Тень твоего поцелуя - Фэйзер Джейн - Страница 8

• Предыдущая
• 8/87
• Следующая

Он сунул клинок в ножны.

– Увы, мадам, мы действительно не знакомы, иначе я ни за что не забыл бы нашу встречу.

Его голос оказался низким, бархатистым, а улыбка – такой, как она помнила: сладостной и нежной, как первый подснежник.

– Похоже, у вас передо мной преимущество, – добавил он, вскинув брови.

– Леди Нилсон, – представилась нимало не смущенная Пиппа. Как он смеет отрицать, что они виделись раньше?! Да он просто лжет, особенно если судить по глазам: недаром в них светится честное признание! И все же сама она ничего не помнит.

Пиппа снова ощутила, как ползут по спине холодные пальцы страха.

– Ах да. Вы замужем за виконтом Нилсоном, – кивнул он, не меняя позы. – Собственно говоря, теперь, хорошенько поразмыслив, должен сказать, что мы случайно столкнулись сегодня утром в приемной ее величества. Вероятно, вы имеете в виду этот случай?

– Вовсе нет, – тряхнула головой Пиппа. – У меня и тогда появилось это странное чувство узнавания.

– Мои нижайшие извинения, миледи, но я ничем не могу вам помочь, – весело заверил Аштон.

Он еще и забавляется на ее счет!

Сомнения одолевали Пиппу. Неужели она так жестоко ошибается? Ведь он отрицает всякую возможность знакомства!

Но в таком случае что означает этот странный, волнующий трепет, неотделимый от такой же Непонятной тоски, сбивающий с толку, не дающий думать связно?

– Вы покинули турнир? – с улыбкой осведомился он.

– Терпеть не могу заранее определенный исход, – объявила Пиппа, пытаясь замаскировать язвительностью смущение.

– Судя по тому, что я видел, поражение вашего мужа показалось весьма картинным, чтобы не сказать красочным, так что невольно задаешься вопросом, так ли уж необходимо было все это. Мне искренне жаль, что, желая добиться успеха, наши испанские друзья не смеют положиться на свое воинское искусство.

– Ваши испанские друзья, сэр. Так будет вернее, – запальчиво парировала она. – Во всяком случае, у меня подобных друзей нет.

И только тут его улыбка потеряла все обаяние, а глаза похолодели. Но не успела она отметить перемены в собеседнике, как тот столь же внезапно снова одарил ее мягкой усмешкой.

– Не все они так уж плохи, – умиротворяюще заметил он.

– Репутация короля слишком хорошо известна в Англии, – возразила она, понимая, что ведет опасные речи. Но никакие соображения не мешали ей высказывать свое мнение ни в прошлом, ни тем более сейчас. – Хотите сказать, что слухи о его деяниях преувеличены?

Лайонел Аштон погладил бородку, подстриженную по испанской моде, и поэтому называемую эспаньолкой, и Пиппу снова поразило какое-то беспорядочное сочетание его черт. Длинный, горбатый нос, слегка искривленные губы, тяжелый подбородок с глубокой ямочкой, кустистые брови, как и бородка, тронутые сединой. Трудно отыскать человека, более непохожего на Стюарта! Стюарт божественно прекрасен, и лицо его по праву можно назвать совершенным. Аштона же нельзя посчитать не то что красивым, но даже приятным. По чести сказать, он просто урод. И все же при взгляде на него кровь Пиппы закипала. Правда, она инстинктивно чувствовала, что не должна докапываться до причин этого непонятного явления.

– Итак, сэр, я не права? – допытывалась она.

– Вы имеете в виду страсть короля к женщинам? – Не дождавшись ответа, он безразлично объяснил: – Филипп не святой. Но ваша королева хорошо это знала. Я сказал бы, что репутация его величества должна беспокоить исключительно ее, и никого более.

Пиппа решила, что получила недвусмысленную отповедь. Правда, такие мелочи редко ее волновали.

– Наоборот, сэр, подобные вещи небезразличны каждому преданному короне англичанину.

Она наскоро присела и отвернулась. Он оттолкнулся от солнечных часов и, взяв ее руку, положил на сгиб своего локтя.

– Поскольку теперь мы знакомы, мадам, умоляю пройтись со мной немного. В это время дня особенно приятно погулять в парке.

