Тщеславие - Лысенков Виктор - Страница 12
- Предыдущая
- 12/61
- Следующая
Сергей сидел и смотрел в окно, ожидая подружек и усехаясь: стульев у него было только два. Плюс кресло. Плюс табуретка с кухни. А их будет шесть. Он знал - придут все. Вот он снова слышит стук каблучков в майском азиатском утре, вот тенями они промелькнули к нему в комнату. Он каждой объяснил: "Вот подождем Юлю (Олю, Свету, Иру) и начнем. А что - не говорил. Выручил Роберт - он пришел раньше всех и теперь балагурил с девчонками, не давая возможности одуматься. Одну он усадил на диван. Роберта - на кровать. А сам - вот он видит себя - и что не пошел в прокуроры? - ходит и строго указывает пальцем в землю: "Мои дорогие! Все вы знаете, что все вы здесь бывали в разное время. Да, это моя вина, что я всех вас горячо и беспощадно полюбил. Сердце мое разрывается на части: я не могу решить, кто на свете всех милее, всех румяней и белее. Решить должны вы - кто останется со мной. Я - выйду. Оставлю вам Роберта - он будет пристяжным заседателем. Все оформит в стихах и прозе (это он сделал алаверды за сомнение Роберта)". Первой все сообразила Милка - ну так и положено: ей было двадцать семь, не то что всем остальным до двадцати трех. Зачем он держал такую старуху, как Милка? Что привозила с рейсов коньяки? Или он просто из спортивного интереса увел ее из-под носа командира корабля, когда ему другая стюардесса, Галка, сказала, что на Милку положил глаз командир? Он решил привязать ее к себе и посмотреть, как летун будет беситься. Вот-вот. Это Милка вылетела. Как ИЛ-18. Нет, шустрей - как "ЯК-40". Остальные дурочки еще чуточку похлопали глазами и невнятно разбежались. Роберт подал ему руку: "На, держи. Точно - шесть штук. Но что ты будешь делать?" Сергей махнул рукой: "Э, как сказалклассик, вместо б....й одних мы найдем много других". Честно говоря, они мне надоели. И я решил идти своим путем. Ну как Владимир Ильич. Буду подбирать либо по цвету, либо по..." Ему показалось, что он улыбнулся и что это было тогда счастливой находкой - по размеру попы. Скажем, чтобы были в-о-т такой ширины. Как задумка, старик?" ни разу не мелькнула Земма. Он знал, почему: она не имела к этим никакого отношения. А Роберта он пытался разозлить (запомнил, что тот ему не поверил). И в компании, куда он его дернул, он шептал ему на ухо (пока все решали, на какое озеро ехать купаться - на Варзобское или Комсомольское. "Вот с той Ирой я бы сегодня ночью. А вот с той - буду вечером. Но жалко пропускать обед - поеду-ка домой с третьей Ирой. Потом подъедем к вам на озеро - на такси". И что-то пошептал Ире на ухо, а потом сказал, что ему надо по делам и что он обязательно подъедет. Да, да. К северному пляжу. И ушел. А нашептанная Ира сославшись на что-то, тоже уехала. Кажется, за купальным костюмом. Приехали они с Сергеем отдельно друг от друга часа в три - самая жара. И, раздеваясь Сергей сказал Роберту: "Эта уже восьмая Ира. У меня - именной период. Попы - на потом". Роберт улыбнулся - да нет, это улыбается двухспальная кровать. Был у него и такой период. Но - не сейчас. Не до нее. И теперь ему не двадцать семь, а всего на двадцать больше. И сам - шифоньер с ногами. Это его так распрыгало после всех боксов-волейболов. Жертва профессионального спорта. Сто двадцать. Ни хрена себе! А было - восемьдесят шесть. Ни кг. лишнего. Потом дошел до ста (к сорока), а потом - вообще понесло. Но еще бывало. Хотя, как он понял, с ярмарки поехал два года назад, попав на день рождения к дочери одного знакомого. Им там было всем по девятнадцать. Нет, он не забылся. Даже не думал об этом. Он просто пригласил одну милашку на танец. Нет, он не пытался ее нахально прижимать. Честно? - Думал, может, сама как - проявится. Нет, раствор уже был не тот. Никакого негатива. Позитива - тем более. Курил на балконе. А те зашли на кухню - за чаем, что ли. "Ну и как этот твой толстяк?" (это - одна. Хотя - какой он толстяк - налилось все и живот только чуть-чуть). "Да почему мой? Он же пригласил меня на танец. Перед Юлькой неудобно" (это - дочь друга, студентка третьего курса). Опять первая: "Так он на тебя глаз положил!.." - "Да что я, дурочка какая - с таким дядькой контачить". Вот так - дядька. Он никогда не слышал о себе такого. Дядька. До сих пор в автобусе или еще где к нему обращались "молодой человек", хотя он с Робертом давно уже в шутку называл себя "пожилой молодой человек". Прозреть вдруг от случайно брошенного слова. Как защемило! До этого дня все откладывалось. Все нелепо верилось, что каким-то чудом он окажется вместе с Земмой. От финала всякого бреда его выручала жесткость оценок. И когда вдруг в том состоянии, когда не сон и не бденье он начинал выдумывать, как вдруг он напишет какую-нибудь очень талантливую книгу (почему-то никогда после урока на литконференции