По слову Блистательного Дома - Гаглоев Эльберд Фарзунович - Страница 33
- Предыдущая
- 33/118
- Следующая
Так странно. Сколько я ни читал фэнтезийных романов, герой вечно выходит ночью во двор и поднимает голову. Наверное от удовольствия. И вечно упирается взором в абсолютно чуждое его человеческой натуре звездное небо. Совершенно непонятно, почему чуждое. Потому что рисунок созвездий иной? Я, наверное, в астрономии чрезвычайно туп и из всех созвездий только чашку Малой Медведицы разглядеть могу. Так что небо мне чужим не казалось. Небо как небо. Звезды как звезды.
– Что, любуешься? – под ухом раздался голос Фандага. – Да, ночка хорошая.
– Ага. Темная, – в тон ему отозвался я.
– Темная, – согласился он. – В самый раз в Степь сгонять.
Меня от такой идеи пробрал озноб.
– Ну да. Улус – другой вырезать. Степных меньше, Степи больше.
– А злой ты стал, – укорил Фандаг.
– Так по голове же ударили, – привычно отмахнулся я.
А он как не заметил.
– Не любил ты раньше Хушшар. Не воины, говорил, разбойники.
– Это вы чужим разбойники. А своим – добытчики.
В свете звезд удивленно блеснули глаза.
– Ну а как же честь воинская? А вызов как же?
– А Степные о чести думали, когда ваши починки жгли? – И сам ответил: – Нет. Честь – это правило игры для двух сторон. А если для одной честь – вещь избирательная, то и резать его надо избирательно. Сегодня отпустил бы тебя Бадала, будь ты слабее?
– Вряд ли.
– Вот-вот.
– Погоди. Так мы же с тобой из-за этого и разругались в последний раз. А сейчас ты мне мои же слова и говоришь. А я вот с тобой спорю.
– Растешь, дядька. Так ли я был прав в тот раз? Так ли ты был не прав?
Помолчали.
– Не бери в голову, – успокоил Фандаг.
А я не стал развращать средневекового человека неприличным продолжением этой фразы. Зачем?
– Пойдем, выпьем, братча, – придавил мне плечо тяжелой рукой атаман.
– Неохота, – ответил я, необидно опустив плечо, отчего мощная конечность соскользнула. – Ты мне лучше о бешмете расскажи.
– Погоди, вина принесу.
С каждым днем я все больше убеждался в сугубой скудности своих познаний об этом мире, и многие пробелы не мог заполнить даже всезнающий Тивас. Собственно, ничего удивительного в этом, конечно же, не было. Дома меня абсолютно не интересовала процедура свадьбы у тех же якутов, например. Вернее, мне, конечно же, было бы любопытно поприсутствовать на этом мероприятии. Но в связи с отсутствием острой необходимости подобные познания к категории жизненно необходимых отнести было, конечно же, трудно. А в данном случае ситуация складывалась несколько иначе. Если первые встреченные мной, относительно дружественно настроенные люди такое серьезное внимание уделяют вопросам туалета, то необходимо знать, как надо правильно одеваться. Стоит напялить какую-нибудь тряпку, и нанесешь тем самым кому-либо оскорбление. А народ здесь сложный, средневековый, обидчивый. Надо оно мне?
Вернулся Фандаг, приволок приятных размеров бурдюк и пару кожаных кубков.
– Давай сначала глотки промочим.
Промочили, помолчали. А потом меня начали просвещать.
Оказывается, Хушшар поклоняются Вечно Синему Небу, и цвет его для них священен. Поэтому подавляющее большинство народов, граничащих с этими деятельными смельчаками, одежду сине-голубой гаммы предпочитают не использовать, дабы ненароком не обидеть усатых гордецов с гипертрофированным чувством собственного достоинства. Хушшар носят синее сами.
Мальчишки и девчонки щеголяют в белоснежном холсте. Детки растут, по хозяйству помогают, на охоту бегают. А вещички их сначала голубеют, а потом и синеть начинают. Меняется качество ткани, грубый холст сменяется тяжелой прохладой шелка, безрукавка прячется под роскошную рубашку с сапфировыми пуговицами, которую перехватывает широкий серебряный пояс. На плечи ложился бешмет с богатым серебряным шитьем, по которому знающий человек может рассказать всю биографию владельца, его геройства и победы. Голову юнца после первого геройствования покрывают синим платком, а голову зрелого мужчины – уже чалмой.
– А женщины?
