Ядовитая тропа - Тамоников Александр Александрович - Страница 9

Они шли по дороге, привычно уже кивали дозорным и показывали удостоверения и разрешения находиться на улице после наступления комендантского часа. Просто два солдата идут домой после долгого дня.

– Ты вот что. Не надумай там себе ничего. Тамарка ждет мужа, – неожиданно сказал Афанасий Федорович и добавил: – Каждый день про него говорит.

– Да, я знаю. У меня тоже есть невеста. В Крыму осталась. Вот немного все успокоится, и перевезу ее сюда, – и соврал и не соврал одновременно Серабиненко.

Невесты не было. Была молодая женщина, которую он любил и в которую верил. Верил, что когда-нибудь он в самом деле предложит ей переехать к нему. Но вряд ли. Она был молодым капитаном, шифровальщицей, и с ней он случайно пересекался всего пару раз.

Может быть, когда-нибудь Катерина и ответит согласием на его предложение, но до этого надо еще дожить. А вот про мужа Тамары он мог рассказать много. Но не расскажет никогда, потому что теперь дело мужа добровольной помощницы Серабиненко надежно спрятано под грифом «Совершенно секретно». Как и само тело предателя, которого расстреляли сразу после того, как удалось его поймать. Тот день Семен помнил очень хорошо. Знал он и о том, что у предателя было не меньше трех или даже четырех, если считать Тамару, жен в разных подразделениях и на разных фронтах. И много чего еще мог рассказать. Например, как один человек воровал целыми вагонами и перепродавал то, чем снабжали военных. Как уходили налево продукты, необходимое снаряжение и многое другое. Эту гнусь нельзя было даже сравнить с пауком, раскинувшим сети. Это было мерзкое подлое насекомое, раздавить которое было правильным делом.

А Тамара об этом никогда не узнает. Это был подарок для нее полковника, которого она спасла в госпитале, у постели которого сидела ночами. Он тогда хорошо ее запомнил. И смог пойти на небольшое должностное преступление, с молчаливого попустительства начальства. Имя жены предателя исчезло из всех документов. Благо расписались они уже во время войны, путаница в документах и все прочее. Скажут потом, что погиб на фронте или пропал без вести. Время лечит. Привыкнет.

А может быть, дело ей найдет какое поинтереснее. Не должна такая женщина всю жизнь копаться в трупах.

– Она же была хорошим врачом, кстати. Многие жизни спасла. Не знаешь, почему пошла в прозекторскую? Могла же в госпиталь, там бы и руки ее, и знания пригодились бы.

Афанасий покачал головой:

– Ранение. Тремор рук. Может только резать, а оперировать уже нет. Боится, что загубит кого. А когда ей заведование предложили, она отказалась. Сказала, что не может больше брать на себя ответственность за чужие жизни. Слишком многих не успела спасти на войне, да и хватило ей этого там. Но на самом деле не успела спасти всего одну. Между нами.

– Само собой.

– Девчонка у них была санитаркой. Тамара тогда была в Инкерманских штольнях в госпитале полевом. По ночам, чтобы не спать, они даже не садились, стояли все время. Вот девчонка там была одна, и она не рассчитала. Они же там знаешь как питались? Сахаром и вином. Другого ничего не было. А у нее болезнь была какая-то по крови. Нельзя ей было ни вино, ни сахар. А никто не знал, а она сама и не сказала. Тамара так и винит себя, что проглядела, говорит, что можно было эту болезнь определить и она бы заметила, врач-то опытный, а все больные вокруг другие были, она просто не успевала взгляд на своих кинуть. Так девчонка та и умерла. Во время очередного дежурства стоя просто осела на землю. Тамара подошла к ней, а она уже мертвая. И судя по тому, что она там увидела, уже была мертвая. Просто стояла у стеночки между столом и стенкой. И сразу и не заметили. Она в кому впала сначала, а потом умерла.

– Диабет. Он у всех практически, кто там был тогда, развился. В Инкермане, – вздохнул Семен. – Ладно. Бывай. Прав ты. Сварить картошки, выпить чая и спать. Да еще и за питанием кошки теперь нужно следить.

Афанасий кивнул, и Семен пошел домой.

Только еды у него дома, кроме шоколадки и сухарей, не было ни крошки. Все никак не успевал пойти паек получить или купить что-то. А уже давно было пора заняться своим здоровьем.

Тамара ругалась. Постоянно ругалась, когда он приходил и приносил им свою еду. Имеет право, в конце концов.