он не думал о книге стихов. И об "Оскаре" в кино: понимал, что даже когда работал в этом самом кино, что это - только деньги. А за прозу еще никто не дал по соплям. Вот и крутится - эта проза), станет знаменитым, как приедет в Москву и из своего Воскресенска примчится Земма, как напишет ему записку из густой восторженной толпы придет записка от нее, и она сообщит, что с мужем что-то случилось - нет, лучше - если она от мужа прилетела к нему, поняла, что любит его. Или там еще что. Или будет извиняться, что не разглядела, не была рядом, не вдохновляла. Ну так далее у бреда нет границ. Но тот вечер подвел черту - оглянись без гнева - начало дороги черт-де где! Дядька... Отошли компании. И так незаметно! Собирались ведь нередко. И чем дальше - то просто пображничать, сборища становились уже и все густее по-мужски - женщин становилось меньше и меньше, и было незаметно, как поменялось их качество, как уже появлялись жены некоторых собутыльников (чего юлить! - именно собутыльников!), или подруги, которые сами не прочь врезать, иногда - в одном лице и жена, и врезальщица. И не заметилось, как они стали страивать, счетвертовывать или не мудрствуя лукаво - просто сдваивает. А когда ему надоедали все, он брал несколько бутылок сухого вина по старой привычке, а если честно сказать - на тот же трояк можно было взять целых пять бутылок сухого - хватало на целый вечер, или на всю субботу. Или на все воскресенье. Но если вдруг подварачивались деньги, то он брад еще и бутылку водки, иногда две. А иногда и три. А один раз за день и ночь выпил целых пять. Жаль. Похмелиться в воскресенье было нечем, и ему опять пришлось идти к Шиловскому. Славка Шиловский его понимал - сам ходил уже лет пять с капсулой в заднице. И если бы не последняя жена Томка, наверное, сам бы вырезал без наркоза эту капсулу. Но как ему попалась эта Томка - непонятно. В сорок ее бы только чуть-чуть подретушировать - и накая голливудская красавица ей в подметки не годилась. Да гооливудские куколки тут и не годятся: Тамарка была русской красавицей - статной, с гитарными формами, бюстом, которой никаким силиконом не сделаешь. Славка, в прошлом штангист, многие годы провел на помосте, выигрывая разные медали. Он рассказывал Сергею, что на Спартакиаде народов ССР еще в пятьдесят шестом американские журналисты прорвались к нему и убеждали сняться для какого-то журнала, говорили про успех и гонорар, объясняли, что у него фигура - ничем не хуже, чем у Винчи. Он, девятнадцатилетний, про фигуру все знал - уже года три, как только начал выступать за юниоров на разных первенствах, в букетах цветов бабы слали ему записки с недвусмысленными предложениями. Совратила его красавица из саратовского театра юного зрителя. А там - пошло - поехало. Отбоя не было. Выпивки в компании красавиц стали частью жизни. Он и чемпионом мира не стал из-за этих баб. Хотя и не жалеет. Из-за пьянок и фигуры несколько раз менял жен. Хорошо еще, что в мореходке успел до загулов окончить отделение энергетики и даже поплавать, но, как он сам говорил, его с морфлота скоро выдубили, о чем он ни капельки не жалел: еще лет восемь ездил и таскал железку за "Трудовые резервы", числясь на работе в каком-то ПТУ, потом - работал на ТЭЦ. Потом - нигде не работал - жил поочередно то у любовниц, то у жен. А потом стал ездить по районам и делать фотографии в школах. ""Хорошо получается" - говорил он Сергею. Во время съема доходов Томка изымала почти все деньги и успевала купить то мебель, то дорогие шмотки, то даже поменять старые "Жигули" на новые. И в деньгах Славки была и его, Сергея доля. Как ни как - Славка был родственником его хорошего товарища по редакции Сорокаумова. Род, у них, наверное, такой. Олег Сорокаумов был быстр и глубок умом, хотя и не был мрачным философом. Скорее даже - легкий. Даже их, вольнодумцев из девиц в редакции вякнула: "Мы ведь журналисты..." И пыталась сказать что-то о статьях в газете. Олег ее очень ласково обнял и сказал: "Родная моя! Где это ты нашла журналистов. Газетчики - другое дело. Журналистки и в СССР нет. Настолько у нас все убого, лживо и кособоко!" Лариса стушевалась и сказала оправдательно: "Да это я так... Все же так говорят..." Сергей увидел Славку в редакции "молодежки лет двадцать назад - Олег хотел приобщить своего шалопаистого родственника к серьезному делу вроде профилактики от пузырька. Ничего не получилось. Зато Славка прошел у Олега ускоренные курсы по фоторемеслу. И спустя пятнадцать лет знания очень пригодились. Сергей случайно обнаружил Славку в фотомастерской в микрорайоне, где получил квартиру от кино (Славка там между набегами на сельские школы работал лаборантом). Знакомство оказалось кстати родственники уважали Олега и на Сергея распространялось некое поле уважительности и долга.
- Предыдущая
- 12/61
- Следующая