– Что, женщины? Когда за мужа выходят, полевать перестают. Раньше Большую погоню объявляли – все бились. Да только давно это было. И ценнее женщина мужчины. Он-то хоть сколько покроет, а она за девять месяцев лишь одного выносит, а потом еще кормить, вынянчивать. Так вот. Мужчины – сила Хушшар, а женщины – сердце наше.
– Так что, раз человека в синем увидел, значит, это Хушшар?
– Ха. Не сможет народ Хушшар все краски в мире под себя собрать, – коротко хохотнул собеседник. Он поднял руку, широкий рукав с мягким шелестом упал на вздувшийся бицепс, обнажив вросший в жилистое запястье широкий браслет ярко-синего металла. – И так мы отличаем друг дружку. Чужанин может и наряд наш надеть, и язык познать, но обмануть людей Хушшар не сможет. Этот браслет наши умельцы сажают на руку в раннем отрочестве. Они не столь мудры, как твой спутник. Однако не помню, чтобы обманул их кто-нибудь. Неможно это. Да и есть то, что знать может лишь Хушшар, с пеленок в наших землях выросший. А изменников у нас не водится.
Вот такой закрытый орден. А как их по-другому назвать? Только долго нам поболтать не дали. С хохотом высыпали из пиршественного зала, наполнив ночь ароматами выпитого вина, жареного мяса, лютых приправ и крепким настоем разогретых, скажем так, мужских тел. И поволокли нас рубить чего-то там на спор.
Я, в общем-то, недолго украшал своим присутствием высокое общество и скоро убег в отведенное мне помещение.
Утром меня разбудило рассерженное шипение. Я вышел и в прямом совершенно смысле слова застыл с открытым ртом.
Посреди починка торчащие из-под земли толстые сегментные шланги шевелились сытыми змеями, наполняя газом необъятное чрево воздушного шара, который уже рвался в небо, пытаясь утянуть с собой немалых размеров гондолу.
– Вот с этой штуковины вас вчера и углядели. Здорово, а? – просветил меня один из давешних собутыльников. По длинным усам его скатывались капельки воды. Утренний туалет – дело святое.
Около основательного, покрытого приятной резьбой сруба колодца еще несколько усачей поливали друг друга из ведер. Массы ржали аки кони. От восторга, надо полагать.
Я распихал поборников гигиены и ухватил одно из ведер. Вода люто холодным потоком обрушилась на расслабившийся организм, немедленно приводя его в тонус. Очень была прохладная водичка. И сразу какой-то доброжелатель повторил процедуру обливания. Когда вода стекла, я обнаружил, что полил меня атаман, очень довольный произведенным эффектом. Я аккуратно заглянул в стоящие на срубе ведра. Они, к сожалению, уже были пусты. Встревоженный моими приготовлениями, Фандаг скромно отошел в сторону, очевидно, посчитав свои обязанности выполненными.
Мудрый Тивас участия в гигиенической развлекухе не принял, решив сосредоточить свои усилия на оценке кулинарных достоинств уже поданного завтрака. В чем ему активнейшим образом содействовал отоспавшийся Бонька, уже даже на начальном этапе дегустации больше похожий на черный шар с ножками.
Трапеза надолго не затянулась. Хотя наши радушные хозяева активнейшим образом настаивали на продолжении банкета. Чтобы не допустить плавного перетекания рекреационных мероприятий в продолжение пьянки, я решил слегка шокировать казачество и в качестве дара за чудесное спасение преподнес им шкуру поверженного гиршу, которая, по чести сказать, еще со вчерашнего дня украшала стену места столования. Эффект был достигнут мощный, потому как волна народного ликования нас едва не затопила, а множество предметов воинского обихода, которыми бросились отдариваться аборигены, мы вынуждены были оставить у Фандага, так как для их транспортировки было бы необходимо формировать солидное дополнение к нашему скромному каравану.
Однако некоторые подарки мы все же были вынуждены взять ввиду их абсолютно неоспоримой полезности. Во-первых, нам были выделены кони с гораздо более удобными седлами, чем те, на которых мы путешествовали. А во-вторых, Фандаг настоял, чтобы мы взяли с собой по трофейному копью, которые, в общем-то, были с метр длиной, но легкий поворот одного из рубчатых колец, украшавших древко, увеличивал их метров до трех. Мне стала понятна вчерашняя радость Хушшар по поводу их неожиданного приобретения. Удобнейшая штуковина.
- Предыдущая
- 33/118
- Следующая
