Гештальт, ведущий к просветлению - Энрайт Джон - Страница 23

В этой главе мы рассмотрим упражнение и принципы более сложного и тонкого изучения сознавания, чем мы это делали ранее. Первые два упражнения в некотором смысле противоположны друг другу по своей внутренней идее. Они кажутся похожими на два различных подхода в психологическом исследовании развития человека. Поскольку для человека, по-видимому, невозможно все время сознавать происходящее, то крайними возможностями является полное сознавание в короткий период времени или сознавание некоторой темы в течение определенного продолжительного времени.

Подход, который можно было бы назвать поперечным сечением, был описан П.Д. Успенским в книге "В поисках чудесного". Он называет этот подход моментальными снимками. Задание состоит в том, что человек должен исследовать все, что существует в его сознании в конкретный момент времени. Ценность этого процесса заключается в том, чтобы увидеть, что именно существует и как это взаимодействует в данный момент времени.

Сделав ряд таких моментальных фотографий и рассматривая их вместе, человек может увидеть, какие события чаще всего с ним происходят и какие феномены имеют тенденцию происходить одновременно. Очевидно, что человек не может сам выбрать момент для выполнения этого упражнения без прогнозирования результата. Выбирать наугад — это означает выбирать в соответствии с неизвестным критерием. Успенский описывает то, как учитель может использовать этот метод для своих учеников. Поскольку рядом со мной не оказалось учителя, я стал искать источник случайных сигналов из вне. В конце концов я воспользовался автоматическим устройством, которое укрепил на поясе. Когда раздавался сигнал, я замирал и даже задерживал дыхание на несколько мгновений. Я тщательно просматривал свое тело, замечая точки напряжения. Я проходил по своему полю восприятия, отмечая звуки, запахи и цвета. Кроме того, я отмечал настроения, мысли, внутренние диалоги и присутствующие образы. Наиболее важное я сразу же записывал в записную книжку и вновь включал устройство, начинавшее отсчет неизвестного промежутка времени. После этого я продолжал заниматься своим делом.

Выполнение этого упражнения на людях было очень неудобным. Получалось, что я больше объясняю окружающим, что я делаю, чем на самом деле делаю это. Когда у меня появилась возможность одиночной пешеходной прогулки в Северной Калифорнии, я взял с собой это приспособление. Поскольку я был один, все мои мысли по поводу окружающих отпали. Я установил сигнальное устройство на частоту примерно одного сигнала в пятнадцать-двадцать минут. Когда появлялся сигнал, я замирал и просматривал телесное напряжение, настроение и содержание сознания. Мне удавалось заметить свои состояния, возникшие в результате моих размышлений.

Я выяснил много интересного для себя. Наиболее ярким оказалось то, что более половины из пятидесяти-шестидесяти осмотров, которые я совершил за эти два дня, я по-прежнему объяснял что-то кому-то в своей голове! Я был в глуши на много миль от тех, кто меня знал, и у меня было десять свободных дней впереди. Никто не интересовался ни мной, ни моими делами и мне незачем было объясняться. И все же постоянным содержанием моего сознания были объяснения, что я пошел по этой тропинке потому, что…, я остановился так как…, я думаю, что надо написать господину X потому, что…. Это было почти навязчивой идеей, но я не мог остановиться.

Это было во многих отношениях беспокойное упражнение. С одной стороны постоянные «объяснялки» уронили мое достоинство в собственных глазах. С другой стороны я испытал шок, пережив нервное, дрожащее, испуганное и не поддающееся управлению качество моего повседневного импульса к сознаванию случайных фантазий, переживания незавершенных дел и страха будущего. Индийская сказка описывает ум как запертую в клетке сумасшедшую и пьяную обезьяну, которая судорожно дергается, как от укуса осы. Пока я не проделал это упражнение, я полагал, что эта сказка относится к обыкновенным людям, а уж никак не ко мне!

