Улица Райских Дев - Вуд Барбара - Страница 70

• Предыдущая
• 70/101
• Следующая

Камилия узнала слова, написанные ею десять лет назад: «Наша сексуальность бросает вызов их мужскому превосходству, – читала она, – и они подавляют нас, оставляя женщинам только три, по их мнению, достойных ипостаси: юная девственница, покорная и плодоносная супруга и пожилая матрона, миновавшая возраст деторождения. Они перекрыли нам все другие пути. Незамужняя женщина, имеющая возлюбленного, для них – шлюха. Одинокая женщина без любовника – лесбиянка. Они оскорбляют женщину, пытающуюся жить независимо, восстающую против мужского превосходства. Ибо в натуре мужчины подавлять то, что им угрожает или внушает страх».

– Боже, – хрипло простонал Хаким, – за что ты послал мне двух чересчур умных женщин!

– Это твое эссе, слово в слово, – заметила Дахиба Камилии. – А твое имя упомянуто?

– Нет. Подписано: Якуб Мансур.

– А, Мансур, – прошептал Хаким, поглаживая рукой саднящую шею. – Знаю. Он был арестован недавно за публикацию рассказа, в котором выражалось сочувствие Израилю.

– Должно быть, еврей, – решила Дахиба. – Евреям в наши дни в Египте трудновато.

Камилия вдруг вспомнила, почему имя показалось ей таким знакомым. Она вышла в соседнюю комнату и вернулась с одним из своих досье газетных и журнальных вырезок. Найдя пожелтевшую страничку с датой: 1966, она увидела слова «газель», «бабочка» и подпись «Якуб Мансур». Это была заметка о первом концерте Камилии.

– Он самый! – воскликнула Камилия. – Почему он напечатал мое эссе?

– Смелый поступок, – возразила Дахиба. Камилия посмотрела на часы:

– Где находится редакция этой газеты? Хаким отпил глоток чаю и хрипло сообщил:

– Аллея идет от улицы Эль-Бустан, это недалеко от Торговой палаты…

– Стоит ли тебе ехать туда? – забеспокоилась Дахиба.

– Не беспокойтесь, я возьму с собой Радвана.

Скромный офис небольшой газеты размещался в двух смежных комнатках. Одно из окон, выходящее на аллею, было разбито и заставлено фанерой. За письменными столами сидели двое мужчин, у дверей смежной комнаты стояла молодая женщина. Все трое обернулись к Камилии.

– Аль хамду лиллах! – приветливо сказала женщина, придвигая Камилии стул: – Мир и благополучие вам, саида! Мы рады вас видеть. Она позвала: – Азиз! – Из смежной комнаты вышел конторский мальчик. – Принеси чаю из лавки мистера Шафика.

– Да пребудут с вами мир, благополучие и благословение Бога! – вежливо ответила Камилия. – Могу я видеть мистера Мансура?

Из-за письменного стола встал мужчина лет сорока, полный, в мятой рубашке, лысеющий, в очках с металлической оправой. Он напомнил Камилии Сулеймана Мисрахи, и она подумала – как мало евреев осталось в Каире.

– Вы оказали нам большую честь, мисс Рашид, – сказал он с улыбкой.

Камилия не удивилась, что он назвал ее по имени – она привыкла к тому, что ее узнают незнакомые люди.

– Вы слишком добры, мистер Мансур, – возразила она.

– А вы знаете, что я писал рецензию о вашем первом концерте, четырнадцать лет назад? Мне тогда было тридцать, и я был убежден, что вы самая очаровательная танцовщица из всех, кто украшал наш мир. – Он бросил взгляд на стоящего в дверях Радвана и добавил: – Я и сейчас так думаю.

Камилия тоже обернулась к Радвану, надеясь, что он не счел пылкий комплимент нарушением пристойности: сириец считал своей обязанностью ограждать свою хозяйку от всяких проявлений фамильярности со стороны поклонников.

Появился мальчик с двумя стаканами мятного чая на подносе. Соблюдая этикет, собеседники обменялись фразами о погоде, о футбольных матчах, об экономических выгодах, которые принесла Египту Ассуанская плотина. Наконец, Камилия могла перейти к интересующему ее вопросу; достав из сумочки вырезку, она спросила Мансура:

– Откуда вы это перепечатали?

– Из книги вашей тети, – ответил он. – Я знал, что автор этого эссе – вы. Я решил, что сейчас это нужно напечатать, чтобы взбудоражить умы.

– Но ведь книга запрещена в Египте!

