Методика обольщения - Габбер Холли - Страница 21

• Предыдущая
• 21/60
• Следующая

Следующую неделю Том вел себя вполне сносно, не позволяя себе вольностей и ограничиваясь лишь мастерским рассказыванием баек. Вероятно, он придерживался определенной тактики, и Джессика не возражала против такого маневра, со своей стороны ничем не давая понять, что помнит о сцене возле ее дома. Дней через десять Том утром вошел в гримерную, закрывая лицо бейсболкой. Рука была сильно исцарапана.

— Ну, — угрожающе сказала Джессика, — чем порадуешь?

Том театрально вздохнул и прислонился к стене, не отнимая бейсболки от лица.

— Что мне в тебе нравится, Джесси, так это твоя уникальная способность ждать от меня только плохого. Ты безнадежная пессимистка. Это напоминает историю с одним моим знакомым: он попросил у прохожего пять долларов. Тот возмутился: «С какой стати? Я вас не знаю». А мой знакомый ответил: «Те, кто меня знают, не дадут мне и пяти центов»… Но, как это ни смешно, твои опасения не напрасны.

Том потоптался на месте и переменил руку, которой закрывал лицо. Вторая выглядела не лучше.

— Что с твоими руками, Том?

— Это не кошка и не женщина. Да что там руки… Джесси, начнем с того, что вчера у меня был день рождения.

— Поздравляю. Дальше.

— Между прочим, двадцать один — это серьезно. Подарок за тобой. Так вот, я решил немножко себя порадовать и пошел в парк кататься на роликах.

— Том, не надо длинных пауз. Говори быстрее, или я вырву эту дурацкую кепку.

Том выпрямился, торжественно отвел руку, и Джессике открылось жуткое зрелище: правая щека и подбородок Тома были покрыты огромными ссадинами, под носом запеклась кровавая корка, а нижняя губа распухла. Джессика издала жалобный вопль и бессильно опустилась в пустующее кресло.

— О боже! Ты грохнулся, мерзкий мальчишка? Том присел напротив и попытался улыбнуться, придерживая пальцами разбитую губу.

— Я не думал, что, когда скатываешься с горки, развиваешь такую скорость. Полетел, как реактивный истребитель, не успел развернуться и проехался мордой по асфальту… Главное, я честно нацепил на себя наколенники, налокотники, а зачем? Кого волнуют мои колени? Надо было надеть хоккейную маску, — Том не удержался и захихикал, — а в руки взять топор.

Джессика взяла Тома за подбородок, повернула лицом к свету и стала разглядывать увечья.

— Живописен… Могу порекомендовать своим коллегам использовать тебя в качестве наглядного пособия.

— Пожалуйста, рекомендуй меня только симпатичным коллегам. Не хочу, чтобы меня использовали все подряд.

— И не надейся, малыш… Со скулы кожа содрана вчистую. Губа раздулась — ничего с ней не сделаешь… Нельзя наносить грим на свежие раны, мой мальчик. Кстати, ты их хоть обработал?

Том пожал плечами и пробормотал что-то неопределенное.

— Ясно. — Джессика поднялась. — День рождения мало что изменил. Хоть ты и стал совершеннолетним, но ума, извини, не набрал. Кой черт тебя понес кататься на роликах? Пошел бы лучше в океанариум смотреть на морских рыбок… В общем, так: работать с твоим лицом я официально отказываюсь — это опасно, можно занести инфекцию. Ты выпал из съемок минимум на четыре дня. Иди объясняйся. Но сначала покажись врачу, пусть тебя намажут какой-нибудь едкой дрянью и сделают укол побольнее. Тебе это пойдет на пользу.

— Ты удивительно добрая девушка, — проникновенно произнес Том, раскачиваясь на стуле, — твои слова дышат такой заботой… Ладно. Я пойду к врачу. Пусть меня мучают и пытают самыми страшными способами, может, тогда в тебе пробудится качество, свойственное всем женщинам, кроме тебя.

— Какое?

— Жалость, Джесси, жалость.

Пару дней Том не появлялся в павильоне. Джессика была уверена, что он поделится впечатлениями от визита к врачу, но он не звонил. Видимо, действовал в соответствии с разработанной стратегией, но Джессика почему-то всерьез разозлилась и обиделась. Она приказывала себе оценивать ход вещей со здравой иронией, четко осознавая, что в это самое время Том может предаваться всевозможным бурным увеселениям и даже не вспоминать о ее существовании, — и все же каждый раз, услышав писк телефона, проворно хватала трубку и отзывалась неестественно бодрым голосом.

