Улица Райских Дев - Вуд Барбара - Страница 78

• Предыдущая
• 78/101
• Следующая

– Я – коллекционер, – заявил он. – Собираю прекрасные вещи.

Хочет ли она выйти за него замуж? Она ринулась в Европу, чтобы вычеркнуть из своей жизни Якуба Мансура. Пять месяцев она выступала перед восторженными зрителями в отелях и ночных клубах Парижа, Мюнхена и Рима, но новые впечатления не изгнали из ее памяти воспоминание о нем. Она помнила, как он обнял ее, защищая и утешая, когда фанатики швырнули камень в окно редакции. Она помнила, как прильнула к нему, какое счастье ощутила, вдыхая его мужской запах. И сейчас он стоял перед ее глазами как живой – немного неловкий, старомодный, слегка лысеющий, с умным и добрым взглядом из-под очков в металлической оправе, и его поцелуй горел на ее губах. Наверное, забыть его она не сможет. «Но, – решила Камилия, – я с ним никогда не увижусь».

И особенно сейчас, когда вражда между коптами и мусульманами в Каире разбушевалась вовсю. Продолжаются столкновения, копты нападают на мечети, мусульмане – на церкви. Участники религиозных столкновений подвергаются аресту согласно новому закону, принятому правительством.

Разговор подошел к концу, оба собеседника – Рауф и Фахед – выглядели вполне удовлетворенными. Камилия обернулась к гостю и любезно спросила:

– Не желаете ли вы присутствовать на моем вечернем представлении в «Хилтоне», мистер Фахед?

– Клянусь бородой Пророка, да пребудет с ним благословение Божье – почту за счастье! А не согласитесь ли вы и ваши друзья поужинать со мной после представления?

Камилия колебалась – в ее памяти возникла улыбка Якуба Мансура и блеск его глаз под очками, – но учтиво ответила:

– С благодарностью принимаю ваше приглашение.

Как всегда, она овладела аудиторией, едва выйдя на сцену. Зрители, которые собрались за два часа до начала представления, встретили свою обожаемую танцовщицу с неистовым восторгом. Она была их богиня – в сиянии красоты и дорогих украшений – золота, серебра и жемчуга. Они – фанатично верующие. Когда она начала свое обычное вступление, кружась и плавно размахивая в воздухе покрывалом, они вскакивали с мест и кричали: «Аллах! О сладостная, как мед!»

Камилия смеялась и простирала руки, как бы обнимая зрителей, но смотрела только на первые столики, опасаясь заметить в глубине зала Якуба Мансура. Там был Фахед, и она ему улыбнулась.

Она отбросила покрывало и начала сексуальный танец. По животу ее словно проходили волны ряби, ягодицы вибрировали кругообразно, убыстряющимися движениями, в то время как руки она поднимала и разводила в стороны медленно и плавно. Она манила зрителей, она играла с ними, воплощая на сцене арабский идеал женщины – желанной, но недоступной. Мистер Фахед, сидящий за одним из столиков первого ряда, в элегантном темно-синем костюме, с золотым «Ролексом» на запястье и золотыми кольцами на пальцах, богатый, лощеный и элегантный, не сводил с нее глаз. Закончив танец, она снова послала ему улыбку. В громе рукоплесканий она вышла на авансцену, улыбаясь родным и знакомым, – и все-таки не удержалась и бросила взгляд в глубину зала – Якуба Мансура там не было.

Вступил оркестр, и она приготовилась к новому танцу. Музыка постепенно стихала, инструменты замолкали один за другим, и теперь играла только най – деревянная флейта Верхнего Египта, звуки ее грустили и завораживали. Боковое освещение выключили, Камилия на сцене в столбе света начала танцевать медленно, словно загипнотизированная томительными звуками флейты. Зрителям казалось, что она вьется словно струйка дыма, словно змея в плавном движении, в танце были томление и печаль. Танец окончился в громе аплодисментов, Камилия убежала за кулисы, на сцену выбежали танцоры ее ансамбля и закружились по сцене в бешеной пляске.

Камилия в своей костюмерной собиралась переодеться для ужина с мистером Фахедом, когда вдруг в комнату, задыхаясь, вбежал Рауф.

– Эти бандиты разгромили редакцию Мансура! – вскричал он.

– Как! Он ранен?!