Пиппу неожиданно охватила паника. Нет ничего дурного в том, чтобы принять предложение учтивого придворного. Даже самые строгие ревнители нравственности не найдут в этом ничего предосудительного. Да и Стюарт не подумал бы возражать. Но внутренний голос настойчиво подсказывал ей отказаться. Ни в коем случае не стоит проводить время с Аштоном, даже ради самого неземного удовольствия.

– Простите, – пробормотала она, отнимая руку, – головная боль… жара… мне не хочется гулять…

Не успел он оглянуться, как она уже спешила к арочному входу во двор. Лайонел Аштон, упершись кулаками в бедра, где висели кинжал и шпага, смотрел ей вслед. Хорошо, что Пиппа не оглядывалась, иначе наверняка испугалась бы его взгляда, жесткого, полного ненависти, презрения и чего-то еще, весьма похожего на смятение.

Резко развернувшись, он направился к ристалищу, где две группы пеших придворных, носивших цвета Испании и Тюдоров, наступали и отступали под стук и треск ломавшихся палок.

Стюарт Нилсон стоял на дальнем конце ристалища, все еще одетый в подбитый кожей камзол, который был на нем во время схватки. При бое на палках полное вооружение не считалось необходимым. Он был один, то ли по своему желанию, то ли потому, что приятели стыдились столь унизительного поражения. Правда, ни та ни другая причины ни в малейшей степени не интересовали Лайонела.

Он направился к Стюарту, который, увидев его, поспешно отвернулся к шатрам, где участники готовились к состязаниям. Лайонел ускорил шаг.

– Лорд Нилсон, на два слова.

Стюарт, казалось, поколебался, прежде чем остановиться.

– Ну? – неприветливо буркнул он.

– Скорблю о вашем проигрыше, – мягко заметил Лайонел. – Но может, вам ни к чему так открыто жертвовать собой?

Стюарт уставился на него. В аквамариновых глазах боролись неприязнь и страх.

– Вы это о чем?

– Может, вам следовало бы оказать немного больше сопротивления Филиппу, даже во имя достижения цели, – бесстрастно пояснил Лайонел, глядя в сторону ристалища.

– И что это изменило бы? – вскинулся Стюарт. – Я всего лишь подчиняюсь приказам.

– Да… да, ваша преданность достойна восхищения, – так же безразлично продолжал Лайонел. Лицо Стюарта залил гневный румянец. Брезгливо-пренебрежительное отношение со стороны собеседника было очевидным, хотя они даже не обменялись взглядами.

– Но было бы осмотрительнее воздержаться несколько дней, – пробормотал Стюарт.

Лайонел медленно повернул голову.

– Почему?

Стюарт почти бессознательно опустил руку на рукоять шпаги. От лица отхлынула краска.

– Появились затруднения… то есть возражения.

– Возражения? Но какие? Она ничего не сознает.

Лайонел говорил очень тихо, не спуская глаз с красивого лица собеседника.

– Кое-что все-таки сознает, – с трудом вымолвил Стюарт. – Да это и немудрено.

Лайонел продолжал рассматривать его. Жесткий взгляд немного смягчился. Этот человек терпит невыносимые муки. Да и поделом ему, решил было Лайонел, пренебрежительно поморщившись, но тут же смягчился снова. Положение Стюарта Нилсона ужасно. И хотя Лайонел Аштон был уверен, что скорее умрет, чем согласится на подобные условия, не ему бросать первый камень!

– Я передам ваши слова и посоветую подождать, пока появятся хоть какие-то признаки, положительные или отрицательные, – кивнул он и увидел неприкрытое облегчение в синих глазах Стюарта. – Скоро все определится… в ту или иную сторону. Вы меня поняли?

– Да. Постараюсь проследить.

– Не сомневаюсь, – сухо обронил Лайонел. – Желаю вам доброго дня, лорд Нилсон.

Он поклонился, и Стюарт ответил той же любезностью. Однако не пошевелился, оставшись на месте, среди суеты и шума, в толпе участников турнира, хлопотливых оруженосцев, проворных пажей, озабоченных конюхов, в атмосфере конского пота и навоза. Только остро ощутив взгляды, бросаемые в его сторону, участливые, любопытствующие, откровенно враждебные, Стюарт покинул шатер. При этом он ни разу не повернул головы.

За шатром лошади рыли землю копытами, вскидывали головы, ржали, пока с них снимали усыпанную драгоценностями сбрую. Огромные, великолепные создания, опасные, бесстрашные, своевольные, – предназначенные, чтобы нести в битву тяжеловооруженного всадника.

• Предыдущая
• 8/87
• Следующая