После этого путешествия я решил исследовать феномен постоянного объяснения более подробно, используя метод постоянного наблюдения. Коль скоро феномен обозначен, то можно проследить его появление, записывая в тетрадь содержание объяснений, обстоятельства и кажущуюся цель этих объяснений.

Я обнаружил, что мне трудно заставить себя делать это весь день подряд, поэтому я установил двух или четырехчасовые вахты, в течение которых я наблюдал и записывал различные объяснения во всех формах и проявлениях — как внутренних, так и внешних. В качестве варианта на некоторые из этих вахт я накладывал запрет объяснений. Это было сделано исключительно в качестве эксперимента, а не с целью остановить объяснение. Попытка остановки объяснений использовалась как источник материала для наблюдения. Этот момент иногда неверно понимают в гештальте, используя произвольно создаваемые изменения не как способ получить материал для наблюдения, а воспринимая изменение, как таковое.

Теперь, если во время моих экспериментов кто-то простодушно спрашивал меня, почему я это делаю, я, в качестве упражнения, отвечал: "Потому что я так решил", — и кроме этого, не давал никому никаких объяснений. Это оказалось неимоверно трудным. Иногда я не сдерживался и срывался в убежище мета объяснения того, что я не даю объяснений. Многие люди, которым я предлагал это упражнение, также рассказывали о значительной трудности запретить себе объяснения. Они говорили о таких реакциях, как сильный страх и мгновенная дезориентация, если они настаивали на остановке объяснений, которые они чувствовали себя вынужденными делать. У меня создалось впечатление, что для некоторых людей жизнь связана с потоком объяснений и их психологическое благополучие зависит от постоянного подтверждения этих объяснений.

Одним из последствий этих наблюдений для меня стало некоторое уменьшение бесконечного потока объяснений и принятие того, что некоторая часть его бесследно исчезает. Другим последствием была сверхчувствительность к процессу объяснения в других людях и восприятие того, какое чудовищное количество энергии связывается в них этим процессом. Я выделил целую шкалу подобного рода реакций. Если я отмечал объяснение, то я получал защиту, а если я отмечал защиту, то наталкивался на активное оправдание. Соединив эти понятия, я назвал этот класс внутреннего поведения «ОБЩИВДАНИЕ», то есть ОБъяснение — заЩИта — опраВДАНИЕ.

Пользуясь несколько рискованной аналогией, можно сказать, что моментальные фотографии предыдущего эксперимента выглядят так, как будто они сняты дешевой карманной фотокамерой. Моментальная фотография, взятая в момент обычного повседневного сознавания, ясно выделяет одну-две черты и оставляет еще несколько на периферии. Остальное исчезает в нерезкости и нужно всматриваться или вслушиваться, чтобы различить, что там происходит.

Однако каждый человек знает моменты своей жизни, когда ограниченность сознания очень незначительна. Это прекрасные моменты особенно глубокого опыта, который живо сохраняется в памяти даже спустя много лет. Маслоу указывает на эти моменты, называя их пиком переживания. В отличие от повседневного сознавания эти моменты обладают богатством и широтой сознаваемого. Я знаю описания моментов, в которых живо соединились телесные ощущения разного рода, яркое восприятие звука и цвета, богатая гамма чувств, смены настроений и мироощущений, многие уровни мышления и т. д.

Сопоставляя преобладающие обычные моменты сознавания с немногими полными, мы приходим к интересному вопросу: являются ли обычные тусклые моменты нормой, а моменты яркого богатого восприятия — исключением? Может быть моменты тусклого восприятия являются просто обрезками полного восприятия? Другими словами, является ли полное восприятие экстраординарным, а тусклое восприятие — ординарным на самом деле? Может быть, особые моменты не содержат больше, чем обычные, а просто мы замечаем в них больше? Может быть, возможность пика переживаний всегда присутствует, но мы глухи к ней, а моменты их возникновения тогда похожи на срывание завесы или чистоту зеркала восприятия.