– Не знаю. Сохрани нас Бог, это ужасно. Может быть, потому, что он напечатал статью Дахибы…

– Я поеду туда, – сказала Камилия, найдя свою черную мелаю из костюма народного танца. – Позаботьтесь о Зейнаб, возьмите ее к себе, вызовите Радвана, и пусть он не спускает с нее глаз.

– Камилия, я поеду с тобой! Но она уже ушла.

На Эль-Бустан царил хаос, полиции не удавалось разогнать толпу, запрудившую улицу. Камилия припарковала машину и начала пробиваться сквозь толпу. Когда она увидела обгорелое здание с грудами бумаги и осколками стекол перед ним, она побежала.

Якуб был внутри, с ошеломленным взглядом он ворошил дымящиеся бумаги.

– Хвала Господу! – вскричала Камилия, кидаясь к нему.

Набившиеся в помещение люди, узнав ее, изумленно восклицали: «Аллах!» Они не понимали, почему их божественная Камилия плачет в объятиях бунтовщика и нечестивца.

Она ощупала лицо и голову Мансура. Очки были разбиты, из раны на голове сочилась кровь.

– Кто посмел вас ударить?

– Не знаю, – ответил он удрученно.

– О, почему люди не могут жить в мире?

– Не могут… – вяло повторил он и вдруг осознал ее присутствие. – Это вы! Вернулись из Европы! – И он увидел под раскрывшейся черной мелаей розовый шифон и сияющие жемчуга. – Сегодня было ваше представление! Но зачем вы здесь?!

– Когда мне сказали… – Она не докончила. – Вы ранены, я отвезу вас к врачу.

Но он взял ее руки в свои и, глядя в ее глаза, твердо сказал:

– Камилия, вы должны немедленно уйти отсюда. После вашего отъезда в Каире начались аресты. Саадат решил очистить Каир от интеллектуалов и либералов, деятельность которых называют теперь подрывной. Издан новый закон об охране национальных святынь. По этому закону людей арестовывают и бросают в тюрьмы без всякого суда. Срок тюремного заключения неограниченный. На прошлой неделе арестовали моего брата, вчера – писателя Юссефа Хаддада. Я не знаю, кто разбомбил редакцию – мусульманские братья или правительственные силы. Но вам нельзя оставаться со мной, вы в опасности!

– Я не могу оставить вас! И вам нельзя возвращаться домой. Я отвезу вас к себе, моя машина на улице Эль-Бустан. – Она порывисто схватила его за руку, и они выбежали из обгорелого дома.

Якуб стоял на балконе квартиры Камилии и вдыхал освежающее дыхание ветра с реки. Камилия промыла и перевязала его рану, сейчас она в комнате слушала радио. Опершись на железные перила, он смотрел на темный Нил, по которому сновали фелуки. Он сожалел, что находился здесь, подвергая Камилию опасности.

– Никаких сообщений, словно на Эль-Бустан ничего не произошло, – сказала Камилия, выходя из комнаты на балкон. Она сменила свой танцевальный костюм на белую галабею с вышивкой золотом по вороту и на рукавах. Она сняла грим и освежила лицо холодной водой, но кожа горела, и она вся была охвачена лихорадкой. Когда она перевязывала голову Якуба, колени их на софе соприкасались, а когда она касалась его кожи, ее словно ударяло электрическим током.

Вспомнив об изысканном и богатом Набиле эль-Фахеде, она поняла, что этот человек способен был бы пробудить в ней страсть не в большей мере, чем его антикварные кресла. Она пылает страстью к Якубу Мансуру, который так еще и не пришил к рубашке оторванную пуговицу. «Что же теперь?» – думала она, стоя рядом с ним на балконе и глядя на его профиль. Она чувствовала, что приближается неотвратимое счастье, – вот сейчас спадет завеса, скрывающая его грозный лик.

Якуб Мансур смотрел на звездное небо.

– Завтра появится Сириус, – сказал он. – Он засияет рядом с этими тремя звездами, – вон там, на горизонте, смотрите! – показал он.

Камилия стояла рядом с Мансуром, его голос был переполнен нежностью. Волнами налетал свежий нильский ветер.

– В древности, до рождения Иисуса, – продолжал он, – Сириус почитался как воплощение бога Гермеса. Египтяне праздновали появление на небе Сириуса как возрождение юного бога, а его звезды-спутники звали «Три мудреца». – Он замолчал и вдруг решился: – Я люблю вас, Камилия. Я хочу коснуться вас.

• Предыдущая
• 78/101
• Следующая