать нет смысла. Лучше идти в обход.

– У меня известия от Пен. Вернее, письмо от Оуэна и Пен получил посол, но там добавлено несколько предложений и для нас.

– О, скорее покажи мне, – попросила Пиппа, отворачиваясь от человека у двери. Оказалось, что пришлось поворачиваться всем телом, и движения при этом стали какими-то неестественными, словно ей приделали искусственные ноги и руки, как у игрушечных солдатиков племянника. Но, даже направляясь к стоявшему у окна французскому послу, она спиной чувствовала сверлящий взгляд незнакомца.

– Леди Пиппа! – воскликнул Антуан де Ноай с дружелюбной приветливостью старого знакомого. – Я получил депешу от шевалье д'Арси. Ваша сестра приписала несколько слов для вас.

– Моя нижайшая благодарность, – пробормотала Пиппа, почти вырвав пергамент из рук посла и невольно оглядываясь, прежде чем развернуть свиток. – Кто этот человек у двери, Робин? – осведомилась она, довольная, что голос звучит достаточно небрежно, и принялась читать письмо, хотя глаза всего лишь бессмысленно скользили по строчкам.

Робин посмотрел в указанном направлении.

– Ты имеешь в виду Аштона?

– Знай я его имя, вряд ли спрашивала бы у тебя, – мгновенно парировала она, начиная привычную перепалку, которыми искренне наслаждались оба. – Тот человек в темно-сером плаще, что стоит у двери в королевские покои. Мне он показался знакомым, но не помню, где мы встречались.

– О, это Лайонел Аштон, леди Пиппа, – вмешался посол. – Тесно связан с мужем королевы, хотя по рождению англичанин. Известен своей проницательностью и умением держаться в тени. Выполняет особые поручения короля. Он нечасто бывает при дворе, поэтому неудивительно, что вы его раньше не видели.

Де Ноай задумчиво почесал нос, не сводя глаз с Аштона.

– Интересно, почему сегодня он решил показаться на людях. По-моему, ему было поручено тихо и без лишнего шума сгладить отношения между английским и испанским дворами. Но может, неприязнь зашла так далеко, что требует более прямого подхода или вмешательства свыше.

В последних словах звучала откровенная насмешка: недаром между французским и испанским посольствами постоянно тлела скрытая вражда.

– Понятно.

Англичанин, якшающийся с испанцами. Откуда она может его знать?! Должно быть, некстати разыгралось воображение, хотя и это на нее не похоже. Она не подвержена прихотливым полетам фантазии. Может, это как-то связано со снадобьем от головной боли, которое, слава Богу, наконец начинало действовать?

Пиппа решительно перечитала письмо сестры.

– О, какая радость! Пен пишет, что они надеются к Рождеству быть в Англии.

Лицо Робина озарилось восторженной улыбкой.

– Мы должны известить леди Джиневру и моего отца.

– И немедленно, – добавила Пиппа. – Я сама этим займусь. Прямо сейчас.

Она украдкой посмотрела в сторону трона, прикидывая, сможет ли потихоньку ускользнуть из приемной. В конце концов, королева сама отпустила ее, очевидно, не желая, чтобы она торчала на глазах.

Стюарт о чем-то толковал с Руем Гомесом, ближайшим другом и советником короля. Пиппе показалось, что муж чем-то то ли смущен, то ли озабочен: полные губы сжаты в непривычно тонкую полоску, на лбу выступили капельки пота. Почувствовав ее взгляд, он обернулся и недовольно нахмурился.

Руй Гомес даже не посмотрел в ее сторону. Его красивое, хотя несколько угловатое смуглое лицо оставалось спокойным, словно он стоял в леднике, а не в невыносимо душной, кишевшей людьми приемной жарким августовским утром.

Пиппа еще успела увидеть, как Стюарт оставил Руя Гомеса и направился к тому месту, где стоял Лайонел Аштон. Пиппе показалось, что в компании англичанина муж чувствует себя не более свободно, чем в обществе испанца.

Она недоуменно пожала плечами и, сама не зная почему, стала пробираться сквозь толпу к трону, где беседовали мужчины. Приходилось то и дело кивать знакомым, останавливаться на два-три слова, болтать о пустяках, сохраняя на лице деланную улыбку. Но, к досаде Пиппы, Стюарт отошел от Аштона прежде, чем она успела до них добраться. Жаль. Значит, познакомиться с ним сегодня не удастся.

Однако Лайонел Аштон и не думал уходить. И не шевельнулся, когда она подобралась ближе, как будто вообще не замечая ее присутствия. Но когда Пиппа проходила мимо, вдруг положил руку на ее рукав и так же быстро убрал.

– Прошу прощения, – пробормотал он, продолжая спокойно оглядывать комнату. Пиппа ощутила легкое прикосновение его ладони сквозь тонкий шелк.

Странно знакомое прикосновение.

Ее кожа откуда-то знала тепло его руки.

– Вы говорили с лордом Кендалом? – тихо поинтересовался де Ноай, но, не получив ответа, был вынужден повторить вопрос.

Робин отвлекся, наблюдая за маневрами сестры, старавшейся незаметно выбраться из приемной. Выглядела Пиппа плохо: усталой, нездоровой, глаза полуприкрыты тяжелыми веками. Он заметил, как она замедлила шаг около Лайонела Аштона. Как тот чуть дотронулся до ее рукава.

Странно, что она так заинтересовалась человеком, чье присутствие при дворе можно скорее сравнить с посещениями призрака. Неслышно появляется и точно так же исчезает. Сам Робин с июля, когда испанский двор прибыл в Лондон, .видел Аштона всего трижды и ничего не знал ни о нем, ни о его семье. Да и о делах известно было лишь то, что только сейчас рассказал французский посол.

– Прошу прощения, сэр, – пробормотал он, сообразив, что его о чем-то спрашивают.

– Ваш отец, – прошептал посол, почти скрывшись за тяжелыми занавесями. – Вы уже беседовали с ним?

– Да, – так же негромко ответил Робин. – Но он не выступит против королевы, хотя, как и все, крайне не одобряет этот брак. Отец говорит, что поддерживает Елизавету как наследницу трона, по если у королевы родится ребенок, все права на троп будут принадлежать ему. Де Ноай поджал губы.

– Слишком много благородных людей придерживаются того же мнения. Верность и преданность – прекрасные качества. Но неужели англичане действительно так уж стремятся стать вассалами Испании? Превратиться в такую же жалкую колонию, как Нидерланды? Подставить шеи под ярмо инквизиции?

• Предыдущая
• 4/87
• Следующая