Был шоколад, его оказалось в Кенигсберге много. Консервов было гораздо меньше, а вот шоколада, марципанов и прочих сладостей сколько угодно и еще кое-что, от чего почему-то полковник часто ловил себя на том, что хихикает. Как мальчишка. У него в квартире была ванная. Самая настоящая. И туалет. Унитаз. Все было у этих фрицев. Все – кафель, унитазы, ванные, патефоны, выключатели, которые приводили Афанасия Федоровича в детский восторг. Простая такая вроде бы штука, а вот же. Практически во всех домах они были сделаны так, чтобы, войдя в помещение, не нужно было шарить рукой по стене. А одной рукой открываешь дверь, а другая сразу находит его на уровне руки внизу. Простая, но предельно упрощающая жизнь вещь.

Есть не хотелось. Спать тоже, хотя завтра утром он будет ругать себя за это. Семен заставил себя помыться, переодеться. Не ложиться на кровать в одежде, как он делал это в первые дни. Привести себя в порядок. Дать кошке кусочек сала.

Интересно. Жертв роднило то, что у них были очень спокойные лица. Может быть, они знали своего убийцу? Не было выражения ужаса. Ничего…

– Или они умерли много раньше… Отравление? Может быть, это все-таки какой-то неизвестный яд, – пробормотал Семен.

Но зачем убивать, особенно так, простых рабочих? У них не было доступа ни к чему секретному. Надо будет осторожно провести подробную проверку личности. Расслабился полковник. Сосредоточился на способе убийства, но не проверил жертв.

Семен закрыл глаза, еще раз вспомнил всех жертв. Ничего, казалось бы, примечательного. Но личные дела он не видел, только краткие выписки из дела, которые дала ему почитать Тамара. Официально он не может их запрашивать или просить показать, только если наладить с кем-то из военной полиции контакты. Личные связи всегда его выручали, но задействовать их будет выглядеть слишком странным. Привлечет внимание, которого сейчас ему не нужно. Сделать вид, что нашел похожие описания тел в каких-то документах?

Семен открыл глаза. Сон не шел. И вот тут ему пришел на ум замок. Конечно же, как он не подумал про замок. Немцы ставили эксперименты с ядами еще со времен Первой мировой войны. Правда, состав яда или газа из Лохштедта так и не узнали, не было на это времени, пришлось принимать экстренное решение и на случай ловушки все сжечь. Но документы были же. И часть из них лежит у него в сейфе.

Плюсом мансардной квартиры было еще и то, что из его окна можно было легко попасть на крышу. Конечно, не самый лучший и безопасный вид прогулок для человека с контузией и ранением грудной клетки, но Семен так уже делал. Да отчего-то стало душно в квартире, захотелось прогуляться, подышать свежим воздухом.

Полковник снова переоделся, отметил про себя, что нужно, наверное, раздобыть еще какой-то гражданской одежды. Отвык он от мирного слова «купить». Обменять, найти, раздобыть, но, с другой стороны, на новой земле еще будут с этим вопросом сложности, потому что пока еще тяжело понять, какие деньги будут тут в ходу. С одной стороны, конечно, советские рубли. Но и марки тоже были в ходу. Специальные. Их планировали пока выпускать для немецкого населения, которое по плану будет еще некоторое время жить в Кенигсберге и области. Нужно наладить производство, инженерное дело, коммуникации. Нужны работники порта. Талоны, понятное дело. Куда без них. Зарплата выдавалась в том числе и талонами.

Сложно. Гражданским, конечно, сложнее, чем военным. У них все-таки был и паек, и какое-никакое вещевое снабжение.

Но что-то удобное бы не помешало. Семен запахнул шинель и устроился на приступке трубочиста. Небольшая площадка рядом с трубой. Город вымер. Уличное освещение работало не на всех улицах, на многих горели аварийные уличные фонари. Это было планом коменданта, чтобы город с наступлением темноты не погружался во тьму. Так опаснее и страшнее. Словно тараканы могут вот-вот полезть из всех щелей ополченцы, шпионы, недобитки. Поэтому на улицах оставляли много света. Аэродром Девау спал, на его месте было черное пятно. Военный объект. А вот к Королевскому замку планировали подвезти авиационные прожекторы. Горел огнями порт. Невысокий дом Семена прятался в деревьях, и самого полковника поэтому не было видно на крыше. Даже когда он закуривал. Но зато хорошо были видны остальные дома, улицы. Движение на одной из крыш Серабиненко скорее почувствовал, чем заметил. Там тоже был человек. И он тоже просто стоял и курил. И, видимо, тоже заметил Семена. Потому что просто… помахал ему рукой. А потом, выкинув окурок, легко спрыгнул вниз. Вот и не было соседа.