Улица Райских Дев - Вуд Барбара - Страница 30

• Предыдущая
• 30/101
• Следующая

Кошмары продолжались, и в одном из них приснился его отец Али, который глядел на него и укоризненно качал головой, словно говоря: «Опять ты меня разочаровал».

Заключенные, которые появились в камере недавно, сообщили, что неделю назад отмечали праздник рождения Пророка Мухаммеда. Стало быть, Ибрахим находился в камере четыре месяца – без прогулок, без писем, без передач. Четыре месяца!

Жизнь его – жизнь человека, вырванного из жизни, – проходила в маленьком уголке камеры с надписью «Алла» на стене. Это был его мир, и даже в снах он не жаждал изысканных напитков, роскошной еды, красивой одежды, веселого времяпрепровождения – как в дни, которые он проводил на яхте Хассана аль-Сабира. Он тосковал только по вольному небу, зеленому Нилу, ласкам Элис и нежной ручке Ясмины в его руке, когда он гулял с ней по дорожкам сада.

Каждое утро он просыпался, хватал хлеб и фасоль, которые приносили солдаты, глядел часами на дверь и вечером засыпал тяжким сном, среди стонущих и мечущихся по полу заключенных. Он уже не молился пять раз в день.

Но перестав взывать к Богу, Ибрахим почувствовал, что он, как никогда, близок к откровению. Как врач он понимал, что это состояние предчувствия некоего озарения– результат голодания, обезвоживания организма и перевозбуждения мозга. Но понимая все это, он ощущал, что озарение произойдет, что он находится в преддверии богоявления, Бог возвестит ему истину, и он поймет то, что с ним произошло, поймет себя и смысл своей жизни.

И это произошло в день, когда на каменный пол камеры бросили нового заключенного – умирающего зеленоглазого юношу. Никто не подошел к нему – был вечер, измученные заключенные дремали или бредили.

Но Ибрахима как будто какой-то голос подозвал к юноше, и он склонился над пылающим лихорадкой истощенным телом. Юноша рассказал ему, что был арестован год назад в Черную субботу за участие в поджогах зданий и членство в «Мусульманском братстве». Целый год его подвергали пыткам, и он чувствует, что сегодня умрет. Ему явилось видение родной деревни, он видел девушку, свою первую и единственную любовь, которая отдала ему свою девственность на берегу Нила. Абду знал, что в раю он воссоединится с Захрой.

– У тебя есть сын? – спросил он Ибрахима.

– Да, – прошептал тот, вспомнив маленького Захарию, – хороший мальчик…

– Это хорошо. – Юноша закрыл глаза. – Я покидаю землю, не оставив сына, да простит меня Бог.

Ибрахим принял последний вздох юноши, прошептав:

– Свидетельствую, что нет Бога кроме Бога, и Мухаммед Пророк Его.

И на него снизошло озарение: он понял сон, в котором увидел Захру, ведущую за руку Захарию. Бог открыл ему в этом сне, что он погрешил против Божьего закона и за это был наказан тюрьмой и муками, подобными мукам ада: он назвал своим сыном сына другого человека. Это озарение, понимание происшедшего с ним, произвело странный эффект: в душе Ибрахима воцарился мир. И тут открылась дверь и охранник назвал его имя.

Первый призыв муэдзина в Каире раздается с мечети Аль-Азхар, и потом, от мечети к мечети, голоса муэдзинов взвиваются в зимнее небо, как стая серебристых голубей. Молитвы поднимались и с крыш городских домов, и с крыши дома Рашидов на улице Райских Дев. Амира собрала у себя всех родственников, все участвовали в борьбе за жизнь Ибрахима. Мужчины рода Рашидов – молодые и старые – делали все, что могли, но вдохновляла их Амира, женщина сильной души, которая за эти месяцы как бы стала главой рода. Мужчины выполняли ее распоряжения, она отвечала на телефонные звонки и следила за отправлением писем. Результаты усилий были скудные.

Удалось узнать, что он жив, находится в цитадели и обвиняется в измене. Подавленная Амира обратилась к Кетте, но старая ворожея не смогла предсказать судьбу Ибрахима.

– Он родился под звездой Альдебаран, что знаменует славу и честь. Но я не могу сказать, суждено ли ему жить во славе или умереть с честью.

