Богатые наследуют. Книга 1 - Адлер Элизабет - Страница 3
- Предыдущая
- 3/81
- Следующая
– Вот так-то лучше, – сказала Фьяметта, когда Ария обняла ее худыми руками за шею и поцеловала с любовью в обе щеки.
– Доброе утро, Фьяметта, – проговорила Ария и улыбка осветила ее лицо. – Что за суматоха? Я не завтракала в постели со времен, когда у меня воспалялись гланды – мне тогда было двенадцать лет!
Она улыбалась, но глаза ее были грустными. Попугай забегал на жердочке, стараясь привлечь ее внимание.
– Лючи, caro,[1] – позвала Ария. – Иди сюда. Попугай вспорхнул со своей жердочки на стол, оттуда на туалетный столик, приближаясь к Арии короткими перелетами.
– Бедный Лючи, – проговорила Ария грустно. – Думаю, все мы чувствуем наши годы сегодня утром, ведь так?
Он перелетел на ее протянутую руку, осторожно перебрался на плечо, где и устроился около щеки девушки, нежно ущипнув ее за ухо. В его горле что-то тихо клокотало.
Поднос с завтраком был покрыт белоснежной салфеткой, обшитой великолепным венецианским кружевом. На ней стоял искрящийся хрустальный бокал с апельсиновым соком, корзиночка со свежеиспеченными булочками, масленка с мягким желтым маслом, и вазочка с алым джемом, приготовленным Фьяметтой из спелой земляники, росшей на холмах возле вилла д'Оро. Аккуратно сложенная газета лежала около красивой бело-голубой тарелки – последней, оставшейся от великолепного сервиза, изготовленного для баронессы Марины Ринарди сто пятьдесят лет назад.
Рука Фьяметты задрожала, когда она взяла газету.
– Прочти это, cara, – воскликнула она. – Вот здесь, скорее!
Удивленная Ария взяла у нее из рук газету.
– Но ЧТО Я должна прочесть?.. Что может быть в этой газете? Замшелые слухи? Хотя… кто-нибудь умер? – она покраснела, устыдившись нотки надежды, которая закралась в ее голос.
– Не тот, о ком ты думаешь. Но… да, – палец Фьяметты указывал на нижний угол газетного листа. Объявление о розыске наследников Поппи Мэллори, обведенное двойной черной рамкой, бросалось в глаза.
– Ну и что? – сказала Ария, слегка озадаченная.
– Но это же Поппи! – воскликнула Фьяметта. – Поппи Мэллори!.. Разве ты не понимаешь? Ты, наверно, наследница, Ария. Это – ты!
Ария прочла объявление, и только теперь в ее душе зародилась надежда. А что, если это – правда? Вдруг она и впрямь наследница? Это поможет ей избежать судьбы, которая нависла над ней, как дамоклов меч.
Прошло уже шесть месяцев, как ее мать сказала, что им надо ограничивать себя во всем, что семья Ринарди полностью исчерпала все свои кредиты – денег больше взять неоткуда, и она ожидает, что Ария исполнит свой долг перед семьей и выйдет замуж за богатого человека, которого выбрала для нее мать – за Энтони Карральдо.
От этого имени по спине Арии пробежала дрожь, и она в ужасе смотрела на мать во все глаза. Ария знала о слухах, ходивших о Карральдо, хотя никто не знал ничего наверняка, и никогда не пытался узнать. Ее мать сказала девушке, что ей не следует верить этой чепухе, – это просто болтовня людей, которые завидуют его богатству и успеху.
– Подумай, девочка, – говорила она Арии. – Разве мог бы он быть лучшим другом твоего отца, если бы все это было правдой?
Действительно, это странно, думала Ария, что Карральдо был лучшим другом отца. По-своему он всегда был с ними – тень, которая держалась на расстоянии… она даже помнила, как держала его за руку на похоронах отца.
– Не беспокойся, – сказала Франческа. – Он обещал, что будет хорошо заботиться о тебе. У тебя будет все, что женщина только может пожелать.
– Да, женщина, подобная тебе! – парировала Ария, слезы текли из ее глаз.
Ее мать только рассмеялась – легкий, звенящий, безрадостный звук.
– Мне всегда казалось, что Карральдо дожидался, когда ты подрастешь, – сказала она.
Конечно, Ария отказалась выполнить ее волю; она бушевала, плакала, протестовала, говоря, что сейчас – не средние века, и матери не могут выдавать своих дочерей замуж за кого им вздумается… она убежит из дома неважно куда… только подальше от Карральдо. Но мать остановила весь этот бурный поток отчаянья одним простым предложением.
– Если ты откажешься повиноваться мне, – сказала она ледяным тоном, – я не знаю, что я сделаю!
Ария замерла, смотря в ужасе в ее прозрачные голубые глаза. Потом Франческа Ринарди просто вышла из комнаты и оставила дочь наедине с ее мыслями.
