И он ее поцеловал - Гурк Лаура Ли - Страница 7
- Предыдущая
- 7/60
- Следующая
– Не понимаю, о чем ты.
– Не волнуйся, дорогой братец. Я единственная, кто раскрыл твою маленькую тайну, и никому о ней не скажу.
– Ты настоящий друг, Ди.
– Ну, ты вряд ли так скажешь, когда кое-что узнаешь.
Он повернулся к ней.
Диана призналась ему в содеянном.
– Что? – взревел он.
Остальные разом посмотрели на него, в комнате повисла тишина. Диана поморщилась, увидев выражение его лица.
– Просто поддалась чувству сострадания. – Она прикусила губу, безуспешно пытаясь изобразить раскаяние.
– Сострадание, черт подери!
– Господи, – проговорила мать, – о чем это вы?
– Я рассказала ему о приглашении, – объяснила Диана.
– О Боже! – Леди Луиза тревожно нахмурилась, вглядываясь в лицо сына. – Ему не понравилось, да?
– Как вы могли подумать, что мне может это понравиться? – повысил голос Гарри.
– Ну, дело уже сделано, – пискнула Диана. Мать повеселела, тревога покинула ее лицо.
– Да, и это было правильно.
– Правильно?
– Гарри, дорогой, только не кричи. Эти бедные девочки приехали в Лондон совсем одни, за ними некому присмотреть, кроме старого капризного Диллмота. Правда, милый! Просто жуть – привезти их на сезон без подходящей дуэньи. О чем он только думал?
– Нет. – Гарри покачал головой. – Я не разрешаю. Он мог бы с тем же успехом пообщаться с ветром в поле.
– Он, должно быть, умом тронулся, – бедолага. Конечно, столько лет прожить без любимой жены, – как ни в чем не бывало щебетала мать. – Господи, да бедные девочки и выйти никуда не смогли бы. Такая скука! – Она с вызовом посмотрела на сына. – Я убеждена, что Диана поступила правильно.
Идея на следующие шесть недель приютить под своей крышей еще четырех дам, каждую из которых сестры прочат ему в жены, пугала Гарри. Он подумал о рыдающей леди Мелани, и страх перерос в ужас.
– Принесите пистолет, – пробормотал он. – Положим конец моим страданиям.
– Что происходит? – потребовала бабушка. – Объяснись, Диана.
– Мы с мамой встретили Диллмота, его дочерей и двух кузин Абернати во время антракта в опере. С ними не было никого, кроме Диллмота, и я, как только уяснила сложившуюся ситуацию, пригласила девушек к нам на шесть недель. Мне и в голову не пришло, что Гарри будет против.
– Черта с два! – огрызнулся Гарри.
– Я сделала приглашение в присутствии Диллмота, – невозмутимо продолжала Диана, – и он согласился. Я не могу забрать свои слова обратно.
– Само собой разумеется! – Бабушка поежилась от одной мысли об этом. – Это было бы ужасно невежливо.
Гарри застонал, понимая, что попал в ловушку. Хоть Диллмот и был по уши в долгах, он все-таки маркиз, гораздо выше по социальному статусу, чем сам Гарри, и имеет власть в парламенте. Он не из тех, кто легко забывает обиды. Развод Гарри и так порядком подпортил репутацию его сестер, новых неприятностей не нужно, особенно с Диллмотом. Гарри не знал, удушить ему Диану или самому удариться головой о стену.
– Ну, значит, все решено. Они приедут через неделю, как раз к твоему возвращению из Беркшира, – лучезарно улыбнулась ему Диана. – Кстати, Гарри, ты ведь незнаком с леди Фелисити. Очень красивая девушка.
Он посмотрел на старшую сестру и по ее улыбке понял, что она давно заприметила Фелисити Абернати.
– Она милая, правда? – вставила Вивиан. – Брюнетка, насколько я помню. И глаза черные. Драгоценности на ней так и играют.
– Правда, вспыльчивая немного, – предупредила Фиби, но даже в профиль Гарри заметил, что она пытается скрыть улыбку. – Говорят, это все латинская кровь.
Его сестры – настоящие дьяволицы. Отлично разбираются в мужских слабостях. Может, ему самому пора снять коттедж в Америке?