Мансур молча достал из ящика письменного стола книгу «Приговор: ты – Женщина».

– Вас могут арестовать, если книгу найдут у вас или догадаются, что вы сделали из нее перепечатку!

Он улыбнулся:

– Президент Саадат твердит о демократии, о свободе слова в Египте. Я предоставляю ему возможность доказать, что это не пустые слова.

Камилии импонировала мягкая ироничная манера Мансура, его непринужденное и вместе с тем уважительное обращение к собеседнице. Услышав о радикальной газете, она ожидала встретить громкоголосого агитатора и была приятно разочарована.

– Но вы подвергаете себя опасности этой перепечаткой, – заметила она.

– Однажды я слышал речь Индиры Ганди. Она признала, что женщина может иногда зайти слишком далеко, но это оправдано, если в результате ее выслушают.

– Вы не упомянули моего имени…

– Умышленно… Вас я не хотел подвергать опасности. Экстремисты, – он показал на разбитое окно, – эти юноши из «Мусульманского братства», фанатики в белых галабеях, взбесились бы, узнав, что это написано женщиной, к тому же мусульманкой. Я другого вероисповедания, мне это может сойти с рук. Главное – что ваши слова дойдут до читателей. Это написано великолепно!

Он улыбнулся, и под взглядом его темно-карих глаз Камилия почувствовала давно не испытанное волнение. В семнадцать лет она встретила у Дахибы человека, который ей понравился, но роман даже не начался, и с тех пор Камилия была равнодушна к мужчинам. Но в Мансуре есть обаяние… Интересно, женат ли он?

Джесмайн вышла из автобуса и остановилась у своего доме передохнуть. Сердце ее билось неровно – она не знала, как сообщить Грегу свою новость. Да, это известие выбьет его из колеи.

Она вошла в квартиру, в которой жила с Грегом уже семь с половиной лет, и увидела его в гостиной – он курил и разговаривал с друзьями. Как всегда, Джесмайн обрадовалась, что гости – мужчины. Когда они приходили с женами, Джесмайн должна была следить за собой – по каирской привычке ей хотелось увести женщин на кухню, оставив мужчин в гостиной. В Америке, хотя иногда приятельницы пили кофе с Джесмайн на кухне, обычно женщины сидели в гостиной вместе с мужчинами, но сама Джесмайн чувствовала себя в смешанной компании неуютно.

Однажды она призналась в этом Рашель Мисрахи, и та стала поучать ее:

– Ты же современная женщина, Джесмайн, врач. Ты должна забыть о египетских патриархальных нравах, вытравить их из своей памяти.

Но сегодня у Грега были только коллеги из отдела антропологии, и они увлеченно обсуждали какие-то профессиональные темы. Грег только сказал свое обычное «Хай», когда Джесмайн прошла мимо него на кухню, где швырнула в угол докторский халат и, заварив себе крепкого кофе, присела у кухонного столика. Она грустно улыбнулась, увидев десяток гвоздик в вазе, – Грег никогда не забывал купить цветы к годовщине смерти Элис. И каждый раз Джесмайн испытывала досаду и раздражение – ей не хотелось быть признательной. Бедный Грег, если бы она хоть чуточку любила его!

Она просмотрела почту – счета, приглашения на медицинские семинары, предложения из двух больниц занять вакансию, открытка от Рашель из Флориды и ничего из Египта.

Семь лет назад она получила обратной почтой свое письмо матери с припиской Амиры: «Дорогая, Элис умерла, Бог взял ее душу в рай. Она погибла в автомобильной катастрофе». Еще Амира сообщила об уходе из дома Захарии, который «отправился искать Захру, кухарку». Этой приписки Джесмайн не могла понять. После этого писем не было, только через шесть лет Амира прислала фотографию Мухаммеда, который уже поступил в университет. Очень красивый юноша, похожий на изображения христианских святых на иконах, мрачно глядел в объектив огромными светлыми глазами. «Он не кажется счастливым», – думала Джесмайн, и у нее щемило сердце. Еще была бандероль от Деклина Коннора, – вскрыв ее, Джесмайн обнаружила новое издание совместно переведенной ими на арабский язык книги «Вы решили стать врачом». Было и письмо, в которое Коннор вложил фотографии – он сам, Сибил и их сынишка. В письме он рассказывал, как они работают в Малайзии, пытаясь справиться с царящей там малярией. Тон письма был теплый, дружеский, без намека на влюбленность, которая вспыхнула между ними накануне разлуки и свелась к нежному объятию при последней встрече.

• Предыдущая
• 70/101
• Следующая