В четверг ближе к полудню работа шла своим чередом. Джессика, как всегда, стояла чуть поодаль за толпой, окружавшей плотным кольцом съемочную площадку, и ждала момента, когда понадобятся ее услуги.

— Приветик, — прошептал ей кто-то в самое ухо.

Она вздрогнула и обернулась. Том выглядел гораздо приличнее: скула была заклеена пластырем, ссадины подсохли и заметно уменьшились, а губа вернулась в нормальное состояние. Джессика собралась обрадоваться, но мгновенно вспомнила, что она обижена и сейчас самое время опять напустить на себя ледяную неприступность: этот гномик два дня не подавал признаков жизни, не кидаться же ему в объятия.

— Подлечился? — бросила она негромко, вновь устремляя взгляд на площадку. — Похоже, тебя уже можно штукатурить. Вот и славно.

— Между прочим, я скучал, — прошептал Том, губами касаясь ее волос. — Сейчас объявят перерыв, пойдем пить кофе?

— Это вы в перерыве отдыхаете, — огрызнулась Джессика, не оборачиваясь, но и не отодвигаясь, — а я в перерыве работаю. Между прочим, я не скучала.

— Спасибо, — отозвался Том и едва ощутимо поцеловал мочку ее уха, — между прочим, аромат ландышей тебе не подходит. Ты должна пахнуть опунцией — это такой красивый, но очень колючий кактус.

Джессика развернулась и яростно прошипела:

— Исчезни! Я не хочу, чтобы кто-нибудь это видел и слышал. Потом про меня такое будут говорить!..

— Понял. Я испаряюсь. Найду тебя Попозже. «Все-таки я неисправимая идиотка, — подумала Джессика, заметив, что после визита Тома пришла в самое веселое расположение духа и не может подавить улыбку. — К чему это воодушевление на пустом месте? Хорошо хоть, он не видит, как я рада».

Том обнаружился в ответвлении одного из темных и полупустых коридоров: с комфортом устроившись на огромном картонном ящике, он вел оживленную телефонную беседу. Собственно говоря, Джессике в этом коридоре делать было нечего — она забрела сюда, именно желая найти Тома, но показывать это не собиралась ни в коем случае. Заметив его издалека, Джессика небрежно помахала рукой, но не снизила скорости, демонстрируя, что куда-то торопится по крайне неотложному делу. Поддержать впечатление были призваны коробки с акриловыми красками, которые она носила с собой уже невесть сколько времени. Том, однако, почти в ту же секунду убрал телефон и спрыгнул с ящика. Джессика, словно нехотя, направилась к нему.

— Вот ты где! Вижу, почти в норме? Синяки, правда, проявились — на подбородке и под глазом, но их легко затонировать. Ну, что сказал доктор?

— Он сказал: «О-о-о-о!» А потом я сказал: «О-о-оо!», потому что он полез ко мне с такими инструментами, Джесси… Острыми, блестящими… Знаешь, один мой знакомый пошел к стоматологу. Врач ему говорит: «Что вы кричите, я еще не дотронулся до вашего зуба?» А мой знакомый отвечает: «Зато вы стоите на моей больной ноге!»

— Томми, заткнись. Твои байки меня утомляют. Будешь теперь себя беречь? Ты же должен понимать, что смазливая физиономия — твой главный капитал.

— Тысячу раз спасибо. Ты уже не в первый раз лестно отзываешься о моей внешности. Но мой главный капитал — талант.

— Сколько же в тебе хвастливого самодовольства, поросенок…

Неверное определение, снежная королева. Это вполне обоснованное и спокойное чувство уверенности в своих силах. Подарок мне ты так и не приготовила? Неужели я зря надеялся?

Том обнял ее за талию и слегка привлек к себе. Джессика впервые не стала возражать. Она смотрела на него с полуулыбкой и ждала продолжения, хотя и не вполне понимала, как он сможет поцеловать ее разбитыми губами. Впрочем, в этом было особое волнующее очарование: Джессика чувствовала себя прекрасной дамой, дарующей благосклонность израненному рыцарю. Разбегающиеся в обе стороны полутьма и тишина вполне соответствовали романтическому настрою: в этой обстановке ей очень хотелось проявить инициативу, однако право сделать первый шаг она решила уступить Тому. Неожиданный стрекот его мобильного телефона показался ей убийственно несвоевременным. Продолжая обнимать Джессику, Том свободной рукой нащупал трубку и поднес к уху.

• Предыдущая
• 21/60
• Следующая