Ария поняла угрозу Франчески. Она знала, что та способна убить себя. Для женщины, подобной ее матери, мир без роскоши, которую она считала жизненной необходимостью, был миром, в котором не стоит жить вообще. Испуганная, Ария понимала, что Франческа не оставляла ей выбора.
И сегодня был день ее восемнадцатилетия – день, когда она должна была быть помолвлена с Энтони Карральдо. Ария вновь внимательно посмотрела на объявление о неизвестном наследнике Поппи Мэллори.
– Поппи… – прошептала она с надеждой. – Ты пришла спасти меня? Я даже не знаю, кем ты была – только твое имя. Поппи…
– Поппи, – повторил Лючи. – Поппи, Поппи, cara, Поппи, cherie,[2] Поппи дорогая.
Они уставились на него в изумлении, когда он вспорхнул обратно на жердочку.
– Поппи, – позвал он опять, на этот раз более четко, словно привыкая к звукам имени, которое так давно не произносил и которое напомнило ему о его прежней хозяйке.
– Лючи! – закричала радостно Ария. – Ну, конечно! Ты знал Поппи. Ты знал о ней все!
Глаза Арии широко раскрылись, когда она осознала, что знал попугай.
– И, – добавила она спокойно, – ты знаешь, кто настоящий наследник Поппи.
Было половина шестого утра. Блестящий черный «Гольфстрим-3» Энтони Карральдо, с хорошо различимой эмблемой на борту, изображавшей ворона в золотом кольце, дожидался его на взлетной полосе миланского аэропорта Мальпенса. Вскоре мягко подкатил длинный черный «мерседес», его дымчато-серые окна скрывали сидящего внутри пассажира. Стюард, ожидавший у ступенек в самолет, подался вперед. Он знал, что Карральдо выскочит из машины, прежде чем шофер успеет снять руку с руля. Поэтому он бросился открывать дверь перед хозяином.
Карральдо быстро взбежал по ступенькам в самолет.
– Доброе утро, Энрико, – сказал он, приветливо кивнув.
– Доброе утро, сэр, – ответил стюард. – Командир готов взлететь, как только Вы пожелаете.
Карральдо кивнул.
– Ну что ж, тогда в путь.
Не взглянув больше на стюарда, он сел и откинулся в кресле, взяв из пачки первую попавшуюся газету из тех, которые он обычно читал по утрам. В ту же минуту они взлетели. Карральдо открыл номер «Иль Джорно». Появился Энрико с серебряным подносом, на котором стоял кофейник. Стюард тихо налил хозяину кофе – он привык к его молчанию. Он знал, что Карральдо использовал каждую минуту дня, чтобы работать; даже теперь он будет изучать состояние дел на бирже и на рынке произведений искусства. Казалось, он готов был запустить свои зубы в любой кусок пирога, который только существовал.
Поблагодарив кивком, Карральдо стал потягивать кофе. Это была смесь из различных превосходных сортов кофе, изготовленная специально для него в Париже – крепкий темный напиток, и очень дорогой. Он всегда приводил его в чувство, давал ясность мыслей, независимо от того, сколько времени было на часах: час, два часа ночи или пять утра. Но сегодняшним утром он едва ли нуждался в нем. Объявление, обведенное жирной черной рамкой, взрывалось в глазах, словно маленькая бомба.
Поппи Мэллори. Он уставился на газетный лист, словно пронзенный электрическим током. Разряд настиг его из прошлого. Это имя заставило его мысленно путешествовать во времени. Оно принадлежало женщине, которую он даже никогда не видел. Но он знал, что эти два слова могут иметь сокрушительный эффект для его будущего.
Энтони Карральдо было пятьдесят один. Он был среднего роста, с узким, но мускулистым торсом. Его оливковая кожа была холеной кожей очень богатого человека. Худощавое лицо имело ясно очерченные скулы, высокий лоб и нос античных римских статуй. Карральдо не смотрелся бы чужеродным в тоге на ступеньках римского сената во времена Цезаря, но, конечно, он носил превосходно сшитые костюмы – кремовые льняные летом и темно-синие с иголочки зимой, всегда с однотонными голубыми рубашками из лучшего исландского хлопка. Для такого делового человека его ботинки были слегка эксцентричными – от Вэстонз из Парижа, украшенные кисточками, но его галстуки были безупречны. Они были сшиты из изысканного итальянского шелка. У него был твердый рот, который редко улыбался, говорил он размеренным голосом – словно каждая фраза была хорошо обдумана заранее. Руки были изящной формы, с хорошо ухоженными ногтями. Неброские часы из платины ручной работы были единственным украшением, которое он себе позволял, – из практических соображений, а не из тщеславия.
- Предыдущая
- 3/81
- Следующая