Всю следующую неделю Эмма не слишком задумывалась о своем наступающем тридцатилетии, но в ночь накануне дня рождения ей приснился шелк. Богатая и переливающаяся шелковая тафта, обратившаяся роскошным бальным платьем, шелестящим при каждом движении, с непомерно пышными рукавами, которые сейчас в моде. Шелк был зеленым, с рисунком из синего и зеленого бисера, переливающегося в свете пылающих над головой свеч в канделябрах.
Канделябры? Да, она была на балу, играл вальс. Она танцевала с кавалером. Лица она не разглядела – вместо него расплывчатое пятно, но он смешил ее, и ей это нравилось. И вдруг в ее руках возник веер, экзотический веер из павлиньих перьев. Она открыла его и кокетливо посмотрела поверх веера на кавалера, а перышки щекотали ей нос.
Эмма проснулась и обнаружила прямо у своего лица Мистера Голубя. Его длинные усы касались ее носа. Он громко мяукнул в знак приветствия. Внезапная перемена картинки заставила Эмму закрыть глаза, но когда она снова открыла их, сомнений не осталось – рыжий пушистый кот свернулся рядом с ней на подушке.
Это был всего лишь сон, поняла Эмма. Причем очень глупый, если задуматься. Шелковая тафта безумно дорога! И как можно одновременно и вальсировать с кавалером, и обмахиваться огромным веером? Но все же сердце кольнуло сожаление, обидно, что и прелестное платье, и красивый кавалер – всего лишь плод ее воображения.
А вот веер… с веером дело обстояло иначе. Он был настоящим. Такая милая вещица, с длинными перьями, резной костяной ручкой и голубой шелковой кисточкой. Эмма видела его в антикварной лавке на Риджент-стрит, там, где купила для леди Фиби лиможскую шкатулку. Это было место где фальшивые лазуритовые бусы по три пенса за нитку соседствовали с усыпанными драгоценными каменьями табакерками Карла I ценой в сотни фунтов, только в таких магазинчиках и могут отыскаться подобные веера. Веер стоил две гинеи, напомнила она себе. Немыслимые деньги за простую безделушку.
Эмма перевернулась на спину и уставилась в потолок, мысли просочились сквозь сливочно-желтые стены квартирки на Литтл-Рассел-стрит и устремились к дальним заставам империи. Она подумала об арабских сказках «Тысячи и одной ночи» и об экзотических названиях Цейлон и Кашмир, где воздух пропитан специями и звуками ситара, где на рынках продаются толстые персидские ковры и разноцветные китайские шелка. Этот веер за пыльным стеклом витрины в лавке древностей на Риджент-стрит пусть на мгновение, но заставил ее почувствовать себя прекрасной восточной Шехерезадой. Эмма мечтательно вздохнула.
Мистер Голубь ткнулся носом в ее ушко, и Эмма оставила фантазии о Шехерезаде. Она с любовью потерлась щекой о его пушистую мордочку, наслаждаясь приятным прикосновением теплой шерсти. Потом села и откинула одеяло.
Кот возмущенно мяукнул, когда Эмма поднялась с постели.
– Знаю, знаю, – ответила она ему, – но мне пора на работу. – Она бросила на него притворно суровый взгляд, шлепая по полу босыми ногами. – Я не могу целыми днями нежиться в постели, как некоторые.
Мистер Голубь невозмутимо зевнул и устроился поудобнее на подушке. Эмма, как обычно, позволила ему полежать в постели, пока управлялась с утренними делами, оставив уборку кровати напоследок.
Она налила в тазик воды из белого керамического кувшина и потянулась за мылом. Умывшись, облачилась в белую накрахмаленную английскую блузку, синюю юбку и черные кожаные ботинки с высокой шнуровкой и раздвинула шторы.
Усевшись у туалетного столика, она распустила длинную косу и взяла гребень.
Эмма наблюдала в зеркало, как гребень скользит по длинным, до талии, волосам, и его перламутровая спинка, как всегда, навеяла пропитанные сладостной горечью воспоминания о тете. Сто раз проведи расческой по волосам, и они будут блестеть, неустанно твердила ей тетя Лидия с пятнадцатилетнего возраста. Папа, будь он к тому времени жив и услышь он совет тети, счел бы подобное занятие пустой тратой времени.
Может, это и так, но Эмме нравилось смотреть на свои волосы. В прическе они выглядели каштановыми, напоминая по цвету хлебную корку. Но распущенные и чуть волнистые от того, что были заплетены в косу, да еще когда на них падал свет из окна, волосы становились медно-рыжими, а не банально коричневыми.
- Предыдущая
- 7/60
- Следующая