Многочисленные родственники Ибрахима не преуспели в своих хлопотах. Настали новые времена, знатное имя ничего не значило.

– Всюду требуется бакшиш, саида, – мрачно сказал Амире внук Зу Зу. – А кому дать – не угадаешь. Эти чиновники стали спесивы, как павлины, подхода к ним не найдешь.

Амира видела в глазах дядей, племянников, друзей Ибрахима растерянность, уныние, тоску. Перемены были им непонятны, новая жизнь сокрушала их.

У Амиры осталась последняя надежда. Она решила действовать сама и ждала Сулеймана Мисрахи, который обещал ей разузнать кое-что. Наконец, он пришел и разразился гневными сетованиями:

– Революция превратилась в фарс. Мне стыдно быть египтянином! Этого злосчастного Фарука сравнивают ни более ни менее, как со знаменитым римским тираном Нероном. Слишком лестно для него, но как раз появился в прокате американский фильм «Камо грядеши», и когда Питер Устинов появляется на экране в роли Нерона, идиоты-зрители кричат: «Позор Фаруку!»

Сулейман вздохнул, достал из кармана бумажку и сказал:

– Понадобился немалый бакшиш и пронырливость, но вот адрес этого человека.

Он протянул Амире бумажку.

Сразу после ареста Ибрахима Сулейман по просьбе Амиры раздобыл список членов Революционного совета. Она просмотрела его и, указав на одно из имен, сказала, что ей необходим адрес. Теперь она могла действовать.

– Но кто этот человек, Амира? – мрачно спросил Сулейман.

– Может быть, через него Бог явит свое знамение… – с надеждой отозвалась она.

– Амира, – сказала Марьям, – ты должна пойти со мной. Ты тридцать шесть лет не выходила из дому – ты заблудишься, если пойдешь одна!

– Я найду свой путь, – спокойно сказала Амира, натягивая на голову мелаю. – Господь проведет меня.

– Куда ты идешь, скажи мне? Что за адрес дал тебе Сулейман?

Амира расправила у лица мелаю, так что теперь видны были только мрачные, горящие последней надеждой глаза.

– Лучше тебе не знать.

– Но найдешь ли ты?

– Сулейман объяснил мне, как найти.

– Я боюсь, Амира, – грустно сказала Марьям. – Времена такие тревожные. Даже старые друзья ведут себя странно: они спрашивают меня, когда мы с Сулейманом уедем в Израиль. А нам это даже в голову не приходило!

Три года назад сорок пять тысяч евреев покинули Йемен – отъезд получил название «Операция Волшебного Ковра». После этого многие считали, что последует массовый отъезд евреев и из Египта. Действительно, многие евреи уехали, – это было заметно по каирской синагоге, которая почти опустела. Но Мисрахи, имя которых значило «египтяне», считали, что Египет – их родина, к которой они приросли крепкими корнями, и вопросы друзей об отъезде в Израиль были им неприятны.

Амира попрощалась с опечаленной Марьям и, оставшись одна, посмотрела на портрет Али у своего изголовья и заговорила с ним:

– Я должна пойти в город. Если есть хоть один шанс спасти сына, я должна его использовать. Бог просветил меня, и Он меня охранит. Но мне страшно. Много лет твой дом был моим убежищем, моим укрытием. Душа моя была спокойна здесь…

Она вышла в сад и остановилась у калитки; зимнее солнце мягко согревало ее плечи. Она видела Элис, которая возилась в своем садике, где, благодаря ее заботливому уходу, росли английские цветы. Дети играли рядом с ней, но без прежнего оживления – они скучали без отца, особенно Ясмина.

Амира вздохнула, открыла калитку и вышла на улицу Райских Дев.

Элис рыхлила землю и безмолвно молилась: «Боже, спаси Ибрахима, и я буду ему хорошей женой. Я буду любить его и служить ему, рожу еще много детей. Я забуду свою обиду, забуду о том, что он не сказал мне о матери Закки, когда женился на мне. Только верни его домой».

Эдвард не был ей поддержкой в эти трудные дни – он был мрачен и погружен в свои мысли. Раньше она думала, что причина его озабоченности – влюбленность в Нефиссу, но теперь он на нее и не смотрел. И все время носит с собой револьвер – говорит, что британцам теперь небезопасно в Каире. Но ведь он и дома не расставался с револьвером.

• Предыдущая
• 30/101
• Следующая